Под моим крылом (СИ) - Гера Наташа - Страница 51

– То есть, улица Павлова, дом номер восемь В? Это такой красивый, новый, с бассейном во дворе?

– Именно.

– Там шикарные квартиры.

– Угу. Наверное. – Пусть простит меня Кира, но сама она мне адрес не называла. Я знаю, куда сейчас ехать, потому что была у нее дома. Один раз. Когда она ездила в командировку.

Если тебе от этого станет легче, то чувствовала я себя там очень паршиво, вся квартира буквально кричала: здесь живет хозяйка – другая женщина, а ты самозванка, нелегалка, воровка, падшая женщина! Да, секс с ее мужем у меня там был. Но я была такой холодной и скованной, что удовольствия я никакого не получила и навеки зареклась ходить по квартирам любовников. Потом и от женатых любовников отреклась. Почему я туда пошла вообще? Не знаю, Вадим предложил, а я не сильно отказывалась. И если честно, хотела посмотреть на его дом. На дом его жены. На дом женщины, с которой он живет. Извращенка.

Наверное, именно поэтому, из-за ужасного чувства стыда и вины и бросила новогоднюю вечеринку и бросилась под машину, чтобы привезти Киру в роддом, хотя рожающих женщин я боюсь больше всего на свете. А тут флеш-рояль сложился: жена бывшего любовника, беременна, рожает, роддом – прям все, что я люблю.

Почему я там уперто повторяю восемь-володя, восемь-володя? Потому, что была у меня в жизни одна смешная ситуация. Однажды Катя с Игорем переехала на очередную съемную квартиру по адресу улица Мирная дом 29Б. Обычный адрес, ничего сложного, правда? Сложность в том, что наш градостроитель в том районе отличился редкостным идиотизмом. Дома настроил, как себе хотел, иногда забыл проложить к дому дорогу. Пешеходы домой добрались дворами и через арки между домами, и только им известными тропами, а вот чтобы туда доехать, нужно было проделать немалый крюк окольными путями. Так еще и нумерация домов была своеобразной. Дом 29Б находился за домом 29В, хотя по теории, сначала идет Б, потом В. К тому же добраться туда без провожатого было практически невозможно. Неудивительно, что такси отказывались ехать в этот бермудский треугольник.

Однажды, нагрузившись покупками, мы с Катей шиканули и взяли такси до ее дома.

– Мирная 29Б, – говорит Катя.

– Б или В? – Переспрашивает таксист, типа, знает, где там что построили.

– Б! – Твердо говорит Катя.

– А разве там есть такой номер дома? Точно?

– Ну я же там живу! Точно есть! 29Б!

– Володя или Борис? – Уточняет таксист.

– Борис!

– Или Володя? – Он все никак не уймется.

– Борис! – Катя уже психует. – Я вам снова повторяю, по буквам, Бо-ря, Бо-рис!

– Или Володя? Во-ло-дя?

– Ага, Балодя, – ляпаю я. И всю дорогу ржу: 29 Балодя!

Дорогу мы таксисту показали, но этот Балодя так въелся мне в мозг, что я всегда теперь говорила: Мирная 29-Балодя. Досмеялась до того, что сама стала путать Б или В? Чтобы не доводить таксистов до белого каления, я им говорила:

– Мирная, 29, а сам дом я вам там покажу. Да, теперь направо, под арку, теперь налево, а нет, не сюда, тут тупик. Значит обратно, еще раз направо, и за этим деревом налево, а как же. Вот и приехали.

– Приехали, – говорит мне Гаврилыч и я осознаю, то мы уже возле дома Киры. Это очень странно, но телефон утверждает, что с момента ее звонка и до нашего прибытия под ее подъезд прошло не больше пятнадцати минут. Надеюсь, я успела вовремя.

Звоню Кире и тыкаю наугад кнопки домофона одновременно – номер квартиры я не помню. Кира не отвечает, но дверь мне какой-то ребенок открыл:

– Это ты, дед Мороз?

– Нет, Снегурочка! Откройте! – Мне лично не до смеха, меня потряхивает от напряжения и холода, но очень надо, чтобы дверь мне открыли.

Забегаю на третий этаж, лифт не жду, я пешком доберусь быстрее.

– Кира! – Я стучу в дверь для приличия один раз и дергаю ручку. Лишь бы она открыла! Дверь открывается, Киру я не вижу. В квартире темно, только полоска света из-под двери ванной комнаты.

– Кира! Кира! Ты здесь?

Кира лежит в ванной на полу. Халат обтягивает круглый живот, который она бережно прикрывает руками. На мои крики она вначале не реагирует, потом приподнимает веки и смотрит на меня. Взгляд мутный, не сконцентрированный, полный боли и страдания. И страха. Мне кажется, она сейчас видит совсем другое измерение.

