Пепел и пыль (СИ) - "nastiel" - Страница 104

— С чего ты взяла?

— С того, что это я через пару лет сведу его с будущей женой.

Бен приподнимает брови. Вижу по выражению его лица, что он силится вспомнить то, что нам успели рассказать Лена с Ваней.

— Роза? — спрашивает он, и я одновременно вместе с ним, думая, что иду на опережение, произношу то же имя.

— Стоп, что? — одёргиваю сама себя. — Я думала, ты скажешь про Анну.

— Она же его предала, — говорит Бен, прищурившись. — К тому же, я помню, ты рассказывала о Розе по воспоминаниям, которые тебе показывал Влас.

— Так ты слушаешь? — я хлопаю себя по бокам. — Слушаешь, но притворяешься, что тебе всё равно?

— Ну да, это моя тактика. Так никому и в голову не придёт просить меня сделать что-то важное.

Я качаю головой.

— Ладно…. Сейчас не до этого. Нам нужен Авель.

— Тогда мы на месте, — отвечает Бен и кивает куда-то за мою спину.

Я оборачиваюсь. Дверь у дальней стены — первая из всех мне встречавшихся выкрашена в белый цвет с оттеняющей простоту и делающей её ещё более вычурной позолоченной ручкой и угловатыми узорами, выписывающими что-то отдалённо знакомое.

Опускаю глаза на левое предплечье, касаюсь кожи. Один в один символы клятвы.

— Только красных предупреждающих огней не хватает для пущей помпезности, — произносит Бен. Его глаза быстро пробегаются по чему-то, затем следует вздох. — Самое паршивое — я знаю, что там написано.

Он указывает пальцем на ленчатую табличку над дверью, где красуются слова на непонятном мне языке, напоминающем смесь японских иероглифов и геометрических фигур.

— Что же?

— «Трезвый ум, горячая кровь, доброе сердце». Именно этими качествами каждый в отдельности обладали первые стражи: Авель, Григорий и Катрина. Отсюда и пошло разделение на хранителей, защитников и миротворцев.

Так странно слышать из уст Бена то, что обычно с большим удовольствием рассказал бы Ваня.

— Слушай, если я сейчас скажу ещё слово, я сам себя убью, — произносит Бен приглушённо, явно прочитав эмоции на моём лице. — Пошли уже.

Приближаемся к кабинету Авеля. С каждым шагом моя уверенность растёт; я уже могу представить, как всё происходит, и Авель верит нам, помогает решить проблему и вернуться домой…

А затем бело-золотая дверь распахивается, и на пороге появляется высокий черноволосый юноша, замерший на мгновение, чтобы что-то ещё кинуть оставшемуся в кабинете человеку через плечо.

— Христоф, — произносит Бен.

И в его голосе тонет моё тихое «Рис».

В память насмерть въелось изнеможённое лицо мужчины, которое я видела в доверенных мне воспоминаниях, и тот юноша, которого я вижу сейчас, совершенно на него не похож. На нём идеально выглаженный костюм хранителя. Кудрявая шевелюра аккуратными озорными локонами обрамляет узкое лицо. Большие голубые глаза блестят благородным серебром, когда их владелец чуть клонит голову в сторону, ближе к свету.

Боже…. Как Христоф похож на Власа!

— Что будем делать? — шикает Бен, дёргая меня за локоть.

— Я…

Но раньше, чем я выдаю ему своё едва ли предложение, Христоф сам замечает нас. Точнее, меня. В его глазах искрой вспыхивает благоговейная радость. Он машет мне всей пятернёй и, хлопком закрыв за собой дверь, подскакивающей походкой направляется в нашу сторону.

— Аполлинария! — восклицает он, стискивая меня в объятиях.

Я замираю, не в силах пошевелиться.

— Ох, прости, я тебя, наверное, перепугал сейчас! — хохочет он беззаботно. — Ты же не знаешь…

Не знаю, что стану его другом, когда все от него отвернутся, потому что этого ещё не случилось.

— Мы когда-то давно пересекались по работе, — поясняет Христоф, ослабляя хватку.

Насколько помню я, точнее, Аполлинария, он врёт. Конечно, ей известно, как его зовут, потому что в штабе не так много народа и запомнить каждого сверстника (ну, или почти каждого) по имени труда не составляет, тем более, если он, коим является Христоф, — внук самого Авеля.

