Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 70

— Замечательно, — усмехнулась Эмили. — Я получила оргазм, слушая Эбби.

— Фридрих Ницше тоже был одержимым, — обвела взглядом нас Ева. — У него была мания величия. А под конец жизни философ мог составлять лишь простейшие фразы.

— Это печально, — сказала Долорес. — Учитывая оставленную нам идею новой морали. Но и Хемингуэй не далеко ушел. Он страдал умственным расстройством.

— По-моему, он перенес много сеансов электрошока, — подмяла я ноги под себя, поудобней устраиваясь на диване. — И сказал, что врачи уничтожили его капитал, разрушив его мозг, и выбросили его из собственной жизни.

— Давайте поговорим о чем-то другом, — взмолилась Стейси. — Конечно, замечательно, что мы все такие умные, и чтобы вы не думали, что я не подхожу этому высшему обществу, я знаю также нескольких представителей. Таких как Франц Кафка, у которого был невроз. Жан-Жак Руссо, у которого была паранойя, но, милые мои девочки, давайте мы поговорим о сексе и алкоголе, от которых я отказалась на определенное время, и о нашей поездке в Италию.

— Вот, — поднялась Ева с места. — Поехали в Италию.

— Навсегда, — улыбнулась Долорес.

— Хватит на сегодня романтических бесед, — сняла я туфли и снова заняла прежнее положение. — Остальное время мы уделим выпивке.

— Слава Богу, — засмеялась Долорес. — Серьезно. Я поверила в Бога.

Я помню, как открыла дверь квартиры и дошла кое как до спальни. Утром сходила в душ, вымыла волосы, почистила зубы и выпила, наверное, не меньше трех литров воды. Текила, смешанная с абсентом, и в конце — мартини, которое теперь будет сниться мне в самых страшных снах. Я вернулась в комнату и оглядела ее, смотря на грязную одежду, которая была разбросана по полу. Я помнила выпивку, и улыбки подруг. Помнила смех, и теперь мне определенно нужно было узнать все подробности у непьющей Стейси. Была подвыпившей даже Ева, которую прежде я такой не видела. Я помнила стол, заставленный бутылками, соломинками и бокалами из-под коктейлей, пустые пачки от чипсов и коробки из-под пиццы и суши.

Я заправила стиральную машину, повытирала пыль, приготовила несколько блюд от нечего делать и провела день, строя бумажный замок со своей дочерью. Сегодня была наша годовщина с Адамом, но я не была той девушкой, которая ждет ресторана и глупых подарков. Хотя, возможно, все это и не было глупым, просто я не привыкла к таким мелочам. Но, как я раньше и говорила, что на самом деле мелочей в отношениях не бывает. Все важно, как ни крути.

— Донна, когда приедет Адам? — спросила Оливия.

— Наверное, уже завтра, — обняла я ее. — Иди в кровать, а я принесу тебе стакан молока.

Когда она почти засыпала, а я обнимала свою девочку, прежде чем уснуть, она прошептала:

— Прошлая квартира мне нравилась больше.

— Мне тоже, — поцеловала я ее в лоб и, выключив свет, закрыла дверь.

Я хотела уехать. Уже думала начать собирать вещи, а позже объясниться с Адамом, когда замок двери щелкнул, и я увидела мужчину, которого люблю. Я и не думала, что могу скучать по нему, даже когда занята.

— Ты поздно.

— Задержали на работе, — вздохнул Адам. — Прости меня, Ди.

— За что?

— Сегодня должен был быть наш день.

— Все в порядке, — села я диван. — Лив уже спит.

— Я чувствую себя дерьмово, — пристроился он рядом. — Могу заказать столик...

— Может, закажем пиццу и посмотрим телевизор? — перебила я Адама.

— Идеально, — притянул он меня к себе. — Я люблю тебя.

Под просмотром фильма Адам уснул, и я накрыла его одеялом, после направляясь в душ. Я стояла под струями воды, смывая с волос шампунь. Большие руки схватили меня за талию, и на долю секунды я испугалась.

— Положи руки на стену, — потребовал Адам.

Он был возбужден, я видела это по его глазам. Я смотрела на него, и когда он шлепнул меня по попке, ахнув, я сделала, как он сказал. Адам нашел мой клитор, и я выгнулась от его прикосновений. Он прижал меня своим телом, и я застонала, когда почувствовала его твердость.

— Тебе нравится, верно? — зарычал он мне на ухо. — Тебе нравится это? И тебе нравится, когда я говорю, что буду делать с твоим телом?

— Да, — застонала я. — Жестче, Адам.

Он дразнил меня, и каждое его слово возбуждало до дрожи во всем теле. Адам схватил меня за бедра и сжал их до боли.

— Откройся и приподними для меня эту попку.

Я сделала, как было сказано, и Адам одним резким движением вонзился в меня с глухим рычанием. Он был таким разным, и я так сильно хотела его, что порой была готова умолять. Он дарил мне наслаждение и заставлял видеть мир совершенно другим. Адам был моим собственным видом красоты. Когда он был внутри меня, я часто на какое-то мгновение теряла связь с реальностью.

— Так хорошо, — простонала я, когда он укусил меня за плечо.

Я чувствовала его кожу. Скользкую от воды и пота. Я пыталась дотянутся до Адама, но он вернул мои руки назад на кафель и вжал мое тело практически в свое. Я тяжело задышала, ощущая подступающую волну удовольствие.

— Адам!

Я закричала, чувствуя фейерверк в мире, в котором пребывали только мы с ним. Его руки сжали мою грудь, и когда его губы прижались к моей шее, не прошло и секунды, как он последовал за мной.

Он засмеялся, притягивая меня к себе и поглаживая по спине.

— Я скучал по тебе, — прошептал он. — Очень скучал.

Звонок в дверь вырвал нас из этого состояния, и я не скажу, что с энтузиазмом направилась открывать. На пороге стояла Эмили со слезами и истерикой в глазах. Ее руки тряслись, и она кинулась ко мне, сильно сжимая в объятьях.

— Я не покажу ему, что умираю от боли, и Донна, — сорвался ее голос. — Я не смогу жить.

Мы вошли в дом, и я посадила ее на стул. Адам, увидев мою подругу в таком состоянии, ушел в спальню, и я какое-то время молча сидела и обнимала ее. Спустя минут двадцать я налила ей бокал виски, и Эмили сказала сделать ей кофе. Она смотрела в окно и молчала, пока я возилась с кофеваркой. Эмили не переставала плакать, и, если честно, я боялась спросить, что же произошло на самом деле. Что делать, когда теряешь воздух? Когда теряешь то, от чего зависим, и то к чему стремишься больше всего?

Входная дверь открылась, и я увидела разъяренного Брайана. Он направился прямо к своей жене, и ее тело напряглось.

— Я не дам тебе развод, Эмили. Никогда, слышишь? — кричал он. — Ты никогда не получишь мою подпись на этой долбанной бумажке! Я не допущу этого, пока буду жить!