Обречённые жить (СИ) - Лавров Алексей Юрьевич - Страница 3

— Почему не успел?

— Из-за сухарей, ещё меня от трапа оттолкнули, три раза.

— От какого трапа?

— Вон там люк открывают и верёвку сбрасывают на полчаса.

— А трап?

— Верёвка с узлами и есть трап.

— А если не сможешь залезть?

— Тогда жди, пока, кто на палубу пробился, парашу поднимут, потом в очереди стой, терпи. Не вытерпишь — обдрищешься в трюме, отпинают. И так пока не забьют, а когда забьют, на той же верёвке вытащат и выбросят в море. Всё, улетай, скоро утро, ссать охота!

— Зак, я на денек останусь. Лады?

— Нравится, когда бьют?

— Не нравится, потому останусь.

В башке взревели баззеры боевой тревоги. Зак внутренне сжался, набираясь отчаянья для броска. Только фигли готовиться? На ледяной решимости сталкера проверил моторику, ощутил каждый мускул. Ноги коленями к груди и резко вперёд. Лёгкое тело пацана удивительно послушно. Когда ноги коснулись пола, трюмный люк приоткрылся. Длинный прыжок и в кувырок. На выходе из кувырка замечаю, что люк открылся полностью. Сверху хрипло заревело.

Слева и справа нехорошо. Один на низком старте, второй уже замахнулся. Присесть, уходя от удара и открытой ладонью первому в лоб. Поваляйся в гамаке, рано еще вставать. Над головой пролетел кулак. Теперь моя очередь. Локтем с разворота в солнышко. Удачно. Задержался я с ними, сзади уже подбегают. Уклон и передняя подножка. Здорово грохнулся! Однако, у нас дела, поссать-таки надо. Прыгаю вперёд, снова в кувырок и на трап. Страдальцы на полу народ задержали, но несильно. Запнулись об тушки, но успели. Шустрые. Самому шустрому приз — подъёмом ступни в нос уже с верёвки. Быстро поднимаюсь наверх.

— Куда теперь?

— Вон клюзы в фальшборте, — ответил Зак, перестав визжать. Он всё время утренней зарядки визжал от страха.

— Уёёёоу, здорово!

— Не от страха, значит, — думаю, замерев у клюза в нирване. — О-о-ох!

Сзади бежит народ и снова не понять чего орёт. Странно, Зака я понимаю, а тут не в зуб ногой. Ещё радовался, что английский за ночь выучил. Фигушки.

— Зак, чего они?

— Опять отпинают. — ответил он обреченно.

— На палубе? А вертухаи?

— А им за счастье, когда кого-нибудь из нас бьют.

Блин, толпой точно забьют. Сваливать надо, да и помыться не мешает. Разбегаюсь и прыгаю в море. Вдогонку снова кто-то хрипло орёт.

— Чего ему, малыш? — спрашиваю в полёте.

— Куда ты, дурак? Акулы! — уже под водой заголосили на весь мозг.

Акулы и прохладная вода — это неприятно. Пусть лучше изобьют.

— Вон спасательный конец, к нему давай! — вопит в башке пацан.

Стежками быстренько гребу к веревке. Теперь нырнуть и, используя силу Архимеда и собственные… гм, не понять чьи, конечности выпрыгнуть из воды почти по пояс. Хватаюсь за конец и, подтянувшись, поджимаю ноги. Под самой задницей прошёл большой треугольный плавник. Фу-у! Полез на палубу по-альпинистски. Хорошо, хоть борт невысокий, и пеньковая верёвка не скользит в мокрых руках. Залез. А дядька в смешном наряде надрывается!

— Ну, что ему опять? — спрашиваю раздражённо. Английский надо было в школе учить!

— Ты это… полетай пока где-нибудь, я тут сам, — решительно заявляет пацан. Имеет право покомандовать, тело всё-таки его. Только как полетай? Может, представить, что уснул? Или в игре передал управление искину, а сам пошёл чайку заварить? Попробуем…

Ну, кино! Как страшный сон. Речь стала понятной. Тело ощущается, но не слушается. Во, бля!

— Ты что, оглох, ублюдок?

— Никак нет, сэр боцман, сэр.

— Зачем в море сиганул?

— Помыться, сэр боцман, сэр.

— Хм. Иди за мной. Кэп хочет на тебя посмотреть.

Вот ё-ё-ё! Картинка двинулась. Тело идёт само.

— Сэр капитан, сэр. Вот этот вот…

— Зачем прыгнул за борт?

— Говорит, что хотел помыться, сэр капитан, сэр.

