Одиссея поневоле
(Необыкновенные приключения индейца Диего на островах моря-океана и в королевс - Свет Яков Михайлович - Страница 40

— Где Диего? Пошлите за Диего! Ради бога, найдите его немедленно! — поминутно требовал адмирал, и Диего отыскивали, Диего приводили к адмиралу, Диего объяснялся с послами всевозможных касиков, Диего советовал, Диего разъяснял, Диего помогал. Диего, и только он, мог истолковать слова и поступки окрестных индейцев.

И Диего предостерегал:

— Мы очень-очень терпеливы, — не раз говорил он адмиралу. — И добрые, и зла мы не помним, но если нам будут резать уши и жечь наши бохио и уводить наших жен, то не хватит у нас терпения. Зачем так делать, зачем нас обижать?

Слух у адмирала был отличный. Но он прекрасно знал, что его людям нужно золото и что им не в пример легче отобрать его у индейцев, чем собственными руками добыть в россыпях. И им проще было отнять у беззащитных язычников бататы, кассаву и маис, чем самим сеять и жать кастильскую пшеницу или кастильский ячмень.

И имеющий уши не слышал. Диего говорил, а адмирал перебирал янтарные четки, лицо его было также бесстрастно, как у беломраморных святых в кастильских кафедральных соборах.

Так или иначе, но Диего был нужен адмиралу, обойтись без Диего он не мог. Особенно рассчитывал адмирал на Диего в дни новой морской страды, которая началась сразу после того, как головорезы сеньора Охеды возвратились из Сибао.

Адмирал готовил экспедицию в страну Великого хана. Теперь он мог на время покинуть свою мокрую резиденцию. Охеда, очистив индейские закрома, досыта накормил всю христианскую колонию. Апрельское солнце подсушило болота и трясины, демон лихорадки угомонился и оставил колонистов в покое.

Полтора года назад поиски Великого хана не увенчались успехом. Дон Луис тогда не отыскал этого неуловимого властителя, но адмирал не сомневался, что дорога в Катай была открыта в ноябрьские дни 1492 года. Он был убежден, что Куба — это неотъемлемая часть империи Великого хана. И к берегам Кубы он задумал повести свои корабли.

За неделю проконопатили, просмолили и заново оснастили три каравеллы. В день святого Фиделия-мученика, 24 апреля 1494 года, адмирал вывел эту флотилию из гавани Изабеллы и взял курс на запад.

Разумеется, он захватил с собой Диего. Диего, к сожалению, не знал языка, на котором говорят в Катае, но зато он мог объясняться с соседями Великого хана, у которых он побывал с доном Луисом. А коли так, то ему легко было проведать путь в города Катая.

Дон Луис спал вечным сном в том краю, где травой забвения зарастали руины форта Навидад. Но жив был Родриго, а он вместе с Диего и доном Луисом ходил на поиски Великого хана, и, естественно, адмирал прихватил его с собой, отправляясь в страну Катай.

Вспомнили и про Гуакагану. Всю зиму он томился в Изабелле, томился и страдал, потому что бледнолицые дьяволы как зеницу ока берегли жалкие остатки кастильских вин и гнали его прочь, когда он страстно молил дать ему хоть глоток, хоть каплю пьяной воды.

— Пожалуй, надо отпустить его домой, — сказал адмирал в канун отплытия. — Ведь мы по пути зайдем к королю Гуаканагари.

И Гуакагану взяли на корабль. Родриго обещал подарить ему на прощание маленький бочонок вина, и Гуакагана сразу же вознесся на седьмое небо.

И вот зловредная, сырая, грязная, голодная, ненавистная Изабелла скрылась за высоким носом, белокрылый корабль рассекает зеленую гладь, за ним тянется пенистый след, ветер надувает паруса, и грудь дышит вольным, чистым соленым воздухом.

Диего в восторге, Диего весел и рад, хотя корабли идут не на север, к Островам Людей, а на запад, в какой-то Катай. И не подозревал он, что о нем и об этом плавании любопытнейшие подробности мир узнает через триста шестьдесят два года, когда в Гранаде выйдет в свет «История Католических королей» дона Андреса Бернальдеса, его покровителя и друга. Не суждено было Диего повидать после этого путешествия дона Андреса, но зато не раз приходилось дону Андресу встречаться с адмиралом, и со слов адмирала записал он осенью 1496 года историю поисков Великого хана в кубинских водах…[25]

Остались позади владения Гуаканагари, уплыла в сторону солнечного восхода прекрасная Эспаньола, и три корабля подошли к скалистому мысу — самой восточной оконечности Кубы. Мысом Альфы и Омеги, мысом Начала и Конца, назвал ее адмирал.

