Умри для меня - Плам Эми - Страница 3

Не то чтобы он выглядел жестоким.

Хуже чем я думала.

Он был опасен.

Хотя он и заинтриговал меня, я сознательно стёрла из своей в памяти лицо черноволосого мальчика, будучи убежденной в том — то, что выглядит совершенным плюс опасным — приравнивается к дурным вестям.

Я взяла книгу и переключилась на более надежную Ньюленд Арчер.

Но я не смогла удержатся, и окинула их быстрым взглядом, когда официант принес мне чай.

Печально, но я не могла вдуматся в книгу.

Спустя пол часа, его столик опять привлек мое внимание.

Я могла почувствовать как женщины напряглись, когда трое парней прошли по террасе.

Как будто группа моделей Армани шла к кафе на ходу срывая с себя одежду.

Пожилая женщина за соседним столиком наклонилась к подруге и сказала:

— Здесь стало жарковато.

Подруга хихикнула в знак согласия, принялась обмахиватся пластиковым меню и строить парням глазки.

Я с отвращением покачала головой. Невозможно что ребята не почувствовали деятки глаз сверлящие им спину, когда они уходили.

Подтверждая мою теорию, черноволосый оглянулся и увидев что я смотрю на него, самодовольно улыбнулся.

Кровь прилила к моим щекам и я спрятала лицо за книгой. Я не стала доставлять ему такого удовольствия: видеть как я краснею.

Я пыталась разобрать хотя бы слово на странице в течение нескольких минут прежде, чем сдаться.

Я потеряла внимание, заплатила за напитки, оставила на столике чаевые, и вернулась прочь на руи ду Бак.

Жизнь без родителей легче не стала.

Я чувствовала себя заточенной в глыбе льда.

Только холод ишел изнутри.

Но я цеплялась за него изо всех сил. Кто знает что произойдет если я позволю льду растаять и снова начну чувствовать? Я бы расстворилась в депрессии и снова стала нефункциональной. Как в первые месяцы после смерти родителей.

Я скучала по папе.

То, что ин исчез из моей жизни, было невыносимым.

Он был красивым французом, который всем нравился. А когда люди смотрели в его зеленые глаза, начинали смеятся.

Когда он смотрел на меня, его лицо светилось выражением чистой любви, и я знала, что независимо от того, какие бы глупые поступки я ни совершала в жизни, у меня всегда будет один поклонник в этом мире, подбадривая меня.

А, что касается мамы, ее смерть выдернула мое сердце, как будто она была частью меня, которую просто вырезали скальпелем.

Она была родственной душой, “родственным духом",как она имела обыкновение говорить.

Не то что бы мы всегда ладили.

Но сейчас ее нет, я научилась жить с огромной, пылающей дырой, что осталась во мне от ее потери.

Если бы я, возможно, избегала действительности в течение только нескольких часов ночью, возможно часы моего бодрствования были бы более терпимыми

Но сон был моим личным кошмаром.

Я лежала в постели до тех пор пока, его мягкие пальцы не смели с моего лица оцепенение, и думала, наконец-то! А спустя полтора часа я снова просыпалась.

Однажды ночью я копалась в своей голове, лежа на подушке, глядя прямо в потолок.

Мои часы показывали час ночи.

Я подумала о длинной ночи впереди и выползла из кровати, выискивая одежду, которую надевала накануне и накинула ее.

Выйдя в коридор, я увидела свет, выходящий из-под двери в комнате Джорджии.

Я надавила на нее и повернула дверную ручку.

— Хей, — прошептала мне Джорджия сверху вниз.

Она, полностью одетая, лежала на кровати, положив голову у ее подножия.

— Только вернулась, — добавила она.

— Ты тоже не можешь уснуть, — прокомментировала я.

Это был не вопрос.

Мы знали друг друга слишком хорошо.

— Почему же ты не прогулялась со мной? — спросила я.

— Я терпеть не могу просто лежать без сна в своей комнате всю ночь напролет.

Только июль, а я уже успела прочитать все свои книги.

Дважды.

