Создать Веру - убить Веру (СИ) - Подымалов Андрей Валентинович - Страница 24

— Дай ему, Савл! Дай ему!

В моем мозгу, как вспышка молнии, пронеслась картина: худой усталый человек с фанатично горящими глазами сидит с пером в руке, а на свитке хорошо видна надпись «Послание к Галатам святого апостола Павла».

— Павел… Новый апостол новой церкви… Благодаря тебе она сильно укрепится… Я вижу твое будущее, Павел.

Я с хрипом выдавливал из себя слова, глядя ему в глаза. Савл побледнел, выронил из рук камень и заикающимся голосом произнес:

— Чт-т-о т-ты ска-а-зал?

— Иди… Твое будущее уже ждет тебя…

Я не заметил, что наша процессия стоит уже несколько минут, а в воздухе повисла тишина. Тот же взвывающий голос снова запричитал:

— Не верь ему, Савл! Он и тебя обманет!

Воспользовавшись передышкой, я устало сказал:

— Я еще никого не обманул… Завтра вы узрите чудо и поверите.

Савл затравленно огляделся, потом бросился бежать и сразу затерялся в толпе.

Сотник отдал команду, и мы снова двинулись в путь. Стоявшие вдоль дороги люди теперь уже молчали, никто не пытался ничего кидать.

Во рту у меня давно все спеклось, воздух с хрипом вырывался из легких, горло, казалось, представляло собой одну саднящую рану. В глазах все померкло, их заволок сплошной красный туман, и я повалился ничком прямо на дорогу.

Очнулся я от того, что мне на лицо тонкой струйкой текла прохладная вода. Я потянулся к ней ртом, но вода неожиданно закончилась. Я открыл глаза: передо мной на коленях стояла молодая женщина с кувшином.

— Пить, — прохрипел я.

Она растерянно пожала плечами, показывая, что кувшин пуст.

— Вставай, — подошедший солдат ткнул меня тупым концом копья.

Я вставал долго. Сначала подобрал под себя колени, потом, опираясь на дрожащие руки, поднялся на четвереньки. Дальше я навряд ли бы смог подняться: крест прижимал меня к земле, — но поймал внимательный взгляд сотника. Под этим взглядом, в котором были и насмешка, и ирония, и любопытство, я не мог оставаться в таком положении. — И я — встал. Сделал шаг, другой, покачнулся, но устоял на ногах.

Неожиданно сотник обернулся к зевакам и показал копьем в сторону тучного человека с широким масляным лицом и жирным подбородком.

— Эй, ты, это твой дом?

— Да, мой, господин.

— Принеси кувшин воды.

— Простите, господин, но у меня сейчас нет в доме воды… Тем более, для этой собаки.

Сотник обернулся ко мне.

— Видишь, царь иудейский, для тебя даже воду жалеют… И вот за таких, как он, ты отдаешь свою жизнь? Впрочем, неудивительно, жид — он и есть жид.

— Это Вечный жид, — пробормотал я.

— Почему вечный?

— Он вечно будет скитаться, вечно искать пристанище и вечно будет испытывать жажду.

— Опять ты о своей вечности… Скучно.

— Давайте я вас напою, — это опять та же женщина с новым кувшином, полным воды.

* * *

… На гору мы поднялись, когда солнце уже стояло в зените.

С моих плеч сняли лямки, и положили крест на землю. Но не успел я перевести дух, как несколько сильных рук подхватили меня и положили на крест: сотник уже устал и не хотел затягивать казнь.

Надо мной трудились мастера своего дела. Железный крюк плотно вошел под мою правую лопатку. Я задохнулся от острой боли, и тут же в груди захрипело, а на губах выступила кровавая пена: крюк зацепил легкое.

С этого момента все мои чувства слились в одно сплошное ощущение боли. Каждая клетка моего тела кричала об этом. В мозгу пылал всепожирающий огонь.

Мои руки развели на перекладину, и тут же острые жала гвоздей пробили запястья. Деловито застучали молотки, отдаваясь тысячекратным набатом в ушах. Боль, казалось, рождала боль. Она множилась, растекалась, дошла до ног — гвозди вошли в голени. Сознание мутно отметило это как еще один источник боли, но никак не желало отключаться.

Крест начали поднимать, и тут кто-то закричал:

— Подождите, я ему царскую корону надену!

Перед глазами возникло чье-то злорадное лицо, и на мою голову напялили горшок, набитый колючками терновника, и сильно вдавили. Голову пробили сразу десятки молний, острые и безжалостные шипы рвали кожу. По лицу потекли ручейки крови, заливая глаза.

Крест поставили вертикально и захлопотали внизу, забрасывая яму землей и утрамбовывая ее.

Сознание стало покидать меня, но я все еще балансировал на грани яви. Добавилась еще одна точка боли: обмякшее и обвисшее тело не могут удержать лишь крюк и гвозди. На крест прибивается небольшой брусок, на котором укрепляется толстый, слегка заостренный кол. Когда тело обмякает, распятый как бы полусадится на этот кол и тогда уже надежно держится на кресте.

Сначала я молча взывал к Богу, моля его о милосердии и помощи. Но, когда сознание стало путаться, мои призывы сами собой стихли. Я смирился со своей участью… И вдруг то знакомое облако тепла и любви снова окутало меня. И сразу ушла боль, мне стало легко и спокойно. Я плакал от счастья и не знал, что, смывая засохшую кровь, они превращаются в красные ручейки, стекая по лицу.

Кто-то внизу испуганно закричал.