— Это предел Востока, это край Азии, — сказал он гордо. — Здесь начинается страна Катай, империя Великого хана. В девяносто втором году мы видели ее северные берега, теперь от этого мыса мы пойдем вдоль южного берега, и да поможет нам святая троица отыскать гавани Катая — Зайтон и Кинсай, в которых некогда побывал Марко Поло.

Странно, очень странно. Этот южный берег тянется параллельно северному, и расстояние между ними не ахти как велико. Правда, берег чуть заметно отклоняется к югу. Стало быть, выступ китайской суши расширяется, а это недурной признак…

На берегах кубинской земли там и здесь рассеяны небольшие селения. Люди с кожей цвета бронзы, совершенно голые встречали корабли в море. Их легкие каноэ увивались за флотилией, как стайки рыбок за косяком кашалотов.

Они, эти кубинские индейцы, были приветливы и доверчивы. И о бледнолицых пришельцах расспрашивали Диего точно так же, как в свое время сам Диего расспрашивал Желтоголового, дона Луиса и Обмани-Смерть. От них Диего узнал, что на юге, неподалеку от Кубы, лежит очень большой остров Ямайка.

Адмиралу больше всего хотелось, ни на йоту не отклоняясь от заданного курса, идти строго на запад вдоль берегов Кубы, но соблазн был уж очень велик. И он повернул на юг, к этой Ямайке.

3 мая корабли подошли к ее берегам, и адмирал впоследствии говорил дону Андресу, что Ямайка «прекраснее всего, что человеческие очи до сих пор видели». Эта новая земля с борта корабля казалась сплошным садом, и на ее берегах было великое множество хороших бухт, а в глубине острова вздымались высокие горы. Горы бывают разные. Угрюмые и веселые, суровые и приветливые: Ямайку природа наградила Поясом Отрады, цепью прелестных ярко-зеленых гор, прорезанных широкими долинами.

Однако здешние индейцы были очень осторожны. В первой же из бухт, куда пытался проникнуть адмирал, навстречу ему вышло с полсотни довольно больших каноэ. Люди в каноэ потрясали дубинками, явно не желая впускать пришельцев в свою гавань. Вид у них был грозный — лица и тела в саже, на головах огромные пучки зеленых и желтых перьев.

Диего сказал адмиралу:

— Прикажите, ваша милость, спустить шлюпку. Я пойду на ней и объясню, что мы не хотим этим людям зла.

Захватив связку бус и куски красного сукна, Диего покинул корабль. Он думал: полтора года назад в Заливе Стрел такая же встреча состоялась с карибами. Эти люди очень похожи на тех карибов. И лица у них вымазаны сажей, точно так же как у людей из Залива Стрел. Тогда он, Диего, поступил, как поступает гуаикан — рыба-прилипала: заманил в плен нескольких карибов. Ну а сейчас? Сейчас он опять будет хвалить бледнолицых и обманывать этих людей. Как был он гуаиканом, так и остался гуаиканом. Давно пора перекусить леску, на которой его держат бледнолицые…

Переговоры не увенчались успехом. Адмирал двинулся дальше. Но и в соседней бухте индейцы не пустили пришельцев на берег.

«А поэтому, — писал дон Андрес, — адмирал решил, что было бы неразумно оставить безнаказанной подобную дерзость… Он приказал снарядить в бой все три корабельные лодки, ибо каравеллы из-за мелей не могли добраться до того места, где находились индейцы. Чтобы ознакомить этих индейцев с кастильским оружием, наши люди на лодках подошли вплотную к берегу и выстрелили в них из арбалетов. И когда им хорошенько задали, их обуял страх. А люди наши высадились, продолжая стрельбу, и индейцы, видя, каким языком говорят с ними кастильцы, обратились в бегство: бежали мужчины и женщины стремглав, и вслед им выпустили с корабля собаку, а она кусала их и причиняла великий урон, ибо против индейцев один пес стоит десяти человек».

Взяли воду, взяли дрова. Привели на борт Канарскую собаку. Таких собак Диего еще не видел в деле, всю ночь он не спал, вспоминая, как кидалась эта тварь на индейцев и как кричали женщины, которых она сбивала с ног. Дурные предчувствия не давали ему покоя. Страшно подумать, что натворят эти псы, если их натравят против его земляков и сородичей дон Педро Маргарит и дон Алонсо де Охеда.