— Ха-ха-ха! Ну, раз ты так любишь чистоту, останешься на палубе чистить клюзы.

— Слушаюсь, сэр капитан, сэр, — колокольчиком восторженно заливается пацан.

— У тебя звонкий голос. Спой что-нибудь. — Вальяжно велел джентльмен.

Зак запел «Правь, Британия, морями». Выслушали благосклонно, у парня есть слух.

— Вестовой, бутерброд. — Скомандовал Кэп. — Отныне ты каждое утро будешь купаться и петь, чистюля. Или только купаться.

— Ха-ха-ха! — заржали холуи.

— Мне понравилось шоу. Постарайся продержаться подольше. Вот твоя награда. — Говорит Кэп, протягивая ломоть белого хлеба, намазанный маслом и вареньем.

— Да, сэр. Благодарю, сэр.

— Жри и приступай к работе.

— Ай-ай, сэр капитан, сэр!

Бутерброд кончился обидно быстро, хотя Зак пережёвывал очень тщательно, наслаждаясь каждым мгновеньем. Что ж пора переходить к прозе жизни. Парень берётся за дело со сноровкой рядового срочной службы. Максимум усердия при минимуме результата. Начал он с ближайшего клюза, недалеко от кормовой надстройки, с которой доносился интересный разговор.

— Вы убедились, джентльмены, что в Атлантике не бывает скучно?

— О да, Кэп! Как забавно они дерутся за право вычистить гальюны, вытащить за своих собратьев парашу из трюма и надраить палубу всего за лишний глоток свежего воздуха! А этого любителя чистоты забили бы насмерть, но он предпочёл акул обществу своих приятелей!

— Ха-ха-ха! Видите, как Вам повезло, Джим? Вы лично убедились, какие это звери. Хуже акул, что доказано сегодняшним опытом.

— Всё-то Вас, Дасти, тянет на мораль.

— Но, Боу! Вы только представьте себе общество, способное терпеть таких выродков!

— Эх, скучно будет после такого в других рейсах!

— Не будет, Джим.

— Но, Дасти, сэр! Мне всю жизнь служить на этой лохани?!

— Для корабля это последний рейс, не волнуйтесь.

— Последний? Значит, больше-таки не будет весёлых рейсов? Вот об этом я и толкую!

— Я же сказал для корабля, а не для нас. Пока просто поверьте, Джим. Наша контора полна сюрпризов…

Блин, на самом интересном месте! Зак, стахановец этакий, закончил с одним фекальным стоком и, весело насвистывая, направился к следующему.

— Чему радуешься?

— Поел по-человечески. Целый день от трюмной вони отдыхаю, — рассеянно отвечает.

— Угу. Хочешь отдохнуть от вони — почисти толчок.

— Ха, это ещё не вонь! Слушай, сон, я думал, ты кончился.

— Я не сон. Я, кажется, навсегда.

— Упс! В меня вселился демон. Или ты дух?

— Хрен его знает. Ты не обижайся, я к тебе не нарочно.

— На что обижаться? Если б не ты, меня бы в трюме забили насмерть… Вот ё-ё-ё! Я ж тебе не сказал… да и кто говорит с собственным сном? Но дело в том, что нам обоим песец — мы грубо нарушили порядок.

— Какой тут может быть порядок???

— Обычный… английский… как везде. Или ты не знал?

Нормальный такой оказался порядочек — натуральный ордунг! И ничего в нём особенно английского мне не показалось. Та же малолелетка, только на корабле. И порядок мы нарушили ерундовый — всего лишь въехали в храп Билу Коняге, да Ёршика слегка пришибли. Они ребята авторитетные, удавят запросто, только сами потом будут купаться и петь — и они про то крепко знают. Потому и не отвлекали нас от блатной работы по очистке фекальных стоков. Других «любимчиков» постоянно отзывали в кубрик, возвращались мальчишки грустные и под хмельком, и усердно делали вид, что ничего не было.

— Заки, куда они ходят, зачем?

— Некоторым морякам нравится… э… потом расскажу! — огрызнулся пацан.

— Так они сами, за глоток рома…

— Конечно, они не сами, а на кого Коняга укажет. За провинность, типа. Ну, такая его власть, понимаешь?

— Вот кого захочет…

— Ты меня не отвлекай. Если моряк кого захочет, прям на месте и разложит, все только отвернутся. Им без разницы — мы ж одинаковые, вонючие, вшивые.

— А мы?

— А мы будто сами по себе. Вон, на Ёршика глянь! У него все ребята правильные, сами прорываются на палубу, помогают друг дружке, так Чарли завёл. Ни один из них не ходит в кубрик. Только посмотри, что они делают.