В одну реку дважды (СИ) - Бочманова Жанна - Страница 17

– Да мне-то что? Главное, как тебе это нравится, – ответила я.

– Не знаю, если честно. С одной стороны, бабуля счастлива, а с другой – столько лет вешать лапшу на уши – это уже симптом. Теперь понятно, откуда у меня патологическая страсть к вранью. Ну а если посмотреть на это шире – данный случай внушает определенный оптимизм. Недаром я всегда считала – от судьбы не уйдешь. Если что-то должно произойти произойдет – хоть через сто лет. Так что не переживай – Принц твой обязательно нарисуется рано или поздно, я так думаю. – Она подняла указательный палец вверх.

– Лучше рано. Представляешь – я в кресле качалке – и тут является любимый, гремя костями. И почему принц?

– А кто же? – усмехнулась Вилька, – сама же говорила, королевских кровей…

Вилька уже посапывала в подушку на своей половине дивана, а я все крутилась, не в силах уснуть. Подруга от переизбытка эмоций затронула тему, которую мы никогда не обсуждали, по моей молчаливой просьбе. И вот теперь я вспоминала Париж, как будто пленку назад прокручивала. Странно, мне казалось, что за столько лет воспоминания должны бы потускнеть, но нет – небольшое усилие и вот он, мой историк-пират, как наяву перед глазами. Я вспомнила, что он рассказывал мне о своей семье.

Отец его происходил из древнего Ливанского рода Шехабов. Шехабы лет двести правили страной, пока ее не захватили турки, потом Ливан оказался под протекторатом Франции и Англии. Когда в стране началась гражданская война, все, кто мог, поспешили уехать. Уехала во Францию и семья Эрика. Потом, когда война более-менее закончилась, они вернулись. Эрик ездил с дедом-археологом на раскопки, слушал рассказы другого деда, эмира Мишеля Шехаба, директора отдела древностей Ливанского национального музея и уже тогда знал, что ничем иным, кроме как историей, заниматься не будет. Он окончил Сорбонну, а потом работал в архивах Лувра, где было много экспонатов из Библоса и других древних Финикийских городов.  У него осталось много друзей в университетской среде, вот почему в тот вечер он появился на празднике молодого вина. Он часто говорил, что мечтает откопать храм бога Мелькарта, покровителя древнего города Тира. И откопает, если найдет столько денег.

Я вздохнула. Что-то он сейчас делает? Неужели там, в Дели, мне не показалось, и это был он? Но тогда получается либо он меня не узнал, либо не захотел узнать… Но я-то узнала! И ведь он явно смотрел на меня и неизвестно как долго смотрел, а как только заметил мой взгляд тут же уехал. Значит, узнал? Черт! Я дотронулась до медальона. И еще дервиш этот так некстати появился… Или кстати? Сам того не зная, он подарил мне надежду. Призрачную, но надежду. А ведь я никогда не верила в гадания, предсказания и прочую оккультную ерунду.

– Ничего, – утешила меня Вилька. Она опять приехала ко мне и осталась ночевать, – не переживай. Главное, у тебя сейчас хоть лицо не перекашивается от одного только слова Париж, как раньше. Глядишь, и рассосется.

– Ага, как раз к пенсии, – сострила я. – Делать будет нечего, и я начну по Интернету лазить и нарою там себе своего горе-историка. Как там наш бравый супер-шпион?

– Да ничего – клевый чувак. Сильный как буйвол. Да и как мужик еще ничего – могет. Я думаю иным молодым за ним не угнаться.

– Да ты что! – я недоверчиво рассмеялась. – Откуда знаешь?

– Ты бы бабулю видела. Помолодела лет на двадцать. Носится по квартире, как приведение с моторчиком. Про все болячки сразу забыла. Правда бабуля про генетику говорит – метисы самые жизнестойкие особи.

– Какие метисы?

– Полукровки то есть. Ван ведь наполовину китаец. Кстати, Ван – это фамилия. У них все наоборот. А отец у него из белоэмигрантов, мать из Манчжурии. А имя Даниэль, вариант от Данилы. Фамилия от матери, чтобы на общем китайском фоне не выделяться. Так что китайского в нем только глаза. Вот ты, например, спирохета бледная – без слез не взглянешь, это потому, что твоя славянская кровь несколько поколений не разбавлялась инородцами.

– А татары как же? – я даже обиделась за своих славянских предков.

