Хрен С Горы (СИ) - Кацман Изяслав - Страница 85

Кстати, сегодня предстоит пиршество с участием наиболее уважаемых людей. Ванимуй, по долгу советника по хонско-вэйским делам, довёл до моих ушей перечень тех, кого следует пригласить: кроме двух десятков уже знакомых мне местных крутых парней, он порекомендовал позвать девятерых из пришедших в последнюю пару дней. Папуасские большие люди в одиночку, наверное, ходят только удобрять продуктами своей жизнедеятельности окрестные кустики. Так что к трём десяткам гостей следует прибавить ещё сотню их сопровождающих. Плюсуем сюда всех «питарасу» и верхушку формально не принадлежащих к «макакам» вооружённых формирований — тех же регоев Ванимуя и сонаев с бонкийцами.

Подсчитав потребное количество припасов, я понял, что не зря у туземцев существует такой способ наказания и подрыва экономической мощи слишком независимых деревенских предводителей, как частые визиты вышестоящего начальства со всей своей свитой — пара-тройка обязательных при приёме гостей пиршеств разорит не хуже войны. Причём в отличие от явной агрессии, и сделать то ничего нельзя: будешь добросовестно накрывать поляну — прожорливые визитёры рано или поздно опустошат твои кладовые; попробуешь зажилить харч — приобретёшь репутацию сквалыги. В любом случае сторонники разбегутся — или от обнищавшего вождя, или от жадного. Итог всё равно один.

Ну, допустим, мои финансы сегодняшний пир как-нибудь выдержат. Правда, после него карательная экспедиция против болотных обитателей, причём успешная, с захватом богатой добычи, а не её жалкого подобия, как у Пилапи Старого, становилось уже не только вопросом авторитета среди подопечного населения, но и вопросом выживания.

Теперь до меня стало доходить, почему все папуасские правители вместо того, чтобы мудро развивать экономику в своих владениях, норовят устроить «маленькую победоносную войну», а при отсутствии внешнего противника принимаются за междоусобицы или разорение чересчур богатых подчинённых — иначе очень быстро оказываешься на мели, и преданные сторонники разбегаются, куда глаза глядят. Ни хрена себе — мне теперь что, тоже постоянно искать, кого бы ограбить? Неужели выхода из этого заколдованного круга нет?

Ладно, не будем унывать раньше времени. Металлический инструмент в соединении с мелиорацией и ирригацией позволит поднять производительность сельского хозяйства. А там и местную мораль начнём потихоньку менять: надо будет поспрашивать Сектанта, что там его тенхорабизм говорит по поводу прожирания общественного богатства на многолюдных пиршествах. А если Путь Истины и Света не порицает подобную порочную практику, придумаю для «макак» религию с запретами на частые гулянки — оставлю два или праздничных дня, в которые можно будет закатывать пышное застолье, чтобы мои подчинённые совсем не свихнулись от отсутствия привычных обитателям Пеу радостей — и баста. А в остальное время будем вести жизнь скромную. Правда, тогда я сам себя лишу самого мирного способа подрыва сил чрезмерно усилившихся граждан на местах. Но опять же, можно что-нибудь придумать — например, отправляться по неугодным как раз в обжорные дни. Впрочем, у меня сейчас есть дела поважней, чем строить планы на очень отдалённое будущее.

Визг свиньи, лишившейся жизни для сегодняшнего пира, многоголосый шум со всех сторон — гости и мои орлы, разбившись на мелкие группки, вели мужские беседы о хозяйстве, рыбалке, охоте, магии с колдовством, а также о сексуальных подвигах и похождениях — всё это как-то мало способствовало упражнениям в чистописании. Так что остаток дня до самого мероприятия я посвятил общению с иногородними участниками и начавшими подтягиваться мархонскими обитателями.

Переходя от одной кучки гостей, разбавленных «макаками», к другой, я после обязательных вопросов о состоянии хавроний и видах на урожай принимал участие в неспешных мужских беседах о рыбалке, охоте на разную мелкую живность, ещё оставшуюся на нашем острове, черепашьих и крабьих бегах, сексуальных похождениях и т. д. Изредка разговор поворачивал на непонятное поведение вохейских торговцев. Все обитатели порта и окрестностей просто терялись в догадках, чего это чужаки торчать невесть где, вместо того, чтобы пользоваться гостеприимством старых знакомых. И многим из числа регоев и «сильных мужей» эти странности не очень нравились.

