Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович - Страница 13

Очень быстро пришельцы и их спутники дошли до большого залива на полночном берегу острова. В заливе рассеяно было много маленьких островков, и на одном из них стояли шесть шалашей-барбакоа. В этих местах было вдоволь рыбы, и сюда часто приходили люди из разных селений, а в шалашах укрывались они от непогоды.

Сеньорадмирал осмотрел эти шалаши, а потом о чем-то долго советовался с бородатым касиком, то и дело посматривая на берег.

Желтоголовый объяснил, что великий вождь хотел было тут построить укрепление. А для чего? Кто мог в этих местах угрожать иноземцам? Впрочем, по каким-то причинам Сеньорадмирал решил ничего в этом месте не строить и приказал возвратиться к большим каноэ.

Денек выдался на славу. Небо, умытое ночным дождем, сияло в лучах ласкового, совсем не жаркого солнца, море тихо ворковало у берега, даже прибой у рифов рокотал не так свирепо, как в хмурые дни.

Люди с белой и бронзовой кожей всей грудью вдыхали воздух обетованной земли — легкий, нежный, чистый. Пахло морем и осенними травами, и никому не хотелось покидать этот благодатный островок.

Поздно вечером вернулись в Бухту Четырех Ветров. Ягуа и его земляки собрались домой, однако, Сеньорадмирал переглянулся с бородатым касиком и сказал:

— Оставайтесь до утра с нами, завтра я вручу вам подарки и вы отправитесь по домам.

Неприятно обижать хозяина отказом. Пятеро островитян остались на каноэ Сеньорадмирала, двое — на другом, которое называлось «Нинья».

Когда наступило время первой ночной вахты, адмирал вызвал к себе в тольдилью — высокую кормовую надстройку — контролера Родриго Санчеса де Сеговию, нотариуса Родриго де Эсковеду, боцмана Чачу и пажа Педро Сальседу.

— Итак, — сказал он, — мы через два часа выходим в море. До утра пролежим в дрейфе, на рассвете возьмем курс на острова, что лежат к югу от Сан-Сальвадора. Индейцы на борту. Они спят. Проснутся, когда корабли будут уже в открытом море. Примите меры, чтобы никто из них не бросился в воду — ведь они отличные пловцы и, даже если мы отойдем на десять миль от берега, смогут добраться до своего острова вплавь. Предупреждаю — избегайте насилия. Ни в коем случае не бейте их, даже если они будут вам сопротивляться. Люди эти мне нужны, их надо беречь и понапрасну не обижать.

— Приготовить наручники, ваша милость? — спросил Чачу.

— Приготовьте, но без крайней нужды в дело их не пускайте.

Контролер, нотариус и Чачу покинули тольдилью. С адмиралом остался лишь его верный паж Педро.

— Я вижу, — сказал адмирал, — что тебе мои распоряжения пришлись не по сердцу?

— Ох, ваша милость, греха таить нечего… Жаль мне этих индейцев.

— Мне тоже их жаль. Но иного выхода нет. Нам не обойтись без толмачей, ведь путешествие наше только начинается. Без «языков» трудно проведать путь к Сипанго и к землям Великого хана. Когда мы найдем то, что ищем, я, может быть, отправлю всех индейцев обратно, но скорее всего… Впрочем, там будет видно. Ты уже довольно бойко объясняешься с ними, постарайся же им втолковать, что я вскоре отпущу их домой. Ты меня понял?

Педро подавил тяжелый вздох и прошептал:

— Я понял вас, ваша милость, я скажу им. — И, сдерживая слезы, он вышел из тольдильи.

Понедельник, 15 октября. Этой ночью лежали в дрейфе, остерегаясь приблизиться к берегу раньше наступления утра, так как неизвестно было, свободно ли море от мелей у берега, и лишь на рассвете пошли под парусами. И так как (новый) остров оказался более чем в 5 лигах (от Сан-Сальвадора), примерно в 7 лигах от него, и волнение меня задерживало, только к полудню я прибыл к нему и обнаружил, что течение идет со стороны острова Сан-Сальвадор, с севера на юг, на протяжении 5 лиг, а другое, которым я следовал, имеет направление с востока на запад и простирается лиг на 10.

