Прогулка по Дальнему Востоку - Фаррер Клод "Фредерик Шарль Эдуар Баргон" - Страница 4

Примите во внимание, что от Порт-Саида у нас было достаточно времени, чтобы узнать друг друга. И, кроме того, что с тех пор, как изменилась температура, внешний вид спардека тоже изменился, и изменился радикально; виднеются одни белые платья и прозрачные легкие ткани. Мужчины покинули во время обеда мрачные европейские одеяния, черное сукно и черный фай; появились смокинги из белого полотна, как то принято под тропиками. Родилось немало флиртов всех оттенков. Пароход превратился, как по мановению волшебного жезла, в нечто чрезвычайно приятное, любезное и очаровательное. С утра до вечера (океанский пароход, — это такой уголок, где работают меньше всего на свете: во-первых, там слишком жарко; а во-вторых, здесь царит настроение слишком сладкой лени…) с утра до вечера никто не покидает своих chaise-longue’oв; появились в воздухе легкие контуры интимностей; вскоре будут болтать, будут изливаться, начнут зарождаться нежности… будут курить папиросы, будут сосать ледяные ситронады и будут есть, есть без конца…

Ведь это тоже развлечение за неимением лучшего! Первый раз на судне завтракают в девять часов; во второй раз — в одиннадцать часов; в два часа «tiffin»[6], в четыре — чай.

Наконец, в шесть часов настает время обеда; а в девять часов второй чай, в ожидании ужина, который подается в одиннадцать, — для тех, кто танцевал: надо же, правда, этим бедным танцорам поужинать!

Назавтра можно начать сначала. Мы находимся в океане, делать нам абсолютно нечего! Каждый вечер мы танцуем, и ужинаем, и флиртуем… чего, кажется, лучше?

Начиная со второго дня после Джибути, начинают обычно подготавливать неизбежную салонную комедию, которую, к тому же, никогда не будут играть, но которую будут репетировать каждый вечер, без исключения, вплоть до прибытия в Коломбо!.. Репетировать с такими переменами в распределении ролей, что они заслуживают того, чтобы о них поговорить.

Чрезвычайно любопытная вещь — салонная пьеса, разыгрываемая на борту судна! Вам известно, что в салонных пьесах, по обыкновению, какой-нибудь мужчина в известный момент целует даму. Недурно было бы сосчитать, сколько раз во время репетиций, о которых я говорю, роль этой дамы меняла своих исполнительниц, и сколько раз менялся претендент на роль этого господина…

А, между тем, мы все дальше и дальше движемся по пути к Дальнему Востоку… Теперь нам осталось уж не так много: еще шесть или семь дней, и мы переступим порог Желтой страны. Мы уже пересекаем море Омана. Можно идти двумя дорогами: по восьмому или девятому градусу. Вы имеете основание предпочитать один из них? Нет? Пусть, значит, все совершается помимо нашей воли…

Вот мы уже между Мальдивскими островами… Дальше, дальше… Мы увидим лунные ночи на океане, великолепные лунные ночи… Наше путешествие длится больше месяца и рано или поздно нам придется любоваться незабываемой картиной полной луны над океаном… Вы помните, конечно, прекрасные стихи Мюссе:

Да, так, именно так!

Представьте только на поверхности моря, которому нет конца, широкую полосу расплавленного серебра, которая тянется прямо к луне, луне огромной, круглой и белой, среди звезд, не смеющих соперничать с ее светом… Эти десять дней среди Индийского океана — самые очаровательные десять дней из всех, которые можно провести на море!

И вот, в последний из этих десяти дней, а считая с отплытия из Марселя, на пятнадцатый, утром, на восходе солнце, когда здесь все цвета розового коралла, — мы увидим, как внезапно перед нашим форштевнем возникнет нечто необычайное, зеленое. Это нечто — Цейлон.

За полчаса до настоящего разговора мне пришлось принять участие в споре с одним из моих друзей, путешественником, подобно мне. Мне хочется, чтобы вы были судьей в этом споре. Мой друг говорил мне:

— Цейлон — это уже другой мир!

