Неприкосновенное сердце - Савицкая Анастасия - Страница 85

Что, черт возьми, это значит? Что она имела ввиду? Надеюсь, она пошутила, или это из-за стресса. Донна ведь не может забыть меня. Забыть нас. Я не знаю, как быть человеком в мире, в котором нет Донны.

«Мы плохо верим тому, чему неприятно поверить». Публий Овидий Назон.

— Мистер Майколсон, — вошел врач в палату. — Мы сделали кое-какие анализы, и, кажется, у мисс Картер кратковременная амнезия.

— Что вы имеете ввиду? — повернулся к нему.

— Способность людей к запоминанию событий имеет индивидуальные особенности и зависит от психического состояния человека. Вследствие различных душевных потрясений, эмоциональных стрессов, травм и заболеваний может наступить амнезия.

— Господи, — развязал я галстук, словно это помогло бы мне дышать. — Это я виноват.

— Что вы имеете ввиду, мистер Майколсон?

— Я оставил ее. Она была совсем одна и не смогла защитить себя.

— Знаете, — сказал врач, прежде чем покинуть палату. — В своей жизни я встречал столько больных. Столько манипуляторов и притворщиков, что с точностью могу сказать, виноваты вы или нет. Зигмунд Фрейд говорил, что женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину, но разве смотреть, как твоя любимая женщина тебя не помнит, легко? Она вас ослабила. Но такое ослабило бы каждого мужчину, который отдал сердце другому человеку. Однажды большинство из них попадают к нам на стол и просят о его «ремонте».

Я вышел на улицу, чтобы посмотреть на что-то, кроме лица женщины, с которой я по сути теперь не был знаком. Я искал хоть какой-то знакомый взгляд. Через дорогу был ресторан, и как только я распахнул дверь, увидел сидящих за барной стойкой Эмили и Эбби. Они не разговаривали, а лишь пили то, что было в бокалах перед ними. Казалось, они ощутили мое присутствие и повернули головы. Эмили широко улыбнулась, что в купе с невероятно синими глазами подтвердило то, что она выпила слишком много. Эбби же неуклюже помахала мне рукой.

— Привет, красавчик. Хочешь выпить? — спросила Эмили.

Она говорила слегка нечленораздельно, да и само обращение потрясло меня. Трезвая Эмили, да и вообще никакая Эмили не сказала бы такого любому, кроме Брайана.

— Ты в порядке? — присел я рядом.

Ее плечи затряслись от смеха, а Эбби фыркнула.

— Сколько ты уже выпила?

— Недостаточно. Я все еще в сознании.

— Когда она оказалась в больнице, я вдруг понял, что по-настоящему могу ее потерять. Я понял, как мне не хватало ее голоса и шуточек. И я безумно ее люблю.

— Но ты все равно потерял ее, придурок, — выругалась Эбби. — Потому что не был рядом с ней. Это ты виноват! Только ты! Так что проваливай отсюда!

— Эбс, — прервала ее Эмили.

— Нет, Эм. Он не заслуживает ее. Никогда не заслуживал.

Затем Эбби положила двадцатку на стол и ушла, смотря на меня с презрением. Я сделал глоток виски и написал Брайану, чтобы он приехал за своей женой.

Я уже жил без нее. Тюрьма легче. Жизнь без Донны была самоубийством, хотя тогда я знал, что она, несмотря ни на что, любит меня. Донна не может разлюбить. Даже чертового идиота из прошлого она любила, пусть и по-другому. Я представил свою жизнь в будущем, если женщина, которую я люблю, больше не захочет видеть меня. И черт, я пойму ее. Правда пойму. Я сам не захотел бы себя видеть. Я женюсь, потому, что отец скажет, что пора. Со временем заведем ребенка, потом двоих. Будем пить чай на кухне и смеяться. А ночью... ночью я всегда буду думать о женщине, которая не покинет мое сердце. Я буду думать о ее глазах и о забавном лице, когда она сказала очередную шутку, с которой я смеялся. Секс. Секс с женой отойдет на второй план. Или просто отойдет. Он больше не будет важен. В глубине души я всегда буду принадлежать другой. Буду просыпаться утром, она будет целовать меня на прощание, хотя с Донной я бы просто пил кофе, и пока мы оба собирались бы на работу, обсуждали бы очередной вопрос, который сами себе задали за ночь.

Нет. Я не готов к такому. Меня ломает и выворачивает наизнанку. Она не будет мне принадлежать, но я всегда буду только ее. В мире не существует идеала. Идеальной женщины, идеальной карьеры и идеального мира, в котором ты сможешь жить. Это просто невозможно. Все можно сделать еще лучше, чем есть. Но только если к этому прикладывать усилия. Без отсутствия недоступного ориентира нет стремления к совершенству. Иначе люди будут деградировать. И если Донна не сможет вспомнить меня, значит я заставлю полюбить меня еще раз.

— Я думал, ты будешь ненавидеть меня, — сказал я, не смотря на Эмили.

— Я ненавижу. Только я слишком пьяна сейчас.

— Эмили...

— Нет, Адам. Я всегда буду сестрой Донны Картер. И ее враги всегда будут моими врагами. И сделав из нее щит, ты стал моим врагом.

— Эмили, — ворвался в ресторан Брайан, спустя не больше десяти минут. — Ты в порядке?

— Я тут, Брайан, — обняла она своего мужа за шею. — Ты знаешь, что случилось с Донной?

— Ты мне расскажешь, — поднял он ее на руки. — Поехали домой, милая.

— Ты думаешь, я милая?

— Я думаю, ты прелесть, — поцеловал он ее в лоб и качнул мне головой, прежде чем направиться к выходу.

Есть вещи, которые делают больно. Всегда. Мне делает больно правда. Правда, которую я услышал, и правда, которую понял. Есть люди, которые пойдут на что угодно, чтобы узнать правду, а есть я. Я тот, кто всегда убегает от нее, потому что всегда все порчу. Правда не делает меня счастливым, даже когда я пытаюсь спасать тех, кого люблю. Когда я пытался спасти Донну и держался от нее подальше, именно этим сделал ей больно. А потом произошло это. Она просто не захотела больше помнить ничего, включая свою дочь. Включая семью, которую обрела тут, и несмотря на то, что я всегда становился сильнее, от того, что случалось в моей жизни, это сделало меня слабым. Настолько слабым, что я не могу выдержать. Я одинок. А одиночество выдерживают лишь сильные люди.

Я пришел спустя час снова в больницу, но доктор запретил мне входить в палату и навещать ее минимум до завтра, сказав, что я провоцирую ее, и она нервничает. Я приехал к Брайану, и он впустил меня, смотря на меня со злостью.

— Ты мой друг, — следовал я за ним в кухню. — Но Эмили моя жена, и уж извини, но я приму ее сторону, чтобы снова ее не потерять.

— Я не виню тебя, — вздохнул я, замечая на диване вещи Оливии. — Где девочка?

— Она спит. Не смей ее трогать. А теперь, если хочешь, комната для гостей твоя, а я пошел спать, — направился он к лестнице. — Постарайся не накосячить.

Судя по тому, что я бросил вызов семье Донны я или храбрый, или глупый. Но если учесть, что теперь моими самыми свирепыми соперниками были Эмили, Стейси и Эбби, я в полной жопе, и храбрость тут не при чем.