Из блокады (СИ) - Волков Константин Борисович - Страница 36

После ночной бойни в крови кипел адреналин, потом возбуждение схлынуло, а усталость никуда не делась. В таком состоянии любая мелочь раздражает: ветка, хлестнувшая по лицу; ямка, в которую неожиданно провалилась нога; щекочущая лицо мошкара.

Потянуло сыростью, плесенью и чем-то давно умершим, а сейчас активно разлагающимся. Деревья обросли толстыми шубами мха - хорошо, что нормального, не источающего вонючую слизь. Мох везде: на стволах, на ветвях, на земле. Вокруг полно грибов; куда ни глянь, осклизлые разноцветные шляпки. Большие лужи, почти озёрца; гладкая поверхность одних затянута радужной плёнкой, в других монотонно булькают всплывающие со дна пузыри. Капли пота на лбу и на висках. Ноги тяжёлые: под сапогами хлюпает, их облепила жидкая грязь. Но хуже всего проклятые комары.

Незаметно лес сделался совсем непохожим на тот, что растёт вокруг Посёлка: буйная зелень, мясистые листья, густой, наполненный мощными ароматами застоявшийся воздух, и духота.

Партизан сноровисто пробирался сквозь валежник, но сделавшаяся заметной хромота выдавала, что и он подустал. Лесник привычный, а нам и вовсе не до шуток. Архип, тяжело, с одышкой, заглатывая воздух, неожиданно привалился к дереву.

- Всё, - выдавил он, сбросив рюкзак и плащ на землю, ветровка на нём промокла от пота. - Больше не могу, извините.

Мы остановились; грех не воспользоваться моментом, чтобы перевести дух.

- Ладно, что-то я разбежался,забыл, что не один, - сказал Партизан. - От леса не убежишь. Терпи, Петрович, выйдем на болото, там и отдохнём.

Савелий молча забрал у профессора рюкзак. Тот лишь бросил в сторону механика благодарный взгляд, и мы, теперь совсем неспешно, зашагали дальше.

Много в лесу полян и полянок. Та, на которую мы неожиданно вышли, не самая большая, и не самая маленькая - шагов тридцать поперёк себя - но Партизан вдруг замер.

- Твою же... - выдохнул он, и, скинув рюкзак, повёл плечами.

Сначала я не увидел поводов для восторга. Здесь можно устроить привал; очень кстати лежит замшелое бревно. С другой стороны, костёр не разведёшь, потому что сыро - под ногами слой воды толщиной в палец. А Леший быстро понял, что к чему. Он, подняв кучу брызг, метнулся через поляну, даже рюкзак забыл снять. Теперь и я заметил, что деревья на той стороне обмотаны светло-зелёными плетями какого-то вьюнка, да так густо их закутало, что породу самих этих деревьев и не разглядишь.

- Ну, парни, это мы удачно зашли! - закричал Леший. Он примчался к нам, и теперь показывал сложенные лодочкой ладони, в которых лежали светло-зелёные, с красными и жёлтыми крапинками на чешуйках, шишечки - Тут хмеля, как клопов в бараках! И почти весь дозревший! Надо брать!

- Привал, - довольно сказал Партизан, - думать будем.

- Чё думать-то? - затараторил Леший. - У прохвессора голова большая, пусть и думает. А мы рюкзаки хмелем набьём, и домой воротимся. Это ж богатство! Ты этим богатством заработал себе амнистию - даже не сомневайся. И Олежке тоже заработал! Все грехи вам спишут, ещё и по-новому разрешат грешить! А если нет, я не знаю! Я тогда весь Посёлок по брёвнышкам разнесу, а справедливости добьюсь! Надо брать, и домой возвращаться, потому что ежели сейчас от удачи отмахнёмся - добра больше не будет!

Так-то оно так, верно Леший растолковал, только не все с его мнением согласились. А какие у меня по этому поводу соображения, никому здесь не интересно, потому незачем встревать в разговор. Если хочется, пусть спорят, пусть хоть передерутся, а я, пока есть возможность, дух переведу. Присел я на поваленный ствол и разулся, чтобы проветрить сопревшие ступни, рядом притулился умаявшийся профессор, на кочке Савка плащ расстелил - отдыхаем. Я трубку раскурил, хорошо стало, ядрёный дымок разогнал мошкару.

- Слушай, Архип, - спросил я, - этого хмеля надолго хватит?

- Года на два, думаю.

Двухлетний запас - действительно, удача! А могли бы и мимо пройти. А что, запросто могли бы! Я размечтался, как мы возвращаемся с рюкзаками, набитыми драгоценным грузом. Нас восторженно встречают, Хозяин поздравляет с удачным завершением похода, всем персональные благодарности раздаёт. До того приятно это представлять, что губы сами собой в улыбке расползаются.

