Нулевая борьба. Пролог (СИ) - Косачев Александр Викторович - Страница 30

На пути к лаборатории я так никого и не встретил. Осмотревшись, оставил Гем у входа, а сам помчался за палаткой. Что делать — еще не решил. Оставил это на утро. Всё приготовив, я наконец-то смог расслабиться и даже нашел время полюбоваться звездами. Никаких философствований в голове не возникало, была лишь черная пустота от суматохи дня, и в ней, кажется, затерялся уставший человек. Какие жуткие мысли о том, чтобы бросить дорогое сердцу существо! Это каким же надо быть чудовищем, чтобы бросить того, кого любишь!

Закрыв глаза, я вновь оказался у болота. Вновь осмотрелся, увидел примятые камыши, которые видел уже более сотни раз, подсохшую кровь на листве и плавающую каску, прибившуюся к камышам. Вновь попробовал подцепить её сухим деревцем, но макушка опять переломилась и каска упала в воду. Как ни удивительно, снова утонула. С правой руки я перецепил когти на левую, но только я это сделал, из воды вновь выскочила водная химера. Я отпрыгнул, раскинув руки, но она успела вцепиться мне в правую кисть. В истерике я начал бить выключенными когтями по пасти, но химера лишь мотала меня, как тряпку, из стороны в сторону. Затем я оказался под ней. Когда она начала отходить, чтобы я оказался на уровне её пасти, я запаниковал. Стало чудовищно страшно. Хотел позвать Гемеллу, но не смог произнести ни звука. Меня прижало к земле. Я увидел огромную пасть, которая в следующее мгновение отправила меня в пустоту...

Я вскочил в холодном поту. За ночь совсем забыл, что вновь нахожусь в регионе, в палатке. Потер руками лицо, приводя себя в порядок. Ночь была прохладной. Из лаборатории я принес еще одеял для Гем. Сам уже не мог уснуть: сидел у дерева, пил чай и смотрел куда-то в пустоту, пытаясь найти себе место в жизни. Вроде бы уже четвертый десяток живу, а всё еще не понимаю, куда идти и как правильно принимать решения, чтобы не жалеть о них после. Гемелла не человек, чтобы мучиться совестью, но большая ли разница в том, человек она или нет? Казалось, простые вещи, которые в обществе имеют готовые ответы, сейчас стали неразрешимой проблемой. Как бы поступил другой? Но ведь я — это я! Мне нужно иметь смелость быть собой. Принимаемые мной решения и есть то индивидуальное, которое меня определяет, так зачем обращаться к опыту большинства? Всё стадо баранов может прыгать с обрыва, но это не значит, что выжившая овца поступает неправильно.

Гемелла не приходила в себя. Я, измаявшись, отправился в лабораторию за рисунками. Хотел рассмотреть их получше. Возникла идея найти что-то общее в химерах, которых напечатал Ромеро, чтобы понять, что было связующим и самым главным в его творениях. Всегда есть что-то общее. И не важно, химеры это, рисунки, песни или что-то еще: оно всегда есть. Всё равно, что почерк у рукописного текста: можно писать разные слова и фразы, но почерк изменить практически невозможно.

В лаборатории, собирая рисунки, я вспомнил про препараты, о которых писал Ромеро. Решил проверить, есть ли они вообще. Что с ними делать, я не решил, пока шел, но мне захотелось их проверить — по причине, непонятной для меня самого. Они стояли на месте, но было не понятно, какой из них для чего. Они различались по цвету. Видимо, специально были подкрашены: один — темно-голубого цвета, второй — темно-оранжевый. В дневнике ничего не было сказано про то, какой из них для чего и в каких дозировках препараты нужно использовать. Рассматривая их в холодильнике, я подумал, что если ввести Гем препарат, который делает из человека химеру, то она, поскольку уже является химерой, просто вылечится и всё. Да, может, незначительно изменится, может, даже станет опасной, но я ведь в костюме. Да и каковы её шансы выжить, если этого не сделать? У неё внутри, возможно, каша из органов после того, что было на арене. С такой высоты — еще и с силой о землю... Как я вообще смог на это смотреть?!

При воспоминании о том, что было на арене, глаза у меня заслезились. Это было трудно воспринять. Вроде бы столько всего видел, столько смертей, но к подобным вещам относительно того, кого любишь, невозможно привыкнуть. Если сознание до этого как-то отстранялось, то тут этого не случилось. Я видел Гем неуязвимой и непобедимой, королевой арены, но беда в том, что нельзя всегда побеждать. Химеры настолько разные, и у всех у них свои сильные и слабые стороны, поэтому для каждой можно найти противодействие, несмотря на то, что сама по себе противодействующая химера может быть слабой. Борется ведь не один вид. Множество. Одни ядовитые, а другие толстокожие, одни массивные, другие маленькие и шипастые. И даже то, что они сражаются в разных природных условиях, не является чем-то обобщающим, потому что используют разное оружие и разные методы.

Обыскав комнату, я не нашел ничего, что могло бы пролить свет на то, какой препарат какого цвета. В поисках прошло минут пятнадцать, а затем я остановился и сказал себе:

— Да какая, к черту, разница?! Будь она хоть человеком, хоть зверем, я охотно приму её любой! Вколю темно-голубой, а там посмотрим.

