Двадцать первый: Книга фантазмов - Османли Томислав - Страница 49

— Э-э! Поехала в Южную Африку, потом на остров Науру, потом в Южную Америку, на Карибы, — на одном дыхании перечислила Майя. — Побывала в Гвиане, заехала на Суринам. И знаешь, побывала в Парамарибо! Ты там был?

— Нет. Я же сказал тебе, что поеду туда с тобой, — сказал он и прижал свою щеку к ее, но ничего не почувствовал, кроме электронного смога, излучаемого программой. — И как тебе там?

— Как ты мне описывал, — сказала она и попыталась поцеловать его. Но картину их соприкоснувшихся губ исказили появившиеся помехи. — Теплое море, кокосовые пальмы, авокадо, орхидеи и деревья с райскими птицами… Скажи, ты хоть немножко вспоминал обо мне?

— Все время. Я тебя искал, — сказал он, и в звуке его голоса неожиданно прозвучало металлическое эхо. — Где ты сейчас? Ты мне нужна.

Вдруг раздался взрыв и послышался скрип открывающейся тяжелой металлической двери. Снова зазвучала воинственная музыка, сопровождавшая игру.

— Прекрати играть! — закричала девушка испуганно. — Чего ты добьешься, стреляя?

— Я не играю, — воскликнул в отчаянии Гордан, — игра происходит сама по себе. Ее ведет кто-то другой.

— Кто?

— Не знаю… — сказал он, прислушиваясь к тяжелым шагам супербойца. — Я не могу ее выключить. Не могу ей сопротивляться.

— Перезагрузи ее! — отчаянно воскликнула она.

— Пробовал. Она зависла, — сказал он. — Я должен дождаться конца игры.

— Я больше не могу здесь. Я ухожу, Гордан. Встретимся в другом месте.

— Майя! Подожди! Майя!..

Но она уже исчезла. В нескольких шагах от него появилась сначала тень, а потом и силуэт виртуального преследователя. Краем глаза Гордан заметил, что тот выпустил гранату в сторону его электронного образа. Гордан попытался отскочить, чувствуя на себе его ледяной взгляд и слыша первые звуки металлического эха незавершенного взрыва, но в этот момент потоки букв и цифр замерли на месте. Игра остановилась.

Высветился окончательный счет игры — цифры, парящие в виртуальном пространстве. И тут игра сама выгрузилась. В один момент изображение свернулось во флуоресцирующую точку, коротко блеснувшую и затем исчезнувшую в кибернетической глубине потемневшего экрана.

87

В тени балдахина, образованного крыльями палатки, разбитой на выжженной солнцем кумановской равнине, раздевшись до пропотевшей майки без рукавов, опираясь на локоть левой руки, на подстилке лениво развалился Мето. Рядом на ящике с патронами лежал его Калашников. В правой руке Мето держал штык-нож и, глядя куда-то далеко перед собой, тыкал им в открытую консервную банку и клал в рот нацепившиеся на него кусочки мяса. Медленно и рассеянно жуя, Мето, сам того не замечая, помахивал ножом в такт рэперским синкопам невротического хип-хоп хита Бэд Бо.

В этот момент из-за кустов показался низенький человек с седеющей, не бритой несколько дней щетиной, в железнодорожной фуражке. Это был Кирилл, разыскивающий сына на растянувшихся позициях. Теперь у него в руках вместо плетеной сумки была гвоздика.

Далее появился некто, похожий на моджахеда: мужчина в камуфляжной форме и черном платке с красной арабской вязью, повязанном на лоб, и с небольшим зеленым флагом с боевым призывом на нем, развевавшимся позади.

С другой стороны, прямо перед взором Мето, по пожелтевшей, выгоревшей траве, сквозь самое пекло, сопровождаемая нестройным хором сотни кузнечиков, шла женщина в черном, неся на руках девочку. С позиции за хлебным полем несколько раз подряд выстрелил снайпер. Пули сначала просвистели мимо женщины, а потом прошли сквозь нее, но ничего не произошло. Она продолжала идти с мертвым ребенком на руках.

Мето не обратил на них всех ни малейшего внимания, пока из глубины поля не появился Бэд Бо. Он подходил все ближе, в живую подхватив свою песню, пел и декламировал рэп, а когда оказался перед Мето, то поправил кепку, которая до тех пор была повернута козырьком на левую сторону, и поздоровался.

— Hey man, — с улыбкой сказал чернокожий музыкант, — where damn’s this? I wanted to go away from fucking Manhattan^[95].

— Хау ис посибл ю кам хиер?^[96] — сказал Мето на ужасном английском.

