Коротков - Гладков Теодор Кириллович - Страница 124
- Предыдущая
- 124/144
- Следующая
Для нелегала три-четыре года вообще не срок. Порой столько лет у него уходит даже не на работу, а лишь на оседание и легализацию. Он должен как бы отлучиться от родного языка. Супруги Федоровы признавались, что даже дома никогда не позволяли себе говорить по-русски, и не потому, что опасались «подслушки», но чтобы потом, при общении с местными жителями, не допускать и намеков на русизмы в своей речи. Они не могли держать дома русские книги, тем более советские. Разве что романы Толстого или Достоевского в переводе. Они не читают московские газеты, могут только позволить себе изредка и вне дома, где-нибудь на лоне природы, поймать московскую радиостанцию на транзисторном приемнике.
Нелегал лишь в исключительных случаях ездит домой «в отпуск». Правда, известен уникальный эпизод, когда советского разведчика фирма, в которой он работал, командировала в Москву для заключения торговой сделки в сопровождении еще нескольких сослуживцев. Слава богу, он не был исконным москвичом и в советской столице не встречал приятелей на каждом шагу, но все же… Самое трудное, по его признанию, это было делать вид, что ни на самих переговорах, ни при посещении театра или магазина он не понимает русского языка! Еще труднее было удержаться, чтобы не поправить переводчика, когда тот совершал ошибки, плохо зная специфическую терминологию.
Через много лет ему, дабы доставить удовольствие, дали почитать донесения сотрудников Седьмого управления, ведающего наружным наблюдением, о своем собственном поведении в ту памятную поездку. Уж какие опытные ребята, многие служили в «семерке» по 10–15 лет, ни на миг не усомнились, что иностранец, которого они «пасли», их соотечественник и сослуживец!
Нелегалы порой годами не имеют известий о судьбе своих родственников. Семьи нелегалов, а таких в советской внешней разведке было достаточно много, порой боятся заводить детей на чужбине: ведь их надо растить и воспитывать как иностранцев! А когда возвращаются окончательно на Родину, обзаводиться потомством бывает уже и поздно.
А что значит «вернуться домой» после долгих лет пребывания за рубежом? Какие-то родные и друзья уже умерли, кто-то давно живет в другом городе, а то и стране. Наконец, они просто отвыкли от московского быта, обычаев, традиций, норм поведения… Удручающе может действовать и неустроенность жизни, дефицит на все, от цветных телевизоров до туалетной бумаги, вечные и бесконечные очереди, хамство продавцов…
К рутинной аппаратной работе бывшие нелегалы, как правило, не способны, просто не обладают опытом для исполнения тех служебных обязанностей, что могли бы быть им поручены в соответствии с воинскими званиями на момент возвращения. Потому либо пребывают в консультантах, либо преподают в чекистских учебных заведениях. Иногда, в редких случаях, выезжают в кратковременные командировки на «штучные» задания. Нелегалы не только марафонцы разведки, они и ее рядовые пехотинцы, до каких бы офицерских званий ни дослужились.
Читатель, надеюсь, проникся осознанием того, насколько трудно подготовить и внедрить в нужной точке одного-единственного (или супружескую пару) нелегала. А между тем в Советском Союзе была создана и продолжает свое существование в Российской Федерации единственная в мире системная сеть нелегальной разведки! Именно к этому стремился в свое время Александр Коротков и его преемники.
Разведке вообще, нелегальной особенно, присуща одна, принципиально неустранимая, извечная несправедливость: подавляющее большинство ее героев (и в переносном, и в буквальном смысле слова — с Золотыми Звездами) до конца дней своих пребывают в неизвестности. После смерти тоже. Безусловно, Вильям Фишер (Абель) и Конон Молодый — о них речь впереди — разведчики выдающиеся. Но и они, скорее всего, по сей день оставались бы безвестными героями «невидимого фронта», если бы не провалы, пускай и не по их вине! Таков уж горький парадокс профессии. Чтобы прославиться на весь мир, требуется на каком-то витке жизненного и служебного пути потерпеть неудачу и очутиться в чужой тюрьме.
