Ромейский Квест (СИ) - Соколов Лев Александрович - Страница 56

- Подойди сюда, ромей. - Пригласила баронесса. - Скажи нам свое имя, да получи заслуженную награду.

Федор поднялся, примерился как выбраться из-за скамьи.

- Позволишь ли молвить слово, благородная госпожа? - Раздался громкий голос. Все повернули головы на глас. Федор узрел, как между столами к помосту приблизился худой высокий человек в цветастом костюме и шляпе, сдвинутой набекрень. Над широким воротом, распахнутым с показной небрежностью торчала чернявая смазливая физиономия окруженная длинными патлами и бородкой. За спиной у человека него висела балалайка с длинным грифом, из тех были в ходу на всем средиземноморье, и звались персидским словом "руд".

- Кто ты, незнакомец? - Спросила баронесса.

Чернявый отвесил княжне глубокий изящный поклон, изогнув бескостную спину как кот перед миской сметаны.

- Я странствующий певец, благородная госпожа. Мое имя - Томасо Нойвирт. Слава о моем музыкальном мастерстве бежит впереди меня.

- Да? - Улыбнулась баронесса. - А до нас твоя слава не добежала.

- Госпожа моя, - ты как звезда! Светишь нам с небес, и не замечаешь простых смертных. Ты меня не помнишь, а меж тем, я уже имел честь выступать пред тобой.

- Где же это было? - Удивилась баронесса.

- Два лета назад. На большом съезде певцов при дворе герцога Эвровидо.

- Верно, я была на сем сборище труверов и миннезингеров. - Баронесса прищурилась. - Но кажется... я не видела тебя, среди победителей.

- Только козни завистников не позволили мне достичь финала, госпожа. - Скромно отозвался певец. - Но я не теряю надежды, достичь сего в будущем. Однако сейчас я позволил себе возвысить голос в твоем присутствии. Я услышал, как твоя милость изволила устроить музыкальное состязание. Однако, прежде чем назначить победителя, может быть ты позволишь и мне потешить твой слух песней?

- Хм, - Баронесса наморщила носик. - Что же. Конечно. Это будет справедливо. О чем же ты хочешь спеть?

Балалаечник горделиво напыжился.

- Певцы, которые выступили до меня, исполнили неплохие песни, госпожа. - Он снисходительно окинул взглядом Велемира и Федора. - Песни их были о славных битвах и правителях. Однако же, они пели о битвах ушедших времен, и правителях далеких краев, до которых нам, добрым католикам, скажу честно, нет дела. Я же спою тебе госпожа, - и всем вам, достойные слушатели - о делах недавних, и героях современных! Спою я тебе госпожа, о таком герое, о котором ты и сама слышала, а может и увидишь воочию. И спою я о его новом подвиге, слухом о котором полнятся уже земли франков, но о котором должно быть еще не все слышали здесь, на святой земле.

- Продолжай, певец, - заинтересовалась баронесса.

Федор сообразил, что вручение ему богатого перстня откладывается, и почел за лучшее присесть, дабы не торчать глупым столбом. Патлатый же певец ловко подтянул свою балалайку со спины на грудь, возложил пальцы на струны, принял вдохновенный вид, и забренчал, распеваясь высоким козлиным голосом:

Ах, младший сын рода, - Роже де Бриуз!

Добродетелен так, что в восторге Иисус!

Раз дал в церкви обет, и в море отплыл.

Чтоб бороться с пиратами, что было сил...

Федор нахмурился.

- Кажется я уже слышал где-то это имя... - прошептал он жующему рядом Окассию. Тот лишь пожал плечами. Бродячий певец тем временем продолжал трындеть, с каждым куплетом усиливая накал.

...Моря синь беззаботна, но храбрый Роже.

Он всегда начеку, он настороже.

Вот орлиным взором с мачты конца,

Он увидел, как грабит корсар купца.

Был корабль купца из греков земли.

Воевать не умеют, убежать не смогли.

А корсар пощады не знал никогда.

Его прозвище - Черная Борода!..

Парфений тихо охнул. Окассий поперхнулся и прекратил жевать. Федор почувствовал, что у него вытянулось лицо. Он наконец вспомнил, где слыхал имя Роже де Бриуза.

- Я не понял. - Гвардеец поочередно повернулся к обоим попам, сомневаясь, не подводит ли его слух. - Что за?..

Священники не успели ответить Федору. Соседи вокруг укоризненно зашикали. Певец надрывался, не жалея инструмента.

...Греки все на коленях, и - о позор!

Главный у греков был Феодор.

Лобызает корсару носки сапог.

Унижается, только чтоб выжить смог.

Предложил корсар - (он муслимом был),

Отрекитесь от Бога что есть ваших сил.

Плюньте трижды на крест и дайте обет:

Повелитель отныне ваш - Бафомет!

И уж греки готовы предать Христа.

Ведь схизматиков вера и так не чиста.

Чтоб спастись, из них уже каждый рад.

Целовать Бафомета муслимского в зад.

- Сукин сын! - Феодор, наливаясь бешенством, начал вставать из-за лавки, - Нет, вы слышали?!.

Окассий с Парфением едва успели повиснуть у гвардейца на плечах. Вокруг опять зашикали.

- Спокойствие куманёк... - Удерживая Федора прошептал побледневший Окассий. Парфений согласно кивнул, чувствуя, что если выпустит локоть Федора, то случится страшное.

- Помни о деле, сын мой. Не будем же мы по пустякам раскрывать во всякой харчевне свое инкогнито, - зашушукал монах ухо багровому от гнева Федору.

Певец меж тем вошел в полный раж, и блестя глазами изрыгал куплет за куплетом.

Но воскликнул Роже - не могу допустить.

Чтоб христианам души свои погубить!

Повернул свой корабль, затрубил в свой рог.

Чтоб корсар его вызов услышать смог.

На пиратов как сокол Роже налетел!

Как красив, как силен он, и как он смел!

Рубит главы пиратам в один удар,

От него разбегаются млад и стар...

Услыхав о таком геройстве, мужчины в зале одобрительно крякнули. Патлатый исполнитель полностью завладел вниманием залы, и купался в пересечении взглядов, как рыба в воде.

...И в испуге пират-борода возопил

Бафомет, - я всегда тебе верен был!

Дай мне силу свою, дай свой колдовство.

Чтоб поверг я Иисуса, и воина его.

Услыхал Бафомет слугу своего.

И бесовскую силу вдохнул в него

О спасайся всякий, беги скорей: -

Пламя бьет у пирата прям из ноздрей!

Вся таверна вздохнула. Федор же почувствовал, что это у него сейчас пойдет из ноздрей и дым и пламя.

...Вот корабль Роже уже горит,

И из воинов его много кто побит.

Только щит, да вера хранит от огня.

Но видать не дожить заката дня...

Мужчины в зале сжали рукояти мечей в кулаках. Дамы охали, прикрывая рты руками. Федор прекратил барахтаться в руках святых отцов, завороженный беспредельный наглостью происходящего. Ему казалось, что он попал в какой-то дурной сон.

...И взмолился Роже, - О Иисус, так скажу:

Не за славу свою я тебя прошу,

А за славу Твою! - дай мне сил на удар.

Чтобы дьявол не восторжествовал.

И могучей рукой Бог пролил свой свет.