Азбука для непослушных - Андоновский Венко - Страница 17
- Предыдущая
- 17/24
- Следующая
На следующий день Евфимий встал рано утром, озаренный необычным светом и в отличном настроении, ибо наступил час наказания, час, что праздником бывает для тех, кто наказывает! Я убежал из монастыря, потому что не мог и не хотел этого видеть, так что ничего не видел. Но вот эта история, сказанная или не сказанная устами отца Евфимия (это все равно, когда человек знает, не слышав!), записанная моей рукой:
VIII
1. Тогда Евфимий позвонил в колокол, и все двенадцать учеников вышли во двор.
2. «Я хочу знать, кто из вас богохульствует и по ночам уничтожает написанное днем?» — сказал Евфимий.
3. «Я вчера ночью застал грешного Михаила в семинарии и думаю, что это он; но, чтобы свершилось правосудие, я спрошу всех».
4. А двенадцать, глядя в землю, отвечали; «Учитель наш, ты ищешь то, чего не сможешь найти; ты ищешь дьявола меж ангелами, руки наши чисты, ибо души у нас — вода, которой их моем».
5. Тогда Евфимий принес белую бумагу, вороново перо и чернила, сотворенные из чернейшей сажи, ибо черное есть самое скорое, и сказал; «Вы все будете писать с той скоростью, с которой я буду читать, чтобы смог я дознаться до искомого.
6. Ибо погана душа преступившего, и сколь бы он ни таился, рука выдаст его и отстанет, записывая медленнее, чем я читаю;
7. потому что тот, кто думает о красоте, не может писать быстро».
8. И они начали записывать за ним; а он читал все быстрее.
9. И у двенадцатого, у Михаила, рука задрожала от большой скорости, и перо выпало у него из рук; но буквы не были похожи на написанные ночью, не были такими совершенными.
10. Тогда Евфимия обуял гнев страшный, и кровь пошла носом,
11. он хотел унизить двенадцатого, а тот сказал: «Ты знаешь, что я не тот, кого ты ищешь, но ты хочешь утолить гнев свой, как будто ты Бог, но ты человек, совершенный в несовершенстве;
12. и гневен ты, потому что знаешь, что я не тот, кого ты искусить хочешь, но думаешь, что он среди нас, но его здесь нет, и стыдно тебе.
13. Но не давай стыду своему обратиться в гнев, ибо все мы гневны от стыда твоего».
14. Тогда Евфимий взял топор со своего ложа, ведь он на топоре спал, как на подушке, и взял Михаила за руку и положил руку на колоду и хотел отрубить.
15. И замахнулся, но позади него появился Прекрасный и подставил свою руку; «Вот рука, которую ты ищешь», — сказал он;
16. «Не наказывай невинного, потому что я виновен; моей рукой сделаны исправления, чтобы сочинения стали истинными».
17. А отец Евфимий разозлился и подал ему перо ворона, которое принес из нижнего мира.
18. А Прекрасный сел и пером отвратным стал записывать сочинения истинные.
19. А истинными они были потому, что он отнимал у зла скорость, и оно превращалось в добро.
20. Так что и недобрым пером он писал буквы, похожие на те, которые Евфимий искал и ненавидел, потому что они были не его руки дело.
21. Искал их и Михаил, но без ненависти, хотя они были не его руки дело.
22. Тогда отец Евфимий взял Прекрасного за руку и взмахнул топором, желая отсечь руку; но испугался, ибо на ладонях у того были отверстия от гвоздей.
23. А Евфимий, увидев то, опустил топор и сказал: «Кто ты и каким путем идешь?»
24. «Я тот, кто есть, а иду я путем отца своего», — сказал Прекрасный.
25. И пошел своей дорогой, как и сказал, а Непорочный Михаил воскликнул громко: «Я тебя узнал, узнаю и буду узнавать, в каком бы образе ты ни явился!»
26. А на глаза Прекрасного навернулись слезы.
Вот, так все было, ибо не было иначе.
Ламед: крючок
Разрушение буквы Ламед:
1 — Иероглиф;
2 — Критское Ламед;
3 — Современное.
* * *
С того дня, как язык мой развязался, я решил не говорить своими устами или, если это необходимо, то говорить не много, потому что боялся себя; боялся, что могу высказать непослушные мысли. Отец Варлаам говорит, что язык — это то, чем душа смотрит, ибо он снаружи, и утверждал, что если человек покажет язык, то видно его душу. Душа и тело связаны, и язык является лучшим доказательством этому: он ее плоть.