Так как с этого острова я увидел к западу еще больший, я пошел к нему на всех парусах и плыл весь день до ночи, но до западной оконечности этого острова дойти не смог. Острову этому я дал имя Санта-Мария-де-Консепьсьон; а почти на закате я высадился близ этого западного мыса, дабы узнать, есть тут золото, ибо люди, которых я захватил на острове Сан-Сальвадор, мне говорили, что именно отсюда привозят очень большие золотые браслеты, носимые на руках и на ногах. Я твердо убежден, что так эти люди говорили нарочно, просто они искали предлог, чтобы сбежать. При всем том не желал я пропустить хоть один из этих островов, а все их ввести во владение, ибо уж раз однажды неким островом мы овладели, то так надлежало поступать и впредь. И, отдав якорь, я оставался здесь до вторника, а утром на рассвете высадился на берег на лодках. Вышел, и жители — а их было много, и все голые, и такого же облика, как обитатели острова Сан-Сальвадор, — пропустили нас в глубь острова и давали нам все, что мы просили.

Поскольку ветер теперь подул с юго-востока, я не хотел задерживаться и возвратился на корабль. Между тем к борту «Ниньи» подошел большой челнок, и один из людей, взятых на острове Сан-Сальвадор, который находился на «Нинье», бросился в море и удрал на этом челноке. А накануне ночью, близко к полуночи, другой (пленник) кинулся в море и ушел на челноке, и догнать его не удалось на лодке, потому что он успел отойти далеко.

(Новый) беглец выбрался на берег, и мои люди высадились вслед за ним, но все островитяне разбежались, как куры…

Ягуа с четырьмя островитянами ночевал на главном каноэ, младший внук Гуакана с двумя своими соплеменниками — на «Нинье».

Проснулись все они, когда уже рассвело, и окаменели от восторга — большие каноэ распустили крылья и плыли в полдневную сторону. Духи ветра несли эти огромные каноэ с необыкновенной быстротой, а бледнолицые, колдуя крыльями и рулем, направляли суда, куда того желали.

Не сразу заметили островитяне, что они не гости, а пленники. И на главном каноэ, и на «Нинье» их окружили люди с большими ножами, и там, и здесь их загнали в темные ямы под деревянным настилом.

Ягуа уже знал, что настил называется палубой, а яма трюмом, но от этого ему легче не было. Он никак не мог понять, чем же провинились Люди Острова, не могли этого взять в толк и его друзья.

Желтоголовый в сопровождении нескольких воинов спустился в трюм, когда на горизонте показались берега соседнего острова. В трюме было очень темно, лица Желтоголового Ягуа не видел, но по тому, как дрожал голос юного вождя, всякий догадался бы, что пришел он с худой вестью.

— Сеньор адмирал, — сказал Желтоголовый, — приказал на время вас задержать. Мы будем вас учить нашему языку, вы будете с нами, а потом сеньор адмирал отправит вас домой. Понимаете? Домой.

Пленники ничего не понимали. Желтоголовый снова и снова объяснил им, какой жребий выпал на их долю, и в конце концов Ягуа кое-что из этих объяснений уловил.

Точно такая же сцена произошла в трюме «Ниньи», но там с пленниками вел беседу не Желтоголовый, а капитан этой каравеллы Висенте Яньес Пинсон.

Люди Острова сильны духом, и с младенчества их учат стойко переносить любые невзгоды. Позор мужчине, если он перед лицом врага проявит малодушие, если хоть одним словом, одним движением бровей выдаст свои чувства. Не выдал их и младший внук Гуакана. А ночью он сговорился с одним из своих индейцев, и оба сбежали с корабля, а адмирала этот двойной побег не слишком огорчил.