Level Up. Рестарт - Сугралинов Данияр - Страница 2

Для многих из нас реальной жизнью давно стала жизнь игровая. Мы, как настоящие хардкорные игроки-задроты, именно в игре жили, общались, социализировались, добивались целей. В игре все твои действия оцифрованы в обоих смыслах и любое действие или бездействие поощряется вполне ощутимым опытом, золотом, очками достижений, репутации или наградой за закрытый квест. Это делает твои отношения с игровым миром честными и понятными. Наверное, поэтому я стал целеустремленным в игре, а не в жизни.

И именно поэтому нам было важно пройти рейдовый инст[7] именно в эту ночь, пока нас не опередили другие кланы.

Не прошли…

В реальном мире уже рассвело, когда мы завершили рейд и разошлись. Я на короткое время уснул с недопитой бутылкой пива в руке, но был разбужен вставшей Яной.

Один мой друг заметил, как «совы» очень корректно, заботливо и бережно относятся к «жаворонкам», когда те рано засыпают: «Тише-тише, люди… человек же спит. Давайте одеялом укроем». И как откровенно по-хамски ведут себя «жаворонки» по отношению к «совам», мирно спящим до полудня! Яна – не исключение.

– Панфилов, просыпайся! Иди завтракать! Опять всю ночь играл?

Жена включает телевизор, распахивает окна и перемещается на кухню громыхать сковородой. Оттуда слышится ее голос:

– Панфилов! Я на работу опаздываю! Вставай!

Совместный завтрак – наша нерушимая традиция, заложенная во времена совместных бессонных ночей то в постели, то в игре. Потом Янка окончила институт, получила диплом, нашла работу, и наши режимы дня стали несовместимы. Но завтракали мы всегда вместе.

Чрезмерно бодрый закадровый голос из рекламы стирального порошка разум воспринимает как безусловную помеху, которую надо срочно устранить, пока она не расплавила мозг. Я, не открывая глаз, на ощупь нахожу пульт и снижаю громкость.

Потом добираюсь до ванной, включаю воду, обжигаюсь, чертыхаюсь, просыпаюсь, добавляю холодной, умываюсь и чищу зубы. Из зеркала на меня недобро и исподлобья смотрит двадцать четвертая реинкарнация помеси гоблина и орка.

– Все-таки стоит побриться, – думаю я. – Как-нибудь. На днях…

Мы молча завтракаем, сидя напротив друг друга за маленьким обеденным столиком у стены. Я вяло пережевываю омлет, а Янка – пьет кофе, одновременно рассматривая себя в зеркальце и красясь.

Вспоминаю, как с ней познакомился. Случилось это в Игре, когда я, скучая в ожидании рейда, летал на своем огненном фениксе по Калимдору и увидел в локальном чате крик о помощи от жрицы невысокого уровня с ником «Хильяна». Маленькую жрицу обижал плохой ордынский ганкер[8]. Пришлось вмешаться и выручить, после чего она внесла меня в список друзей. Следующие пару месяцев я помогал ей с прокачкой персонажа, мы стали общаться в голосовом чате, пока не выяснили, что живем в одном городе. Я пригласил ее в наш клан, и на очередной клановой попойке мы познакомились в реале…

– Тебе что, нравятся блондинки? – нарушает тишину Яна.

Я мешкаю с ответом. Блондинки мне нравятся. Но так же мне нравятся брюнетки, шатенки и рыжие. В студенчестве я был влюблен в девушку с синими волосами, и когда она обрилась наголо, любил ее не меньше.

Родной цвет волос Яны – каштановый, но в данный момент она жгучая брюнетка.

– Мне не важен цвет волос. И не важно, кто мне нравится! Последние… э-ээ… четыре года я люблю только тебя.

Сам понимаю, насколько неестественно это прозвучало. Яна недоверчиво хмыкает:

– Ну да, как же. А в книге ты пишешь о блондинке. Хорошо хоть, помнишь, сколько мы вместе!

Я давлюсь только что откушенным куском бутерброда с сыром и колбасой. Действительно, в книге главный герой влюбляется в блондинку. Но то главный герой, а тут – я. Откашлявшись, прожевав и проглотив, отвечаю: «Это не я так считаю. Это главный герой».

– Гер-р-рой – штаны с дырой, – тянет она.