Да чтоб я сама хоть когда-нибудь согласилась на такое! Да никогда в жизни! Нафиг-нафиг!

– Кира, – я уже не кричу, как потерпевшая, а говорю спокойно, твердо и уверенно, но заботливо. Хоть кто-то должен контролировать ситуацию. – Кира, внизу ждет машина, едем в роддом.

– Никуда я не поеду, – медленно отвечает Кира, закусывает губу и так жалостно стонет, что у меня самой прихватывает живот.

– Вставай, пожалуйста, вставай. Надо ехать.

– Мне никуда не надо. Я умру здесь.

Тааак, а это еще что за фокусы? Чего это она тут умирать собралась? Она сейчас, наоборот, пытается подарить жизнь новому человеку.

Вдруг тело Киры выгибается, она закатывает глаза, опять стонет. Схватка, что ли? Или как там это называется? А если сейчас из нее полезет ребенок? Где здесь дверь? Я побегу куда глаза глядят, буду бежать три дня и три ночи, не останавливаясь, лишь бы подальше от всего этого.

Соберись, тряпка! Думай, решай и действуй!

Спас меня Гаврилыч. Он появился в дверях квартиры и громко меня позвал.

– Серафима, вы тут? Помощь нужна?

– Да, мы в ванной, иди на свет! Помоги!

– Я могу войти? – А чего он спрашивает? А, боится увидеть то, что впечатлительным мужчинам видеть не надо. Я поправила халат на Кире.

– Входи. Ее надо срочно везти, видишь.

Гаврилыч видел. А я никогда еще раньше не видела таких удивленных архангелов.

– Она беременна! – Говорит мне шепотом, а сам вроде как собирается сползти по стенке и картинно разложиться рядом с Кирой. Капитан Очевидность! Слабачок. Я вон не убежала и в обморок не падаю, хотя давно уже должна была это сделать.

– Да! И она рожает. Надо ее отвезти, ей нужна помощь. Возьми себя в руки немедленно, а то и тебе в глаз дам!

Гаврилыч в глаз не хочет. Он присел возле Киры, потрогал за руку.

– Кира, вы меня слышите? Меня зовут Гавриил, я сейчас отнесу вас в такси, мы поедем в роддом.

Кира не отвечает, Гаврилыч осторожно поднимает ее на руки и бережно выносит из ванной. В коридоре обо что-то спотыкается и чуть не падает, я успеваю его поддержать.

– Осторожно! – Шиплю на него. Он споткнулся о большую сумку, с которой что-то с шорохом упало, и я понимаю, что это специальная сумка для роддома и пакет с документами, и это все надо взять с собой. Хорошо, что ключи есть в дверном замке, я закрываю дверь, тащу сумку, вызываю лифт, матерюсь, что он так медленно едет. Матерюсь, что входная дверь у них такая тяжелая, что ступеньки не почищены от снега в таком элитном доме. Матерюсь на снег, который идет, на веселых людей, которые пьют, жрут и ржут в ожидании полуночи.

– Хватит ругаться, достань ключ из кармана куртки, открой машину, она же замерзнет! Быстро!

Быстро все это делаю, открываю заднюю дверцу и Гаврилыч укладывает Киру. Не знаю, откуда он взял силы и смог вынести ее из квартиры аж сюда. Наверное, тоже в состоянии аффекта. Кира иногда приоткрывает глаза, стонет, вздыхает. Мне кажется, она даже не понимает, что происходит. Я укрываю ее своей шубой – прощай, шуба, я тебя любила и почти не сносила, но я понимаю, что ты можешь пострадать!

Тебе когда-нибудь в любимую шубу рожала бывшая жена бывшего любовника?

Едем мы быстро. Гаврилыч нарушает все возможные правила, превышает скорость, нас несколько раз заносит. Но я этого практически не замечаю. Вернее, замечаю, но не успеваю напугаться и наорать на Гаврилыча, чтобы был поосторожнее. В голове бьется одна-единственная мысль: лишь бы успеть, лишь бы успеть. Мне очень страшно. Лишь бы не стала рожать прямо в машине, хоть Гаврилыч и постелил на заднем сидении какой-то плед, но это не самое удобное место для появления на свет. Дурацкие крылья на спине мешают мне нормально повернуться и наблюдать за Кирой, а снять я их так и не успела. Нахожу ее безвольную холодную руку, сжимаю пальцы. Силой воли заставляю силу немного перетечь ей. Держись…чуть не сказала – держись, подруга. Да разве ж она мне подруга? Или я ей?