Куклу зовут Рейзл - Матлин Владимир - Страница 40
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая
Она посмотрела на меня снизу вверх жёстким взглядом:
— Ни в какое посольство я в Риме не пойду, даже не подумаю. Нужны они мне! Чтобы отправили под охраной в Рашку, а там в тюрьму, да?
Я совершенно опешил. Передо мной был другой человек. Где та девчушка, которая рыдала час назад в подворотне у меня на груди? Злые глаза, острая мордочка, как у хорька…
— Что же ты в Риме будешь делать?
— Жить. Как жить? А как сумею. Опять работать стану.
— Работать? Ты имеешь в виду… — я замялся.
— Ну да. А что я ещё-то могу? И где ещё я такие деньги заработаю?
Больше всего на свете я боюсь цинизма, перед ним я бессилен. Можно спорить с любыми доводами, но цинизм переводит весь разговор как бы в иную плоскость, где уже нельзя взывать к совести, приличию, морали…
— Только что на твоих глазах твоя подруга погибла от этого образа жизни. Сама ты от страха полуживая. Неужели мало?
— Галька заболела, это с любым может случиться, где угодно. А что хорошего в жизни, какой они там живут? Мои родители, например? Ничего нет, ни на что не хватает, купить туфли — проблема… Да от такой жизни на что угодно пойдёшь. И не учите меня морали: «как не стыдно, ты отребье общества, ты форменная блядь»… Пускай блядь, зато живу по-человечески. Я за один вечер зарабатываю больше, чем мой отец за месяц, ясно? А вы все… Знаете что? Идите вы все на хер!
С этими словами она повернулась и побежала к вагону, сумки раскачивались на ходу и били её по спине и по коленям. Я постоял, подождал, пока поезд тронулся, и пошёл в кассу, чтоб купить билет на завтрашний поезд в Милан. Там я рассчитывал сесть на первый же самолёт в Нью-Йорк.
…Прощай, Венеция! Ты прекрасна и в ноябре.
Кампус
Если бы не компьютер, Джефф сам справился бы со своими вещами, но чемодан, сумку и ящик с компьютером он поднять не мог, и когда к нему подскочил паренёк с эмблемой университета на груди и предложил помощь, Джефф её принял с благодарностью. А потом, пока поднимались на второй этаж и отыскивали нужную комнату, мучился вопросом: следует дать парню на чай или нет? С одной стороны, он тащил компьютер на второй этаж, тяжело ведь, а с другой — он как бы официальный представитель университета, их там целая бригада студентов с эмблемами, встречают первокурсников, помогают расселиться — наверное, это их общественная работа.
Нашли нужную комнату, и парень распахнул дверь, пропуская Джеффа: «Пожалуйста!»
Комната была небольшая, но с высоким потолком и широким окном. Две кровати по стенам, два письменных стола, два рабочих кресла, этажерка и ещё два стула.
— Какая же кровать моя? — спросил Джефф.
— А какую выберешь, та твоя. Ты ведь вселился первым.
Джефф выбрал ту, что дальше от двери, и парень с облегчением опустил ящик с компьютером на его письменный стол.
— Всего лучшего на новом месте. — Он хлопнул Джеффа по спине и заспешил к выходу. «Как хорошо, что не полез к нему с чаевыми», — подумал Джефф. Он ещё раз осмотрел комнату, заглянул в ванную — скромно, но чисто. Окно выходило на центральную аллею, вдоль которой громоздились учебные корпуса, построенные в стиле 50-х годов прошлого века, но это нисколько не диссонировало с огромной готической башней, где (Джеффри знал это из рекламных проспектов университета) помещались актовый зал и библиотека.
Ему всё нравилось, а предстоящая студенческая жизнь волновала неизвестностью. Джефф принялся распаковывать багаж, развешивать одежду в стенном шкафу, раскладывать в ванной туалетные принадлежности. Всё это он делал, ни на минуту не забывая о соседе по комнате, который вот-вот появится и имеет здесь такие же права, как Джефф. Поэтому он занимал в шкафу половину вешалок, в ванной — половину шкафчика, на этажерке — половину полок. О своём соседе Джефф не знал ничего, кроме имени, обозначенного рядом с его именем на входной двери: Рамил Аткинс.