Недокрашенный глаз придает ей черты Двуликого, бывшего окружного прокурора Готэм-сити. С ее носка слетает тапка – нервничая, она всегда раскачивает ногу.

– Герой книги, ты же понимаешь? Просто я пишу от первого лица, мне так удобнее.

– Врешь ты все, Панфилов. Я тебя насквозь вижу, вон уже краснеешь и рука дрожит.

Рука дрожит не поэтому, это тремор с похмелья, но она права. Вру.

– Ладно, пейсатель, – она намеренно искажает слово, – мне пора на работу.

Обдает меня приторно-возбуждающим шлейфом духов, чмокает в губы и уходит.

Хлопает дверь.

Я смотрю на бутерброд в руке. Есть совершенно не хочется. Хочется спать.

Кладу голову на руки и осматриваю нашу кухоньку съемной «двушки», в которой воцарился дух уныния и нищеты. Над раковиной обвалилась плитка, из крана с убийственной монотонностью капает, сломанная дверца духовки всегда открыта. Плита в бурых разводах, а рыжевато-серый от табачного дыма потолок нависает так депрессивно, что хочется прямо сейчас выйти через комнату на балкон, сесть на его рассохшиеся деревянные перила, свесить ноги на улицу, поболтать ими и спрыгнуть вниз…

Встаю. Оставив грязную посуду на столе, выхожу из кухни и иду на балкон. Яркий солнечный свет бьет по глазам. Щурюсь, потягиваюсь, прогоняя ломоту из одеревеневшего тела, и лезу в карман за пачкой сигарет.

Пачка пуста. Горестно матерюсь и вздыхаю. Уже не хочется ничего. Постабстинентный синдром в классическом проявлении. Я переваливаюсь через перила балкона и с восьмого этажа смотрю вниз на двор. В жидко-стальной луже быстро проплывают облачка, а ее поверхность манит. На мгновение в разрыве между пробегающими облаками мелькает луч солнца.

Слепну, но словно получаю заряд.

В глазах плывет. Зрение дает сбой: передо мной мелькают мушки в виде каких-то знаков, символов и цифр. Присаживаюсь на старую раздолбанную шатающуюся табуретку и протираю глаза.

Проморгавшись, решаю выйти на улицу и пройтись до магазина, чтобы купить сигарет, кофе и, вернувшись, засесть за книгу, которую никак не закончу.

Почему-то мне кажется, что стоит ее дописать, так сразу все у меня наладится.

Просто надо закончить книгу.

Осторожно перепрыгиваю лужи, чтобы не промочить ноги. Левая кроссовка просит каши, но починить лень. Сдать в ремонт – нет лишних денег. Купить новые кроссовки? Есть расходы поважнее – аренда квартиры, коммунальные услуги, оплата Интернета, продукты, в конце концов. Хотя, будь моя воля, я бы сначала купил кроссовки, но семейный бюджет в надежных Янкиных руках.

Двор у нас прямо эталонный для этого района. Асфальт разворотили, провели раскопки водопроводных труб, закопали. За пару лет утрамбовалось, но при первом дожде превращается в болото. Грязь, мусор, летающие по двору пакеты, сколотые бордюры, чахлый кустарник, протянутые веревки с развешенным бельем, щербатые разнородные окна и балконы, – и рад бы порадоваться глаз, да нечему. Разве что преддверие лета и распускающаяся зелень деревьев создают со школьных времен особое, предканикулярное настроение.

Там, где когда-то подразумевался детский городок, прочно обосновались местные забулдыги. Часть из них – мои ровесники, застрявшие в подростковом развитии. Другие – помладше, на побегушках у них. С ними же сидит Ягоза, авторитетный в этой локации сухощавый мужик неопределенного возраста, синий от наколок, в трико с растянутыми коленками и в зеленой футболке на три размера больше с принтом Че Гевары. Этот у них за главного. Лениво потягивает алкогольный коктейль из смятой банки, одновременно дымя сигареткой. Ягоза пьет «Ягу» – картина маслом.

Скучают, страдая от безденежья и безделья. Отсюда вижу, как им хочется выпить – «Яга» не в счет, это для них так, вместо воды.

Один раскачивается на турнике, изображая гимнаста. Заметив меня, он спрыгивает, сплевывает на руки и трет ладони друг о друга.