А на языке, этом ложном посланнике души, была у меня и ненависть, но я никогда ее не высказывал; значит, мою душу тиранил послушный язык, стеснял ее и заставлял молчать, хотя она и желала высказаться. Я в первый раз ощутил ненависть в тот день, когда Евфимий показал свое притворство в семинарии, солгав, что не слышал, что Прекрасный сказал о его сочинениях. Я убоялся и почувствовал свою греховность, и потом исповедался отцу Варлааму, который меня выслушал и сказал, что праведная душа ненавидит, когда ей видится неправда, так же, как порочная торжествует, когда совершается неправда. «Но разве любовь души порочной, если это любовь, лучше, чем ненависть души праведной?» — спросил он.
И когда сейчас я думаю об этом, я вспоминаю отца Евфимия, который первым проглотил крючок любви к ненависти; после него этот крючок проглотил и Нафанаил Послушный, а после них — никто другой. Я же, ненавидя Евфимия, проглотил крючок ненависти без наживки, пустой, потому что я ненавидел саму ненависть; но, хотя Евфимий любил ненавидеть, а я ненавидел ненавидеть, не я был грешен, а он. Один отец Варлаам не проглотил ничего, кроме ключа от семинарии, который надо было передать Евфимию в ту ночь, когда я предал Варлаама; он проглотил его, но об этом я не хотел вам говорить, потому что вы бы не поверили, ибо время еще не пришло. А не пришло тогда потому, что пришло только теперь, и вы поверите, ибо отец Варлаам все же дал отпор той ночью, хотя и знал, что у Евфимия есть второй ключ, совершенно такой же, как у него, как у него всегда было два лица, для уверенности. Тем не менее, отец Варлаам забрал у него одно из двух, чтобы показать ему прямой путь к уверенности: легко быть уверенным с двумя кусками хлеба; тяжело, если есть только один. А следует стремиться к трудному, потому что легкое легко достигается, и потому его название истинно! Велик, велик отец Варлаам был в прощении, но Евфимий этого не видел, ибо прощение для него было то же самое, что угощение, а жадному угощения жалко.
В детстве я видел, как рыбаки ловят рыбу, и до сих пор помню, вижу эту картину, словно нарисованную: как однажды один рыбак поймал большую рыбу; тогда я увидел, что и у рыб есть язык, хотя они и не говорят. Жадная рыба заглотила крючок так глубоко, что, когда рыбак вытаскивал ее, он разорвал ей язык надвое и порвал губу; и из круга, каковым рот здравый видится, у рыбы, проглотившей крючок, рот в крючок превратился!
А когда рот, проглотивший крючок, сам превращается в крючок, он ищет свою жертву, ибо пойманный сам ловить начинает! И тогда будь осторожен, остерегайся такого рта! Не потому ли с того дня отец Евфимий стал совершать добрые дела, хотя и небольшие, но полезные, начал и безутешных утешать? Не потому ли дважды (скорое дважды быстрее медленного!) разругал Нафанаила, говоря, что тот не должен быть так строг и неуступчив к другим? Смягчился ли отец Евфимий, потому что был уже пойман на некий острый крючок, который нам не виден, но который зацепился за что-то в его чреве, распарывая его изнутри, где нет крови, одна душа, да только он не ощущал этого?
Что касается моего крючка, произошло вот что: как теперь помню, а с течением времени помню все хуже: было воскресенье, я был с отцом Варлаамом в его келье, где он был заточен (и это показывает, что Евфимий смягчился, позволив мне посещать Варлаама), мы говорили о языке и возможности его исправить; вдруг я ощутил кислый вкус во рту, защипало язык, заболели зубы. Я хотел закричать, но не мог; сумел только сплюнуть и выплюнул на землю весь в горькой, злой пене свой язык, змею малую! Он корчился от боли, извивался, крутился, а затем начал кусать себя за хвост, яростно вертеться, вращаясь все быстрее и быстрее по кругу. «Это ламед», — совершенно спокойно сказал отец Варлаам, как будто это было естественно, как естественно падение листьев осенью; «Это ламед, — повторил он, добавив, — это только доказывает, что то, что еще не произошло, уже произошло; мы живем в середине змеи, которая пытается ухватить себя за хвост, и нам кажется, что есть начало и конец, и что старое начинается, а новое кончается».
- Предыдущая
- 17/24
- Следующая