Только единицам из числа уцелевших, вроде «Ефрата»-Акопяна было предоставлено право получить признание при жизни, избежав вышеназванных неприятностей. И то без толкового разъяснения, что, собственно, названные люди такого совершили…
О прекрасных и заслуженных разведчиках — супругах Филоненко Анне (в девичестве Камаевой) и Михаиле, много лет проработавших в Латинской Америке, в том числе и странах с фашистским режимом, соотечественники узнали лишь в апреле 1999 года, когда их обоих уже не было в живых. Примечательно, что их трое детей, из которых двое родилось во время командировки, лишь по возвращении семьи в Москву узнали, что они советские и русские…[180]
…С Иосифом Григулевичем Александр Коротков лично познакомился по чрезвычайному поводу на конспиративной квартире, с соблюдением повышенных мер предосторожности. Объяснялось это не только особой ценностью «Макса» (он же «Юзик»), но и тем, что он прибыл в Москву нелегально, будучи высокопоставленным иностранным дипломатом в Ватикане! Понятно, что в случае опознания, правда, маловероятного, но все же… — Григулевич тогда никак бы не смог объяснить своему министру иностранных дел или президенту, почему он находится не в Риме, а в столице СССР.
Коротков про себя сразу отметил весьма своеобразную внешность Григулевича. В ту пору «Максу» было лет под сорок. По национальности — литовский караим[181]. Невысокий, склонный к полноте, большая голова, жесткие, вьющиеся темные волосы с проседью, оливковый цвет кожи, крупные чувственные губы, миндалевидные, чуть навыкате глаза. Он легко сходил и за уроженца любой латиноамериканской страны и за торговца фруктами на арабском базаре.
В годы гражданской войны в Испании, совсем еще молодой, Григулевич сражался против франкистов в составе одной из интернбригад. Там его и приметили советские разведчики, тогда он и стал нелегалом. Григулевич свободно владел доброй полудюжиной языков, был энциклопедически эрудирован. Своим первым орденом Красной Звезды «Макс» был награжден еще до Великой Отечественной войны.
В конце тридцатых годов в Аргентине успешно действовала нелегальная резидентура «Макса». Он создал обширную диверсионно-разведывательную сеть, которая была способна действенно подрывать коммуникации, связывающие Латинскую Америку с Германией. По этим морским путям в Третий рейх шло стратегическое сырье — селитра, олово, медь, никель и прочие материалы для немецкой военной промышленности.
В 1942–1944 годах боевики (иного слова для этих людей не подберешь) «Макса» потопили или вывели из строя десятки судов, перевозивших военные грузы в порты Германии и оккупированных ею стран. В частности, почти полностью было прервано поступление селитры. Они же вывели из строя ряд портовых складов и сооружений.
Перед самой войной «Максу» было доверено выполнение еще одного долгосрочного задания. Так случилось, что с 1939 по 1941 год были вынуждены покинуть Соединенные Штаты нелегальный резидент Ицхак Ахмеров и его помощник Норман Бородин. Это привело к утрате связи Центра с особо ценным агентом «29» — молодым дипломатом, имевшим возможность получать достоверную информацию из американских посольств в разных странах, военных ведомств, министерства финансов и позднее, когда было образовано УСС, из этого разведывательного органа. «29» также успешно освещал деятельность немецких спецслужб в Латинской Америке. Наконец, что чрезвычайно важно, «29» информировал о позиции администрации США по ключевым международным проблемам. (Сразу следует указать: «29» сотрудничал с советской разведкой исключительно из своих антифашистских убеждений и не в ущерб национальным интересам США. Это вообще было характерной чертой советских агентов-американцев в те годы.)
«Максу» удалось наладить надежную курьерскую связь с «29» и быстро передать полученные от него сведения в Москву.
- Предыдущая
- 124/144
- Следующая