Пристойное поведение (СИ) - Вечная Ольга - Страница 55

— Я приду за вами через полчаса, отдыхайте, — хохочет над нами экскурсовод, показывает знак Егору, что он в сговоре, затем забирается на коня и резво удаляется в сторону леса.

— А-а-а! — вопит Егор, заходя по пояс в ледяную воду. Наскоро обмывается, а затем ныряет. — У- у-у, хорошо! Иди же сюда, трусиха!

— Да ни за что! — разувшись, кончиком большого пальца на ноге я опасливо проверяю воду.

Несмотря на осень, с погодой нам повезло, в воздухе уверенно держится градусов двадцать пять. Озеро прозрачное, значительно теплее впадающей в него речушки. Егор заплывает на середину, встает в полный рост, вода едва достает ему до груди.

— Ну же! — кричит он.

— У нас даже полотенец нет!

— Не будь занудой! — он брызгает в меня водой, и хотя капли физически не в состоянии долететь с такого расстояния, визжу и отпрыгиваю. А затем… да к черту все! Хочется ли мне этого? О да! Еще как. Так чего ломаться? Оглядевшись и убедившись, что поблизости по- прежнему только лошади да белки с ежиками, я торопливо снимаю с себя одежду, аккуратно складываю стопочкой. Затем под одобрительный оглушительный свист Егора — все-то он может и умеет — стягиваю белье, прячу его в рукав кофточки, и, соорудив из косы шишку на макушке, очень медленно и осторожно захожу в воду.

Он ждет. Глядит на меня, не отрываясь. Не подгоняет. Просто молча стоит, пока привыкаю и настраиваюсь. Это длится несколько минут, после чего, наконец, решаюсь и плыву.

Не так ужасно, как можно было себе представить. Терпимо.

Доплываю до Математика, скольжу ладонями по его горячему телу, а он в ответ обнимает меня. Мои зубы стучат так громко, что внятно говорить невозможно в принципе, тут покорителю «выдр в тундре» не совладать с речью, куда уж мне! Замечаю, что его губы тоже посиневшие. Мы оба улыбаемся, отбивая челюстями замысловатые ритмы. Неуклюже целуемся, стукаясь зубами. Я обвиваю его бедра ногами, щипаю ягодицы. Нам обоим безумно холодно. И хорошо.

— О, я голая, а у тебя едва стоит, — нащупываю его под водой. Озерский смеется.

— Я вообще удивлен хоть какой-то реакции в нечеловеческих, абсолютно не приспособленных для размножения температурных условиях.

Закатываю глаза. Замерз, а все равно выпендривается.

— Я от тебя без ума, — говорю ему невнятно. Он пытается разобрать слова, не может. — Выдры в тундре, блин!

Снова целуемся, а после посылаем романтику к черту и с дикими воплями пулей вылетаем на берег, сжимаясь от адского холода, растирая плечи и бока, покрывшиеся мурашками.

— Псих, мы заболеем! — ругаюсь я, дрожа всем телом. Он протягивает мне свою футболку, которой я поспешно обтираюсь, превратив ее в мокрую тряпку. Натягиваю трусы, штаны, сверху кофту. Егор отжимает свою майку и по возможности обтирается ею, после чего тоже одевается. Его джинсы с трудом налезают на еще мокрое тело. Озерского бьет крупная дрожь.

Рискуя затушить костер, мы бросаем в него сразу кучу веток, а потом сидим рядышком, греемся, наблюдая, как он разгорается, потрескивая. От лежащих рядом шампуров пахнет сосисками. Математик обнажен по пояс, его футболка сушится на ветке ближайшего дерева.

— Замерз, — шепчу, растирая его плечи, осыпая их поцелуями.

— Согреешь?

— А как же.

Прежде чем снова обниматься, мы долго дышим друг другу на ладони. У Егора в рюкзаке чудом обнаруживается четушка виски, и мы по очереди делаем несколько глотков. Это так… глупо, по-детски. Но и хорошо одновременно. Удачно мы своровали у судьбы еще один уютный денечек, не думая о последствиях. Не думая ни о чем на свете. Егор прав: ни окружающие люди, ни даже его жена, которой в браке не хватало острых ощущений, не смогут нас разлучить. Только мы сами, придавая некоторым вещам большее значение, чем следовало бы.

