Виртмастер (СИ) - Саух Виталий Анатольевич - Страница 4

Не хотелось его расстраивать, но защитник из калеки-колясочника тот ещё.

Здесь жестокое место, в котором собрали жестоких людей, понимающих лишь закон силы. Слабым здесь будет нелегко. Если не сказать, невыносимо. И, так уж вышло, что мы здесь самые слабые. И, то, что мы можем себе в этом признаваться, или нет — сути дела это абсолютно не меняет.

Именно поэтому, я ничего ему не ответил, а лишь махнул единственной действующей рукой, мол, проехали.

Еда была постной, и совершенно безвкусной, но я и не ожидал, что здесь меня будут ожидать королевские яства. Меж тем, хоть и без какого-либо аппетита, я съел всё.

Петропавел (честно признаюсь, называть его, про себя, иначе, я уже не мог) вызвался отнести наши подносы в мойку, я же направился к выходу из столовой.

Однако далеко уехать мне не удалось.

— А кто это у нас тут колёса катит?

Едва я оказался в этих стенах, а этот голос я уже ненавидел, не намного меньше, чем и его хозяина.

— Ребята тут справки навели, — при этих словах, шестёрки лысого, расплылись в довольные ухмылки, — и оказалось, что ты занимался укрывательством денежных средств от налогообложения. Так сказать, воровал у простого народа — то есть, и у таких пацанов, как мы с братвой. Нехорошо это. Надо перетереть.

Одного взгляда, брошенного на этого субъекта, было достаточно, чтобы понять, что в своей жизни он вообще не работал ни одного дня.

Наверняка разговор закончится на том, что меня обложат неким налогом, который я, по их мнению, буду исправно платить.

— Да, я всю жизнь только и делал, что такую мразоту, как вы, обрабатывал, — громко и отчётливо произнёс я.

В мгновение ока, от былого развязного тона милой и непринуждённой беседы не осталось и следа.

— Ты на кого наехал?! — безымянная шестёрка красноречиво пнул меня в обод колеса инвалидной коляски, видимо указывая чем именно я наехал, — с тобой же по-человечески хотели договориться!

— Эй комерс, — надменно бросил мне второй упырь, сопровождавший лысого, очевидно намекая на мою недавнюю коммерческую деятельность, — Если раньше с тебя хотели брать только по сотне в день, то теперь эта сумма увеличивается до двух соток. Штрафные санкции, мать его!

Ни секунды не сомневаюсь, что подобный исход ожидал меня при любом раскладе, что бы я не сказал этим подонкам. Неписанные правила зоны требовали чтобы все участники этого спектакля отыграли свои роли до конца.

Думаете буду дискутировать? Оправдываться? Искать взаимопонимания? Умолять?

А вот хрен вы угадали!

— Знаете что, ребятишки, возьмите-ка вы ваши штрафные санкции и засуньте их себе же в задницы! Насколько я понимаю, вам это не впервой?

Конечно же, я прекрасно понимал, что делаю — я подписываю себе смертный приговор.

***

Очнулся я уже на больничной койке в тюремном лазарете, или, как его ещё называют зэки — в больничке.

Судя по тому, как всё дико болело, местный фельдшер здорово экономил на болеутоляющих средствах. Это вам не медицинская клиника с полным набором медицинских услуг, где стараются накачать пострадавшего до блаженных соплей, лишь бы он, в приступе дикой боли, не вопил на всю палату, тем самым дико нервируя остальных врачующихся.

Ну, да ничего, мы — люди привычные. Поболит, да перестанет.

И может быть уже насовсем.

То, что в этот раз меня не убили, говорит о том, что мне шикарно повезло. Правда, повезло, скорее всего, в последний раз.

Глава 3

Тюремные новости распространяются быстро.

Из трепа двух заключенных, лежащих на соседних койках в нашей палате, рассчитанной на шестерых пациентов, я узнал, что благодаря своей самоубийственной выходке, добился того, что зачинщиков драки — Лысого, и его команду, подоспевшие, весьма кстати, охранники, определили на несколько суток в карцер.

Через тютемную почту, малявой, Лысый передал всем, чтобы меня пока не трогали — он сам делает начатое.