Джефф решил пока не распаковывать компьютер и обустройство на новом месте завершил расстановкой на письменном столе семейных фотографий. Отец и мама в одинаковых рамках разместились слева, ближе к кровати; ещё он привез большую семейную фотографию, где было запечатлено семейство Куперов в полном составе: с бабушкой, младшими сёстрами, папиным братом, маминой сестрой — короче говоря, все-все. Он нашёл место для фотографии рядом с компьютером, но… посмотрел ещё раз на хорошо знакомое изображение и задумался.
Семья Куперов была сфотографирована в памятный день его бар-мицвы, в синагоге, на фоне разукрашенного шкафа для хранения свитков Торы. У всех мужчин, как и у самого Джеффа, на головах были шапочки. Выставить эту фотографию для общего обозрения означало открыто заявить о своём еврействе, и тут Джефф… Нет, он не скрывал своей принадлежности к евреям, но одно дело не скрывать, а другое — вот так во всеуслышание заявить. Ведь в комнату будут заходить посторонние люди, да и кто знает, что собой представляет этот Рамил Аткинс… В последнее время много писали об антисемитизме в университетских кампусах, где всё большее влияние приобретали всякие арабские, мусульманские, палестинские и просто экстремистские группы. Родители просили быть осторожным, а бабушка смотрела на него полными слёз глазами, как будто он уезжал не в американский университет, а в предвоенную Польшу.
Джефф так и сидел, задумавшись, с фотографией в руке, когда дверь с шумом распахнулась и в комнату вошёл высокий человек с дорожной сумкой на плече. Джефф поднялся навстречу:
— Рамил?
— А ты Джефф?
Вошедший прикрыл за собой дверь, сбросил с плеча сумку и с протянутой для рукопожатия рукой шагнул навстречу:
— Приятно познакомится. Вот ты какой… — Он хлопнул Джеффа по плечу. — Комната, вроде бы, неплохая, а?
— Я вот разместился на этой кровати и стол занял вон тот… Ты не возражаешь?
— Мне всё равно, занимай, что хочешь. А телефон работает?
Не дожидаясь ответа, он снял трубку, прислушался:
— Работает. Это важно. Я ожидаю много звонков, так что заранее извиняюсь. А это что у тебя за ящик?
— Компьютер. Новый.
— Здорово. А я никак не осилю. Третий год хочу купить и никак не осилю…
Джефф исподтишка приглядывался к нему. Смуглая кожа, но не чёрная, черты лица… не похож ни на негра, ни на белого. Глаза карие. Выражение лица приветливое, спокойное, даже уверенное. Он явно старше, может быть, лет на пять.
— У меня идея, — заявил Рамил. — Давай всё здесь оставим как есть и пойдём прогуляемся по кампусу. Оглядимся. Поищем, где пива можно выпить. За пивом поговорим, познакомимся. Ведь нам с тобой долго предстоит соседствовать. Как ты?
— Можно, конечно, — неуверенно ответил Джефф, — но только мне пива не продадут: в этом штате разрешается с двадцати одного года, а мне ещё девятнадцати не исполнилось.
— Не беда, — подмигнул Рамил. — Мне больше чем двадцать один. Я куплю для тебя. А то если все их законы соблюдать…
Рамил махнул рукой и засмеялся.
— Ладно, пойдём, — согласился Джефф и, когда Рамил направился к двери, незаметно сунул под подушку фотографию своего семейства.
Первый месяц в кампусе прошёл для Джеффа как в тумане. Нужно было запомнить столько новой информации — голова пухла. Джефф постоянно путал здания, не мог отыскать нужную аудиторию, опаздывал на занятия. Подобное случалось и с другими первокурсниками, а он к тому же набрал трудных предметов и теперь не знал, как от них избавиться. Вообще-то, с самого начала было решено, что он будет специализироваться в экономических науках; такое решение горячо поддерживал отец, у него у самого было экономическое образование. А это означало, что нужно изучать математику, статистику и всякие другие «тяжёлые» предметы. Но не всё же сразу!.. Джефф явно не рассчитал силы, записавшись на три сложнейших курса по математике, экономической статистике и демографии, и теперь, пока не поздно, пытался переделать свою учебную программу.
- Предыдущая
- 40/69
- Следующая