Но на данный момент, пока не случилось того, что случится в будущем, мы с ним за всё время не обменялись и парой фраз.

— А это кто? — меняя тему, спрашивает Христоф, кивая на Бена.

— Алексей, — представляется Бен и протягивает Христофу руку.

Удивительно, как ни один мускул на его лице при этом не дёргается. Даже наоборот, он расслаблен и любезен, какими обычно и бывают люди с незнакомцами.

Христоф, ничего не заподозрив, жмёт ладонь Бена.

— Рис, — представляется он, улыбаясь.

Его беззаботность меня обезоруживает. Разве таким должен быть человек, который явился в прошлое, чтобы отомстить? Улыбаться и заводить новых друзей? Или я что-то не понимаю в хитрых злодейских планах?

— Вы оба — хранители. Странно, что не знакомы, — вдруг вырывается у меня раньше, чем я соображаю.

Рис, возвращая свою руку и засовывая её в карман (я успеваю заметить, что на запястье не видно Нитей), переводит на меня задумчивый взгляд.

— Последние несколько лет я, можно сказать, был на домашнем обучении, — говорит он. — И редко посещал общие занятия.

Я не знаю, что ответить, потому просто киваю. Удовлетворённый и этим, Рис снова растягивает губы в улыбке.

— Вы к Авелю? — спрашивает он. — Он сегодня в хорошем настроении, так что вполне возможно не попросит вас обоих прыгнуть под нож ради чьего-то спасения.

Брошенная как бы невзначай ирония на мгновение приоткрывает завесу, за которой скрывается уже знакомый мне Христоф: озлобленный, преданный, жаждущий быть отмщённым. Обида никуда не делась, просто временно ушла на второй план.

Он снова жив и пока понятия не имеет, что за ним следят. Время насладиться утерянным — вот, что ему нужно.

— Отлично, — говорю я.

— Ещё встретимся, — Христоф салютует нам и удаляется в неизвестном направлении.

— Вот это тип, — протягивает Бен, оборачиваясь через плечо, чтобы проследить за ним взглядом.

— Ага, нормальный какой-то. Я почему-то его совсем по-другому себе представляла.

— С красной кожей и чёрными глазами?

— Он не сатана, Бен.

— Ой, вот не зарекайся!

Я закатываю глаза. Уставшая от Беновой болтовни, я думаю о том, что Эдзе стоило придумать какую-нибудь волшебную кнопку, которая позволяла бы отключать наши сущности и на некоторое время возвращать души родственников в их законные тела.

Алексей будет явно собеседником поприятнее своего потомка.

— Мы идём, или как? — спрашивает Бен, кивая на дверь впереди.

Ничего не отвечая, я делаю последние шаги вперёд. Хватаюсь за ручку и прислушиваюсь. Вроде, тихо. Тогда простукиваю костяшками по дереву и жду, пока мне разрешат войти.

— Хватит околачиваться по ту сторону! — доносится громкое и немного грубое обращение, разом уничтожающее во мне всю уверенность.

Я оборачиваюсь на Бена. Он едва заметно кивает. На выдохе я толкаю дверь от себя.

Кабинет Авеля по своему функционалу напоминает кабинет Дмитрия. Здесь есть всё, что необходимо для работы, плюс мелочи, создающие свою атмосферу, вроде поблёскивающей морскими цветами мозаичной плитки, украшающей угол помещения, где в горшках необычной формы стоят цветы, или два топора, висящие крест-накрест на противоположной стене.

Мужчина в свои поздние сорок, с лёгкой сединой в каштановых волосах и неестественно жёлтыми глазами, имеющими вечный прищур, стоит, опершись бедром на стол, и держит в руках книгу.

— Аполлинария, — кивает мне Авель. — И… — Он медленно переводит взгляд на Бена и удивлённо приподнимает густые брови. — Не Родион. Интересно.

Захлопывая фолиант одним быстрым движением, он, не глядя, отодвигает ящик стола и кидает книгу внутрь.

— Чем могу помочь?

— У нас важный разговор.

Авель качает головой. Похоже, он слишком часто слышит эту фразу, и по его опыту после неё не обязательно идёт что-то действительно значимое.

— Иначе и не могло быть, если ведь решили прийти.

Я теряюсь окончательно. Все нужные слова пропадают из головы, и единственное, на что я оказываюсь способна — это развести руками.