— Ты с ума сошла? — сказала Джорджия, перевернувшись на живот.

— Уже полночь.

Ну, вообще-то, это только начало.

Сейчас час ночи.

Люди все еще на улицах.

И, к тому же, Париж — самый безопасный.

— город на земле.

— Джорджия закончила мою мысль.

— Любимое выражение Папи.

Ему следует найти работу, связанную с туризмом.

Ладно.

Почему бы и нет? Я тоже не усну в ближайшее время.

Мы на цыпочках спустились в переднюю и, с тихим щелчком, легонько открыли дверь и закрыли за собой.

Один раз внизу, в вестибюле, мы приостановились, чтобы обуться, и затем вышли в ночь.

Полная луна нависла над Парижем, расписывая улицы серебристым свечением.

Ни говоря друг другу ни слова, мы с Джорджией направились к реке.

Река была центром всей нашей деятельности с тех пор, как мы приезжали сюда еще детьми, и наши ноги сами вели нас туда.

На набережной мы спустились по каменным ступеням к дорожке, которая тянется через весь Париж вдоль воды и отправились на восток по неровной брусчатке.

Только очертание массивного Лувра было видно на противоположном берегу.

Никого не было в поле зрения, ни внизу, на набережной, ни в верху, на улице.

В городе было тихо, за исключением плеска волн и звука проезжающих время от времени машин.

Мы молча шли несколько минут, пока Джорджия внезапно не остановилась и не схватила меня за руку.

— Смотри, — прошептала она, указав на пересечение Моста Карусели выше нашей дорожки, где-то на пятьдесят футов вперед.

Девушка, которая выглядела примерно нашего возраста, балансировала на широкой каменной периле, опасно склоняясь над водой.

— О Господи, она собирается прыгнуть! — вздохнула Джорджия.

Мой разум мчался, в то время как я оценивала расстояние.

— Мост недостаточно высок для того, чтобы она разбилась насмерть.

— Это зависит от того, что под водой — какая там глубина.

Она уже близко к краю, — ответила Джорджия.

Мы были слишком далеко, чтобы увидеть лицо девушки, но ее руки были обернуты вокруг ее живота, когда она взглянула вниз, на холодные, темные волны.

Мы тут же посмотрели на туннель под мостом.

Даже днём от него бросало в дрожь.

Бездомные спали спали под ним, когда на улице было холодно.

На самом деле я никогда никого не видела потому, что я проносилась сквозь его гнилую сырость, чтобы скорее оказаться на противоположной солнечной стороне.

Но старые грязные тюфяки и перегородки, сделанные из картонных коробок, говорили о том, что для нескольких несчастных душ, тоннель был лучшей Парижской недвижимостью.

И теперь из его таинственной темноты доносились звуки драки.

Движение было на самом верху моста.

Девушка, всё так же стояла неподвижно на периле, но теперь к ней приблизился человек.

Он шел медленно, осторожно, стараясь не напугать её.

Когда он был от девушки в двух шагах, он предложил ей свою руку.

Я смогла расслышать его тихий голос — он уговаривал её спуститься.

Девушка оглянулась, чтобы посмотреть на него, и человек поднял вторую руку и протянул обе руки к ней, умоляя её, чтобы она отошла от края.

Она покачала головой.

Он сделал к ней еще один шаг.

Она обняла себя и прыгнула.

Это на самом деле был не прыжок.

Это было больше падением.

Как если бы она предлагая свое тело в жертву гравитации и будь что будет.

Она пролетела дугой вперед и через секунду ударилась головой о воду.

Я почувствовала, что кто-то тянет меня за руку и поняла, что мы с Джоржией вцепились в друг друга, когда мы наблюдали за этой ужасной сценой.

— О Боже мой, о Боже мой, о Боже мой, — повторяла Джоржия с каждым вздохом.

Движение на верху моста отвлекло моё внимание от от залитой лунным светом поверхности воды, на которой я пыталась найти любые следы девушки.

Человек, который пытался уговорить ее спуститься, уже стоял на краю моста, его широко распространенные руки, предавали его телу форму креста. И он мощно бросился вперед.