В гостиницу возвращаемся уставшие, вымотавшиеся, но довольные. Решаем посмотреть перед сном фильм, но вырубаемся в первые полчаса.

На рассвете Егор уезжает на вокзал — в обед ему необходимо появиться перед Санниковым- старшим — а я побуду здесь еще сутки с дядей, после чего его старший сын поможет нам сесть на поезд и проводит до Москвы. Непостижимым образом дяде удалось помириться с бывшей женой и детьми после более чем пятилетней холодной войны. Уж не знаю, простили они его из-за обещанных в наследство денег или просто пожалели, своими глазами увидев, насколько плачевно стал выглядеть некогда могучий и уверенный в себе мужчина. Независимо от причин, я благодарна им за согласие пойти на мировую. Когда уход неизбежен, очень важно сделать это правильно, чувствуя поддержку близких. И любовь.

Егор пообещал, что после работы заскочит к маме, поможет договориться с прорабом — мы, наконец, начали ремонт, и помощь мужчины, даже если он просто помелькает перед глазами рабочих, лишней не станет. Мама слишком мягкий и скромный человек, всю жизнь проработала медсестрой в поликлинике, несколько раз отказывалась от повышения, уверяя, что не справится. Она успешно училась на врача, но на третьем курсе родила меня, после чего сразу пошла работать, бросив учебу. За это время, в том числе благодаря отцу, растеряла амбиции и уверенность в себе. Перед мужчинами она робеет, и я переживаю, как бы прораб этим не воспользовался. Недюжинную силу мама показывает, только если дело касается меня — тут уж она любого разорвет в клочья. В отношении же себя готова терпеть любые обиды и унижения, принимая их как должное, и я презираю отца в том числе за то, что ни разу не поверил в нее, не подтолкнул к успеху. Умом понимаю, что ее вины не меньше — давно бы разорвала с ним отношения, которые мало того, что не приносят радости, так еще и загоняют в угол, — но мне, как дочери, проще обвинять именно отца. Я точно знаю, что мама всегда примет мою сторону, что бы ни случилось, и я для нее сделаю ровно то же самое.

Следующий день проходит неплохо, напоследок дядю провожает куча родственников. Первая жена удивляет, поцеловав его в щеку на прощание. Максимка машет рукой и передает привет Егору, который, судя по всему, очаровал его.

Ночь в поезде получается бессонной из-за храпящих соседей, поэтому, проводив дядю, его сына и Римму Владимировну, я сразу беру такси до дома, где засыпаю, едва голова касается подушки. Будит звонок с мобильного. Егор. Черт, я же ему не отписалась, что все хорошо. А на часах полшестого вечера! Понимаю, что проспала весь день. Наверное, он злится.

— Да? — отвечаю на вызов. — Сейчас все объясню, не ругайся только.

— Вероника, — говорит непривычно серьезно, — помнишь, ты рассказывала про своего парня? Генка, кажется. Так из-за чего вы расстались? Кажется, не упомянула.

Резко сажусь на кровати, отчего слегка кружится голова. Неожиданно.

— Эм, ты позвонил ради этого? Спасибо, Егор, добралась без приключений. Так и знала, что будешь волноваться.

— Ты ему изменила? — рубит он будто не своим голосом. Холодным. Я мерзну сильнее, чем когда купалась в горном озере.

— Погоди, я объясню. Там не все так просто, — спросонья подбираю слова.

— Да или нет?

— Егор, не по телефону. Приезжай, я расскажу, — сама начинаю злиться. Что он себе позволяет, в конце концов?

— Да или нет, мать твою? — рычит.

Давящий тон обижает до слез. Я такого не заслужила. Он не имеет никакого права говорить со мной настолько неуважительно. А еще — откуда он узнал? Рылся в моем прошлом? Собирал информацию?

— Иди в задницу, — отвечаю сквозь зубы.

— Просто скажи мне, что «нет», — смягчается. — Пожалуйста. — Я молчу, сердце разгоняется. Несколько секунд в трубке тихо. — Вероника? — он переспрашивает. — Ты здесь?

— Егор, там долгая история, — я не могу ему лгать, но и правда совсем не такая, какую он может себе надумать. — Давай не по телефону.

— Ясно, — он кладет трубку. И его «ясно» мне совсем не нравится. Более того, слова приводят в ужас. Я тут же перезваниваю, но он сбрасывает. А потом недоступен.

Несколькими часами ранее