– Ерунда. Не было никакого ига. Это все Романовы насочиняли гораздо позже, чтобы крепостничество оправдать и свое узурпаторство. Самозванцы они. Вот и свалили все на бедных татар, да еще и в монголы их записали. Где монголы, а где мы? И столько веков люди эту лабуду кушали. Вот что умелая пропаганда делает!

– Ну, ты даешь! Где монголы, а где Романовы – между ними триста лет.

– Да какие триста, если их, вообще, не было.

– Монгол или Романовых? – уточнила я, втайне надеясь ее позлить, и не ошиблась.

– Монгол, дубина ты непонятливая, – Вилька и правда разгорячилась не на шутку, но, увидев, что я смеюсь, быстро врубилась и махнула рукой, – что с тобой говорить, ты в шорах традиционной хронологии. Возьми лучше книжку почитай, умными дядями написанную. Историки аж взвыли, а крыть то нечем. Так – кусаются в научных трудах, да кто их читает, а вот вынести это на публичное обсуждение бояться – доказательств-то нету.

– Ох, Вилька, ну какие еще доказательства, когда это и так все знают.

– Ну и что! Каких-то пятьсот лет назад все знали, что земля плоская и стоит на трех китах. И только пара чудиков кричала: «Круглая, круглая!»

– Да, и кончили свою жизнь шашлычком.

– Первопроходцам всегда трудно, – сокрушилась Вилька, – но время-то рассудило, кто был прав. Да что я тебе рассказываю – прочитаешь, сама все поймешь.

– А если нет? – засмеялась я. – Вдруг не пойму?

– А куда ты денешься – у тебя характер такой. За то и люблю тебя – за нестандартное мышление и отсутствие догм.

– А кто меня постоянно критикует и именно за образ мышления?

– И вовсе не за это, а за то, что принца своего ждешь, призрачного.

– Призрачно все в этом мире, бушующем… – пропела я.

– Есть только миг – за него и держись… – подхватила Вилька.

– Хорошо сидим, – констатировала я.

– Угу, – кивнула Вилька, – хорошо поем. Так и просидим до пенсии с песнями. И что это нас замуж никто не берет?

– А ты никак созрела? – удивилась я. – А кто кричал – брак пережиток буржуазной морали?

– Мало ли что я кричала. Вот уедет бабуля в Америку, с кем я останусь? Придешь домой в пустую квартиру – поговорить не с кем.

– Так тебе муж для разговоров нужен?

– Исключительно для общения. А для чего другого я и так найду.

– Эх, Вилька, Вилька, просто ты еще никого не любила по-настоящему. Вот влюбишься – все сразу по-другому станет.

– Это как у тебя что ли? Спасибо – не надо. Ты так и будешь своего принца ждать неизвестно сколько? Ведь лет-то уже, сколько прошло ой-ой-ой!

– А я не жду. Просто мне еще не встретился другой.

– Точно такой же? Ты сама понимаешь, что говоришь? С ума сойдешь с любовью вашей! Кто ее только выдумал!

– Мужчины – чтобы не платить женщинам, – засмеялась я и спросила: – И что, никогда не влюблялась по-настоящему, хоть ненадолго, но чтоб ни дня без него не прожить?

– Почему. Было дело. Уж какая была любовь – не представляешь. Сначала-то я в него была влюблена, а он меня не замечал совсем. А уж как я подросла, да похудела, да все-такое…тут и он меня заметил. Ходил за мной хвостом, никого не подпускал – всех поклонников разогнал – один остался. Под окном всю ночь мог простоять, только что серенады не пел.

– И что?

– Да ничего. Я в институте, он в путяге. Он, вообще, двоечник был, но зато гроза района – крутой. Ну а потом я шибко умная стала для него, он сказал, а он как был шпаной, так и остался. Поначалу мы еще встречались, только ничего хорошего не выходило – я в музей, а он портвейн в подъезде хлещет, я в театр, а он говорит, скукота, лучше в койке поваляться. Вижу – не тянет мой любимый, ну и распрощались.

– Так что, «меж неравных не уживается любовь»?

– Наверное.

– Но в койке-то успели поваляться?

– Фи, – сморщила она нос. – Конечно, успели. И знаешь, – Вилька мечтательно закатила глаза, – сколько мужиков было, а этот все рано лучший. Никто пока не сравнялся по качеству, ну и по количеству тоже.