Ещё он строго настрого запретил остальным прикасаться к новенькому, то есть к Петропавлу, так как вернувшись из карцера, первым делом, которым он займется, после того, как образцово-показательно порешит меня, в назидание остальным смельчакам — это "распечатает" мальчишку, а уж потом, когда вдоволь наиграется, отдаст его «на общак».

Вот и получается, что всё, что я добился — это, хорошенько огребся, и, на весьма короткий срок, отсрочил собственный смертельный приговор, а так же отодвинул незавидную участь Петропавла.

***

Не сказать, что у меня осталась хоть какая-нибудь цель в жизни, ради которой стоило бы продолжать жить.

С другой стороны, если вдуматься, то миллионы людей живут не имея перед собой никаких стоящих целей, кроме самых элементарных. Я бы даже сказал, животных: поесть, поспать потрахаться. Вот и весь минимальный набор их жизненных ориентиров.

Так чем же в своем желании жить я был чем-то лучше, или хуже чем они?

Умирать не хотелось. По крайней мере так скоро. Хотя, признаться честно, ещё совсем недавно, лежа в больнице, после злополучной аварии, я подумывал о том, что жизнь моя не имеет абсолютно никакого смысла, и в тягость не только окружающим, но, в первую очередь, мне самому.

Но вот прошло совсем немного времени, и мою жизнь, даром не нужную мне лично, захотели отнять.

Вот тут-то всё и изменилось.

На многие жизненные категории я, как коммерсант до мозга костей, смотрю с позиции менеджера. Так что, не стоит удивляться, что так произошло и в этот раз.

Спрос рождает предложение.

И вот, моя никчемная жизнь в одночасье стала хоть чего-то, но стоить. То есть теперь у меня появился, так скажем, коммерческий интерес, не продешевить с ее истинной стоимостью.

Чем, скажите мне, не цель?

Вполне себе приличная цель, рассуждал я, ежеминутно ожидая того, что в палату торопливо войдёт пара человек, а затем воткнут мне в сердце, а может быть печень, самодельный нож, созданный из ложки, с острозаточенной ручкой.

Ещё есть вариант, что об меня даже не станут мараться, и, всего лишь, набросят на лицо подушку и подождут пару минут — ведь справится с инвалидом так легко.

***

— Эй, калека, — произнёс субтильный мужичок, появившийся в дверях палаты.

Ошибиться было невозможно — он обращался именно ко мне.

— Чего тебе?

— Тут это, Никон тебе привет передавал. Говорит, никуда не исчезай! Скоро, мол, увидимся!

Теперь-то, я уже знал, что Никон, он же Никоненко, и есть мой заклятый враг, которого я окрестил Лысым.

— Скажи ему, чтобы не переживал особо. От этого стул может испортиться — совсем жидкий будет! А на жидком стуле сидеть очень неудобно, не то, что на твердом!

Обратного пути у меня уже не было. Не в моих силах было повернуть время вспять и отмотать его до того, как я смертельно поссорился с Лысым. Да и будь у меня такая возможность, то точка моей перемотки была бы гораздо дальше во времени — до злополучной аварии. Все что у меня оставалось — это бить словом. Что я и делал, как умел. А учитывая то, что моя идеальная артикуляция, с четким проговариванием каждого звука, очень напоминала, как утверждали многие, голос актера и ведущего Игоря Вероника, получалось это у меня совсем неплохо.

Субтильный мужичок отвалил восвояси.

Сомневаюсь, что послание мое дойдет до адресата в изначальном варианте. Ну, да и хрен с ним.

Повернувшись на другой бок, я попытался уснуть.

***

Однако, уснуть не получалось.

С одной стороны, отчасти, виной этому были мои напряженные нервы; с другой — неспешный разговор двух моих соседей по палате, к которому я невольно прислушался.

— Слухай сюда, Петручо! — говорил мужик лет под сорок-сорок пять, попавший в лазарет с многочисленными колото-резанными ранами, полученными бутылочной «розочкой» во время потасовки за карточный столом. Если мне не изменяет память, звали его Валерием, — Есть тема реально сократить срок отсидки, или вообще садить отсюда по УДО!