Стараясь не мешкать с выбором, я максимально быстро собрал всё, что было нужно для укола, забрался в палатку и вколол препарат. Руки дрожали, дыхание участилось. Гемелла никак не реагировала. Я вышел, чтобы спокойно отдышаться, но внутри что-то будто ныло. Я ненавидел это проклятое чувство, когда что-то делаешь на эмоциях или на какой-то волне, а потом начинаешь думать о поступке. И не то что бы я сомневался в своем решении, просто тревожился.

Меня переполняли противоречивые чувства. С одной стороны, я, не стесняясь этого слова, любил Гемеллу, с другой стороны — она являлась обычным зверем. Да, разумным, да, со своей трагичной историей, но между нами раскинулась видовая пропасть, которую было не преодолеть. Из дневника Ромеро было понятно, что, вводя ей препарат, я очень рисковал, как её жизнью, так и своей. Она теперь могла перестать быть собой, стать агрессивной и еще черт знает как измениться. Но выбора не было. Это был единственный шанс вытащить её с того света. И, возможно, утерянный, поскольку, чтобы пережить трансформацию, нужно иметь много сил, а она была при смерти. Я, конечно, боялся. Очень боялся. И переживал о том, что нас могут искать. Поначалу, мне хотелось оставить Гем, а самому продолжить путь. Спастись. Но после я понял, что не представляю себя без неё. И дело тут было не в том, что она меня не убила, когда была возможность, и не в том, что она была победителем и на ней можно было делать деньги, а в её упертом желании любить. Она бы точно меня не оставила. Умерла бы рядом с голоду, охраняя мой сон, но не оставила бы. Для меня это было очень ценно. В этом мире слишком многое отпускалось с легкой руки, за дорогое никто не боролся, обиды перекрывали всё. А она... Вопреки и несмотря.

Запись 100. «Прошел день, как я ввел Гемелле препарат. Никаких видимых изменений не произошло. Постоянно проверяю сердцебиение и каждый раз боюсь его не найти. Лгать не буду: я очень устал. Такое ощущение, будто время растянулось и минута стала часом. Морально я готов ко всему, но стараюсь верить в лучшее. Отвлечься ни на что не могу. Да и тут, в общем-то, не на что отвлекаться. Единственное, что я смог, — оставить эту запись. Задумался даже о времени и том, почему возникает такой парадокс: когда ждешь — время тянется, а когда участвуешь в чем-то интересном — время бежит. Думаю, всё дело в работе мозга. При стрессе организм мобилизуется, чтобы можно было мгновенно отреагировать на ситуацию, поскольку от этого может зависеть жизнь. А при интересном занятии мозг погружается в ситуацию и не отвлекается на время, потому и возникает иллюзия того, что время пробежало. Из этого напрашивается нехитрый вывод: мне нужно занять себя чем-то интересным, чтобы переключиться от ожидания на какой-то процесс. Осталось найти, на что...».

Про себя я подумал, что зря перестал общаться в социальных сетях. Они, конечно, были для моего поколения не так актуальны, как для старшего, но всё равно еще имели свою ценность. И здесь есть даже некоторая тоска по ретро-общению. Химеры, как феномен, вытеснили социальные сети на второй и даже третий планы. Интернет, став однажды глобальным, вытеснил телевидение, которое, в свою очередь, вытеснило радио, а радио, в свою очередь, — газеты, но перед этим газеты вытеснили устную форму передачи информации, при которой через пятые уши вся суть искажалась до неузнаваемости. Жизнь менялась, и индивидуальная феноменология века с каждым новшеством всё сильнее начинала отдавать душком. Она проходила свои стадии и для последующих поколений уже не была чем-то выдающимся и популярным. Вся эта известность полуголых женских задниц и блогеров со своим обязательным мнением обо всём ушла в прошлое. Для новых поколений это стало чем-то глупым и подвергалось постоянному высмеиванию. Всё перешло к коллективным решениям, а общение сменилось реальными встречами. Кто бы мог об этом подумать раньше! Даже смешно. Людям старого мышления тяжело понять людей нового. Но, собственно, это применимо и наоборот. Культура эволюционирует по-своему и значительно быстрее биологической. Каждое открытие запускает волну изменений и меняет всё, что связано с новшеством. Социальные сети — это попытка людей приблизиться друг к другу. Коснуться на расстоянии и поддержать некую ментальную связь. Но зачем это, когда можно жить рядом и получать гораздо больше эмоций от реального общения? Когда-то было смешно писать друг другу письма и неделями ждать ответа. Сейчас же стало смешно отправлять слова и не видеть собеседника вблизи. Мир переменился и стал более открытым, поскольку это более здоровый вид общения, пришедший на смену интимным беседам незнакомых людей. Каким бы забавным это ни казалось, но сначала лодка раскачивается в сторону искаженного восприятия мира, которое часто нездорово, но, благодаря рекламе и пропаганде, процветает, а уже после накапливания опыта начинается борьба и выправление её на здоровый лад.