Я ещё и не намечтался всласть, когда Партизан созвал всех на совет.

- Дело такое, - объяснил он. - Крепко мы с Зубом поспорили, да так и не договорились. Посему будем решать сообща. Я так думаю: хмель Посёлку нужен, сейчас не возьмём, во второй раз можем сюда не вернуться. А поезд, он железный, что с ним сделается? Ржавел двадцать лет, ещё недельку потерпит. Как считаете?

Мне предложение понравилось, а Сашке - не очень.

- Партизан, - сказал он. - Я никому не навязываю своё мнение, потому что случай особый, каждый должен решать сам. А наш с тобой путь - на север!

- Ты чего это раскомандовался? - завёлся Леший. - Если забыл, кто в лесу хозяин, так мы напомним. Партизан, ты скажи, а мы ему по-свойски разъясним!

- Партизан, конечно, главный, не спорю, - сквозь зубы процедил Сашка. - Только пусть помнит, чем за жизнь расплатился!

- Если считаешь, что так лучше... - равнодушно сказал Партизан. - Мужики, набирайте хмеля, сколько унесёте. Лёша выведет вас к дому. А мы с Зубом пойдём дальше.

- Слушай, не дури, - заерепенился Леший. - Он даже в Посёлке не бугор, а так, маленькая кочка. А здесь, вообще, никто, плюнуть и растереть.

- Нет, Лёша, всё правильно - отрезал Партизан. - Обещал им эшелон, будет им эшелон. А Олегу, например, хороший повод возвратиться.

Повод, конечно, хороший, железобетонный повод, не поспоришь. Только что-то мне в этом раскладе не понравилось. Вместе пошли, значит, и вернуться должны вместе, тогда и в Посёлке никто рожу не скривит, не скажет, что оставил товарищей на полдороге. Высказался я в том духе, что друзей не бросаю, Сашка на это просто кивнул, а Леший проворчал:

- Если так, то конечно. Лично я тоже Партизана не оставлю. А вы, парни?

Поговорили мы, чуток попрепирались, и дальше пошли. Немного хмеля рассовано по карманам. Чтобы ещё чуть-чуть поместилось в переполненные рюкзаки, пришлось выложить кое-что из не самых нужных вещей. Партизан отметил на карте чудесную полянку, только карта эта примерная, и отметка получилась приблизительная. Вернёмся сюда, нет ли - кто знает?

Лес, в наказание за то, что мы не прельстились щедрым подарком, обернулся непролазной чащобой. Нам перестал мешать колючий кустарник, больше не громоздились завалы и буреломы, но легче не стало. Деревья скрутили нижние ветви в упругий плетень, через который пришлось пробиваться, прорубаться, прогрызаться. Партизан и Савелий взялись за топоры. Окрест разлетался глухой стук. Партизан шумно дышал, Савелий пыхтел, и оба вполголоса матерились.

Мы брели следом, по уже проложенной тропке, но всё равно приходилось тяжело. Окутала вязкая духота, воздух сделался густым и липким, пот и вода пропитали одежду. Когда настала моя очередь поработать топором, я пожалел, что так и не успел забрать у Ржавого мачете.

Земля раскиселилась. "Хлюп", грязь с чавканьем отпускает сапог, ещё шаг, и ещё. "Хлюп, хлюп, хлюп..." Следы моментально заполняются мутной водой. Зашуршал в прошлогодних сопревших листьях серый зверёк, вроде бы, ёжик. Из папоротников выметнулась змейка; пёстрая ленточка мелькнула во мху, спеша затаиться в древесных корнях. Прошло ещё немного времени, я почти перестал обращать внимание на то, что происходит вокруг - утомился. Страх, и тот куда-то подевался - оказывается, усталость легко побеждает любой страх.

Было за полдень, когда перед нами открылась зелёная, покрытая ряской гладь, как кривыми зубами, утыканная обломанными стволами берёз. Ещё полчаса мы брели за Партизаном вдоль берега по илистой, хлюпающей жиже. Лесник, по одному ему известным приметам, выискивал место для переправы.

- Здесь, - наконец решил Партизан. Он остановился и скинул рюкзак.

Я тоже сбросил осточертевшую ношу, и повёл затёкшими плечами. В пахнущую тиной и гнилью воду лезть не хотелось. Нет у меня доверия к болотам, а заодно и прочим водоёмам; когда ходили за соляркой, увидел, какие тварюги в них обитают.