Взгляд мой скользнул вдоль очередной компании, жующую местную жвачку из травы и особого вида земли. Среди парочки «макак» и тройки людей какого-то вэйского старосты торчал Отукоме. Я уже собирался пройти мимо — нечего тратить время на мелких сошек, обойти бы до начала пира, никого не обидев, всех собравшихся на нашем холме «сильных мужей». Но тут в глаза бросился браслет с несколькими сине-зелёными камушками на запястье гонца-кесу. Так что пришлось уделять внимание мелким сошкам-вэйцам, заводя обычную бодягу о свиньях, урожае и прочем.

— Гляжу, ты Отукоме, имеешь друзей в Сонаве — не стал я терять лишнего времени.

— Почему ты так думаешь, Сонаваралингатаки? — недоумённо спросил кесу.

— Вот — я ткнул пальцем в заинтересовавший меня браслет — Камни, которые я встречал раньше только в Сонаве, когда посещал свою родню по материнской линии.

— Нет — осторожно и как бы даже сожалея, что вынужден разочаровать столь важное лицо, ответил посланник северного соседа — Эти камни дал старший брат мужа моей двоюродной сестры. А он подобрал их, когда искал птицу комуси в безлюдных местах земли Талу.

— Какая птица комуси! — не выдержал один из вэйцев — Последних из них перебили во времена моего деда!

Тут завязалась ожесточённая дискуссия, посвящённая древней макрофауне Пеу, безжалостно истреблённой предками нынешних его обитателей. Птица комуси, про которую неоднократно упоминали предания о заселении острова, как я понял, была неким аналогом новозеландских моа — огромная нелетающая дура, относительно лёгкая добыча охотников. Наряду с так же истреблёнными крупными сухопутными черепахами — основой объект охоты в легендарные времена.

И теперь вэйцы с «макаками» издевались над Отукоме и его родственником, которые до сих пор верят в то, что где-то по сырым и туманным лугам Верхнего Талу прячутся комуси. Регоую-кесу это не нравилось, конечно. Такое ощущение, что он сейчас в драку полезет, несмотря на численное превосходство сатириков-юмористов. Потому я одёрнул и своих, и чужих, сказав: «Только глупый человек будет смеяться, говоря, что того, чего он не видит, не существует на самом деле. Вы вот сейчас видите отсюда морской берег?» — обратился я к тому самому вэйцу, который начал спор.

— Нет — непонимающе ответил тот.

— Но море же есть? — вкрадчиво поинтересовался я.

— Да.

— Но мы же его не видим. Откуда ты знаешь, что оно есть?

— Если сейчас подняться на дозорную вышку, мы море увидим — пришёл ему на помощь один из «макак».

— Вот и с птицей комуси так же — отрезал я — Сначала отправьтесь на луга Верхнего Талу, убедитесь, что там нет ни одной из них. Вот тогда и смейтесь сколько угодно.

И обращаясь к кесу: «Я бы хотел побеседовать с твоим родственником о его поисках. Думаю, ему есть что рассказать. Даже если он и не сумел добыть комуси».

— Он действительно не принёс ни одной такой птицы. Но зато смог убить десятки табеков и топири.

— Ого — произнёс я. Табеки размером с курицу — самая крупная из местных птичек, сумевших избежать окончательного истребления, нынче водится не везде. А перья топири шли на плащи верховных правителей Пеу.

— Но его отец убил двух комуси. И, если ты, Сонаваралингатаки, когда-нибудь посетишь Уке-Поу, где живёт Пинарапе, старший брат мужа моей двоюродной сестры, то можешь сам увидеть их скелеты, которые он сохранил в целости.

— Не знаю, сумею ли до конца сухого сезона добраться до Уке-Поу — покачал я головой — Сначала нужно встретить гостей из-за моря. А они чего-то не торопятся. Затем следует проучить болотных червей. Но Пинарапе, старший брат мужа твоей двоюродной сестры, может сам прийти в Мар-Хон. Если я буду здесь, то с радостью послушаю его рассказы. А если я буду занят на юге, то его примут как дорогого гостя оставленный мною человек. И в любом случае Пинарапе будет оказан самый радушный приём.