Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 170
- Предыдущая
- 170/227
- Следующая
— Вот и вселяй. Хватит уже бегать за этой девкой и страдать из-за размолвок в семье. Да, ты Клаус Майклсон! Ты самое ужасное и жестокое чудовище на земле! И я пришел напомнить тебе об этом, потому что, если честно, мне показалось, ты начал сдавать.
— Мне не нужны напоминания о том, кто я. Мне известно об этом уже 1000 лет.
Клаус Майклсон согнул линию своей жизни.
Сегодня Фрея Майклсон заслужила выходной, как говорит ее брат, а она и так знает, что ему не терпится увидеть Хейли Маршалл. Сегодня полнолуние. Сегодня та самая ночь, когда, возможно Элайджа улыбнется, ведь устроенный Фреей ужин, как и все предыдущие, потерпел крах. Клаус занят своей выставкой и уж точно не желает сталкиваться с той, у которой подготовлен ряд ругательств, припасены удары по лицу для него. Не желает видеть
Хейли Маршалл и желательно, как можно дольше.
― Спасибо за твою заботу.
― Завтра полнолуние, я могу помочь тебе отнести Хоуп к Хейли, если ты не против.
― Не будет необходимости. Ты заслуживаешь выходной.
Выходной Фрея Майклсон точно заслужила, потому что устала гнуться под тяжестью семейных раздоров, устала думать, как все это прекратить.
Устала и заслужила немного свободного времени в обществе текилы, танцев на барной стойки и свободы.
Выходной, заканчивается, когда Элайджа просит ее вмешаться и побыть с Хоуп. К счастью у Фреи есть план, и она появляется у домика на озере быстро, с помощью заклинания. Улыбается племянницу, которая устала, трет и закрывает свои глазки, а Фрея улыбается и тихо шепчет:
― Привет, милая. Ты должна простить свою тетю Фрейю. Я сегодня выпила пару напитков для больших девочек.
Охотники постарались и его сердце сжалось, упала куда-то в пропасть, когда волчица говорит, что если Хейли Маршалл не с дочерью, то, скорее всего, мертва, а значит линия ее жизни оборвалась.
Сердце, как будто остановилось.
Не верит, в то, что Хейли ушла.
Не простит себе, если потеряет и ее.
Не простит себе ее смерти.
***
«Я проснулся тонущий в боли,
И не мог изменить исход.
Я снаружи казался веселым,
А внутри был давно уже мертв»
Иосиф Бродский.
Уже далеко за полночь, когда Кетрин Пирс тяжело дышит, разбивает костяшки в кровь о камень.Бормочет что-то под нос, не переставая, и успевает сделать от силы пару шагов, прежде чем упасть, прислониться спиной к камню. Ее заперли. Ее оставили во тьме и одиночестве.
— Кад! Кад! Кад! Выпусти меня из этой прокоятой гробницы! — кричит точно зная, что ее слышат.
Он стоит так близко, что даже в темноте легко разглядеть нахмуренные брови и острый взгляд исподлобья. И голос — низкий, на грани слышимости:
— Этого места ты боишься? Боишься иссыхать, сидеть грязной в этой гробнице, зная, что никто не придет, чтобы спасти тебя…
— Деймон Сальвоторе запер меня здесь…
— И тебе было страшно и так одиноко…
Кетрин шипит, встает на ноги, отталкивает его неожиданно сильно — Кад влетает лопатками в стену, ударяется затылком.
Он ведь должен согнуть ее, сломать, слепить, так, как ему будет угодно. Согнуть, как кузнец выковывает деталь из раскаленного железа.
— И это твоя благодарность?
— Можешь увидеть мою благодарность!
Душить. Напасть на его, повалить на этот грязный пол. Она ведь должна была быть здесь на протяжении сто пятидесяти лет. И сердце бьётся, потому что он смеется и знает, что она думает только о том, как задушить его.
Наброситься не выходит, потому что тот исчезает, а Пирс падает лицом вниз. Пачкает одежду, лицо грязью. Грязь забивается под ногти.
Но воды то здесь нет, чтобы умыться.
Кад бросает осторожный взгляд.
Неужели сдалась?
Лежит и даже не шевелится, потому что перед глазами его образ: костюм, прическа еще с челкой и черное короткое пальто.
— Элайджа?
— Добрый вечер, Катерина. Ты правильно делаешь, что боишься меня.