Я отнюдь не нахожу этого. Я нахожу, что Цейлон наш, вполне наш мир. Потому что в действительности Цейлон расположен по сю сторону Великих Ворот… А под словами «великие ворота» я подразумевай) те сказочные ворота, которые отделяют наш Запад от Дальнего Востока. Цейлон, — это еще только Индия. Я бы сказал даже больше: это Индия самая классическая, та, которую Лоти так хорошо назвал «Индией больших пальм». Это слегка преувеличенная Индия наших детских книг, Индия распространенных олеографий, та Индия, которую мы все видели в наших снах. Об этой Индии говорилось очень много и с незапамятных времен; она приблизительно та, которую покорил Александр Македонский! Вы видите, таким образом, что уже издавна мы здесь приблизительно у себя дома. Индусы нам приходятся родственниками. Их религия, буддизм, не так уже отличается от нашего христианства! Кажущееся различие между индусами и европейцами далеко не так подчеркнуто… Конечно, сингалезцы отличаются темным оттенком кожи, но черты лица их жен чистейших линий. И, кроме того, в этом темном оттенке нет ничего, кроме черного и белого. При всем желании здесь нельзя открыть ту другую, специальную окраску, то «желтое», которое мы найдем по ту сторону великих ворот, на восточном лице Азии.

Нет, на Цейлоне мы еще положительно находимся у себя. Вкусы тамошних людей, их эстетизм, весьма приближаются к нашим. Я менее всего желал бы разыгрывать ученого… Но так или иначе, мне говорили ученые, которые знают все то, чего я не знаю, что наше искусство родилось из греческого античного искусства, искусства эллинского, — а что само эллинское искусство выросло из такового индусов… Выходит, что эти люди — наши прародители, что мы происходим от них. Наши европейские языки, во всяком случае, две главнейшие ветви их, латинская с одной стороны и саксонская с другой, — обе вышли из Индии. Да, на Цейлоне мы все еще у себя дома.

Правда, что все-таки это «дома» довольно необычно с первого взгляда! Но, в конце концов, оно самое прекрасное, несомненно, каким только мы могли бы похвастать. Потому что это «дома», бесспорно, самый фееричный сад из всех садов нашей планеты. Сказочные деревья, роскошная растительность, кроткое и приветливое население, великолепные виды, прекрасные животные, — кажется, что все это соединилось на Цейлоне, чтобы сделать из него нечто вроде земного рая. И, кроме того, здесь мы снова перевертываем еще одну страницу истории: Цейлон тоже страна глубокой древности. В центре острова существует город, древний, как мир. Он был построен двадцать пять веков тому назад, и разрушен через триста приблизительно лет после своего основания. Его развалины дожили до наших дней. Эту, когда-то пышную, столицу повергло в прах великое вторжение малабарцев.

Я не слишком осведомлен относительно того, что такое было это «великое вторжение малабарцев». Малоисследованная история не есть ли самая увлекательная? Мы не знаем в точности, что представляли из себя эти исчезнувшие народы; но мы можем констатировать так или иначе, что то были народы значительные. Позже, в Китае и Индокитае, мы вновь придем к тому же выводу.

Итак, если на Цейлоне мы как бы у себя дома, то дом этот чрезвычайно древен, и в достаточной мере отрадно видеть в нем самого себя…

Город, в котором мы остановимся, — Коломбо: прекрасный порт, где наш пакетбот бросит якорь в полной безопасности и где он встретится со множеством других пакетботов, ибо Коломбо — перекресток мира.

Именно здесь поворачивают — путь на Дальний Восток к северу, и путь в Австралию — к югу.

Бесчисленные корабли, приплывшие со всех четырех концов нашей планеты, сходятся здесь и запасаются углем, чтобы вновь уйти неведомо куда…

Сойдем на берег. У нас будет не слишком много свободного времени: остановка продлится день, самое большее — полтора… так что нам не придется двинуться по железной дороге вглубь острова… Вернее сказать, мы, может быть, доберемся лишь до «Kandy»… Однако, прежде посмотрим Коломбо. Коломбо — город английский, английский с очень давних времен… еще с тех пор, как наместник Суффрена старался нам его покорить, и ему это почти удалось, лет сто пятьдесят тому назад.