— Man, it’s been awful there, — сказал хип-хопер, мотая головой. — But where did I get? Where’s this, man? What’s all this about, damn it?^[97]

— Дис ис кумановско поле, неар Липково. Иф ю ноу^[98]… — ответил Мето.

— Have no idea!^[99] — сказал негр, добавил: — Yo! — и помахал моджахеду. Тот молча поприветствовал его, подняв руку.

В этот момент Кирилл заметил сына и подошел к нему.

— Мето, сынок! — сказал железнодорожник необычайно мягким голосом.

Мето обернулся, увидел старика и кивнул ему.

— И ты, старый, пришел? — сказал ему сын, ухмыляясь и оставаясь лежать под крылом палатки. — Садись, переведи дух… Хотя тут, знаешь, не лучшее место для отдыха.

Кирилл ласково покачал головой и сунул красную гвоздику в ствол Калашникова своего сына.

— Была у меня, сынок, и ракия для тебя, — сказал Кирилл извиняющимся тоном. — Но я ее где-то по дороге потерял.

— Да ладно тебе, старый. Ты ее одному парню отдал, — лениво сказал Мето. — Он до сих пор меня ищет. Ну, ничего… Мы иногда видимся в разных местах мира.

— Гуляешь, значит, а? — сердечно, но как будто с упреком покачал головой железнодорожник.

— Гуляю, старый, что здесь еще делать? Видишь, стрелять мы тут перестали. Говорят, что подпишут мирный договор. Теперь стреляем от скуки. И мы, и они. Некоторые не выдерживают. Пуляют себе в вену. Везде одно и то же, и у нас, и у них. Хочешь, консервами угощу?

— А тебе, сынок, какое дело до них, — Кирилл не ответил на вопрос, потому что ему нужно было сказать сыну что-то важное. — Ведь если у тебя желание такое, ты того… гуляй. Чего тебе тут делать? Так, сынок, у нас на роду написано, мы стреляем и гуляем. Главное, нет нам покоя, сидючи на одном месте. Тем более в такое время, как это. И я гулял. Где только по молодости ни бродил. А все домой возвращался. Дома, сынок, лучше всего.

— Я знаю, старый. Перед Рождеством, после Рождества, где бы ни был — приезжай домой. Так ведь? — улыбнулся Мето. — Только дома тесно. Мала стала наша державочка…

— А ты знаешь, что в мире есть еще стран тридцать поменьше, чем наша? — заметил как бы вскользь железнодорожник.

— Нет меньше страны, чем наша, старый. Посмотри: если всю собрать, в улиточью раковину запихнуть можно.

— Есть, сынок, поверь! — сказал Кирилл, убежденно глядя ему в глаза. — Про нашу страну хоть кто-то слышал. А про те — никто. Вот, ты слышал, например, про Антигуа и Барбуду, про Барбадос, а? Слышал? А про Доминикану, Сент-Китс, Гренаду, Гренадины, Сент-Люси? Про Сан-Томе и Принсипи слышал? Про Сейшелы, Мальдивы, Папау, Карибати, сынок, про Тувалу, Тонга и Науру, хоть раз слышал? Давай, скажи…

— Ты их выдумал, старый, — засмеялся Мето. — Загадки загадываешь, посмеяться надо мной вздумал.

— Нет, сынок. Они существуют. На самом деле. Маленькие, а существуют. Честное слово. Мне один мужик сказал. Он в газете читал. И все, говорит, одна другой краше. Вот, говорит, взять, к примеру, Науру. Науру, чтоб ты знал, говорит, это рай на земле. Вот так, маленькое государство, а рай. Может, думаешь, и его нет? Там молодым, таким вот, как ты, когда они женятся, государство сразу дом дает. Детей за границу учиться посылает. В той стране все бесплатно, и доктора, и образование, а зарплаты до неба. Вот так! Там люди знают, зачем живут. Там, говорят, если покрышка у машины лопнет, никто ее не клеит. Идет и сразу новую машину покупает.

— Старый, ты случайно по дороге не набрался?

— Я ракию уже много лет даже не нюхал, клянусь, чтоб мне вот этаким стать, — сказал Кирилл, показывая изогнутый указательный палец. — Ну, разве что рюмку-другую выпиваю и все.

— Дожил, а ума не нажил. Начал тут нам коммунистические сказки рассказывать.

— Я тебе правду говорю, сынок. У нас есть шанс. Знаешь, почему они в этих малых странах такие богатые. Торгуют, сынок. И знаешь, чем? Никогда не догадаешься. Птичий помет продают, как самое лучшее удобрение, по всему миру. Видишь, как оно бывает, до чего умные люди додумались.