У него и вправду тогда была смешная прическа, правда об этом Кетрин подумает позже. Пока же она собирает остатки своей гордости, шатается, приоткрывает рот и смотрит ему в глаза. Ее голос дрожит, когда она пытается произнести его имя. Дрожит и не желает верить в то, что это он. Но Элайджа реален, стоит перед ней и разговаривает со Стефаном.
— Елена заказала твое освобождение, Стефан, мы с ней проверили переговоры и достигли договоренности. Прошу. Выходи.
— Я смогу?
— Сможешь, я снял заклятие.
Она пять веков только и делала, что заботилась о себе и выживала. Знает, что Элайджу стоит бояться. Стоит бояться того, чья гордость была задета.
Он ведь играет на равне с ней и Пирс знает, что это этого мужчину ей обмануть не удастся.
Она только может сделать, то делала всегда — бежать. Бежать, останавливаясь только, чтобы перевести дыхание.
Кетрин знает, что если она не начнет охотится, то охотиться будут на нее.
Пыталась.
Остановил.
Она пыталась сражаться, но сдалась. Кетрин Пирс впервые проиграла. Не просто проиграла, а проиграла мужчине, к которому тянулось ее сердце.
Проиграла заглянув в его глаза.
Элайджа не даст ей уйти.
Пыталась бежать, но вновь заглянула в его глаза и подчинилась его воли
— А ты не выйдешь, пока я не разрешу. Когда придет Клаус, он захочет знать где ты.
Проигравшая смотрит вслед. Она останется в этой пыльной и темной гробнице только одна.
Словно Элайджа Майклсон так издевается над ней. А так и должно быть: смелый, решительный мужчина и верная, любящая женщина.
Элайджа внушил ей остаться здесь, пока он не позволит ей выйти.
Он вернется за ней.
Вернется, задавит свою гордость и вернется.
Вернется, потому что она попалась и игра окончена. Вернется, потому что глубо внутри его души и сердца она важна для его.
Элайджи Майклсону удалось согнуть ее.
Он вернется, только вот, чтобы наказать или простить.
Наказать — выбрать брату.
Простить — забрать с собой и признать, что любовь величайшая сила и слабость.
Он вернется, протянет ей руку и сожмет своими руками ее плечи, заключит в объятья и все станет, как прежде.
Они будут вместе и ничто не посмеет их разлучить.
Злость на него пройдет, ведь может он действительно так защищает ее от Клауса?
В те дни, когда она медленно иссыхала, прижавшись к каменной стене склепа, она думала о нем и ждала его. Пыталась возненавидит, даже продумала идеальный план мести.
На его губах алая кровь, которая наполняет ее организм жизнью, растекается по венам.
Открыв глаза она желает видеть его лицо и верить в то, что он вернулся за ней и она все еще не безразлична ему.
Но нет, она видит Деймона Сальваторе, ухмыляется и продолжает играть свою роль.
— Вау, эта кровь сделала своё дело. Ты снова почти красавица. Ты хочешь смерти Клауса и Элайджи не меньше моего.
— Клауса да. Элайджи нет. Благодаря ему я здесь. Если он умрёт я останусь тут навсегда.
— Не везёт тебе.
— Забудь, Деймон. Убийство Элайджи самоубийство для меня. Да ты и не сможешь.
— Смогу.
— Нет, не сможешь.
— Даже с клинком и пеплом белого дуба?
— Нет, Если ты и вправду убьешь Элайджу я останусь тут навсегда.
Ох, и как же удивится Деймон Сальваторе застав ее этим же вечером в своем душе.
Кетрин Пирс не только выбралась, но и одновременно отомстила Элайджи Майклсону. Он заставил ее испытать муки, когда твой организм медленно иссыхает, вены зудят, что желаешь только разодрать всю кожу и кричать. Кричать срывая глотку. Кричать звериным криком и гнуться, а теперь помучается Элайджа, с клинком в груди. Пусть поспит и почувствует то, что чувствовала она.
— Привет, Деймон. У тебя есть халат?
— Как ты выбралась?
— Я знала, если умолять тебя не убивать Элайджу, именно это ты и сделаешь. Известный факт! Первородные могут внушить молодым, но с их смертью внушение теряет силу.
— И ты об этом знала!
— И я всё ещё здесь. Я не сбежала. Я говорила правду, Деймон. Я помогу тебе. Ну, так что, у тебя есть халат?
- Предыдущая
- 170/227
- Следующая