Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 220

А кто они сейчас друг другу?

А в чем ее вина?

Вина в том, что она любит?

Притворяться дальше, что не любит.

Притворяться дальше, что все хорошо.

Теперь у нее есть возможность хранить воспоминания в этом мобильном, которые до сих пор греют душу, которые гасят тлеющее в груди отчаяние, которые оставляют в лабиринтах сознания искорку надежды. Одна искра, если подуть может обратиться в пламя. Может, всё ещё можно отмотать время назад и вернуть цветущую улыбку на ее губах, ведь с ней был именно тот мужчина, с которым не нужно притворяться. Что всё ещё можно снести стены, выстроенные между ними. Что всё ещё можно воскресить их любовь, затаившуюся под рёбрами изранившей сердце.

Не все так просто и та не ошиблась, когда набрав заученный наизусть номер слышит, что номер заблокирован.

Забыть, потому что прошлого не вернуть.

Ничего не вернуть.

Кетрин, после короткого разговора с Амбер и рассказанных ею новостей, садится на кровать, натягивает на себя брюки, майку цвета спелой вишни, обувает ботильоны и куда же без кожаной куртки и украшений. Привести себя в порядок и косметика сейчас и вправду ее спасение, ведь не каждый день возвращаешься из мертвых. Она и вправду напоминает черную розу, а цветок напоминает ее собственное сердце — черное, замершее, выцветшее, безжизненное, мертвое. Там лишь сгустилась темнота и всепожирающая пустота.

Она готова идти дальше.

Она готова покинуть город, но сперва, ей нужно попрощаться.

Элайджа сейчас отравлен чувством вины, от которого поможет избавиться разве что сама смерть. Но он, как известно, бессмертный. всемогущественный первородный, который может убить любого. Он прожил столетия воин и становления королей и их падение. Он видел рассвет и закат империй. Он встречал тысячи людей, охотников, ведьм и колдунов, оборотней, вампиров. Влюблялся дважды, а женщин у него было бессчетное количество раз. Ему не один раз разбивали сердце, и казалось, боятся уже нечего, ведь так? Нет, у Элайджи Майклсона есть один гибельный страх, который зашит под кромкой рёбер черными нитями, который разъедает его изнутри. Он боится остаться без семьи, которую оберегал столько столетий. Еще больнее отпустить брата. Еще больнее осознавать, что это последние братское объятие. В последний раз он охватывает руками брата и прижимает к себе. Клаус остается без опоры, того, кто всегда поддерживал и направлял его, останавливал, но на этом пути Клаус должен быть один. Элайджа остается без семьи — смысла своего существования. Элайджа останется один совершенно не зная, как существовать вне семьи. Как он может быть спокоен не зная где и как его брат. Всю свою жизнь он жил надеждой и верой в силу семьи, спасения Никлауса. Не может заглушить боль в душе. Не представляет свою жизнь без семьи, дорогих ему людей. Элайджа Майклсон мог понять своего брата, как никто другой.

Сегодня Элайджа Майклсон в в последний раз видит и обнимает своего брата.

Сегодня Элайджа Майклсон задумал совершить самоубийство.

Сегодня Элайджа Майклсон умер.

— Элайджа, ты всегда был хранителем нашей связи и из-за этого ты будешь чувствовать больше всех боль. Когда случится неизбежное и у меня, лишенного влияния семьи, будет рецидив и спираль хаоса и кровопролития, ты должен оставить меня моей судьбе. Если ты придешь спасать меня, как делал это много раз до этого, наш враг будет только на шаг ближе к моей дочери, а я не могу этого допустить. Так что, брат, когда придет время, я умоляю тебя, отпусти меня.

— Даю слово.

Когда Элайджа был маленьким мальчиком, наслаждался беззаботным детством, в окружении братьев и сестрер он помнил, что мать учила его слушать сердце и порой уступать рассудку. Отец воспитывал сына в строгости, воспитывал война, воспитывал достойного сына, который не пощадит врагов, тех, кто посмеет напасть и наврелить их семье. Элайджа таким и вырос — тем, кто защищает свою семью. Он помнит, как впервые взял Кола на руки, как разговаривал о жизни с Финном, как Ребекка подала сырое мясо и все смеялись над сестрой, а он утешил, как играл с Хенриком и делал для него игрушки из дерево, как учил Клауса стрелять из лука, владеть мечом и как на них общали внимание женщины, когда она уже были не юнцами и главное, что Элайджа помнит улыбку Татии и какую боль принесла ему первая и последняя любовь. Помнит, как и впервые убил, как ему хотелось скрыться под землёй от этого проклятого клейма монстра, когда мать сделала их вампирами, а вот монстрами они стади сами. Мать не рассказала ему о красной двери и том, что он убил свою любовь. Эстер не представляла каково этого было бы ее сыну понять, что он убил Татию. Он бы не выдержал этого. Эстер помнит, как он был ребёнком — беззащитным, растерянным, брошенным. Для него он всегда останется ребенком для нее. Эстер желала только защитить Элайджу создав с помощью заклинание красную дверь — психологический барьер, за котором скрывались все его ужасные поступки. Эстер, как любая любящая мать желала защитить своего ребенка. Мать так и не смирилась с мыслью, что дала жизнь монстру и не одному, а все из-за того, что по вине умер Хенрик, а больше Эстер не желала пережить потерю ребенка. Сдавленный крик убитого горем мальчика пророс в сердце взрослого мужчины на руках котоого был труп Татии. Помнит крик у красной двери. Мучительная боли, которая превратила его жизнь в Ад. Тянущиеся год за годом, век за веком, заполняли сердце лишь беспросветной тревогой, не давая надежды на выздоровление и покой. Элайджа был болен, тяжело болен, скрывал все свои грехи за красной дверью. Потому что глубокое горе не излечить временем, даже вечностью.

Он делал всё возможное и невозможное ради семьи, наступая себе на горло, вытягивая из себя последние силы, чтобы уберечь свою семью и наказать врагов. Чтобы каждый заплатил за свои поступки кровью. На протяжении столетий Элайджа замуровывал отголоски чувств на дне своего сердца, чтобы избавиться от страданий и закрыть все грехи за красной дверью.

Элайджа с грустной улыбкой вспоминает слова матери: «Однажды, сын, стена в твоем сердце рухнет и разрушит ее жннщина, которую ты полюбишь и которая будет всегда рядом и примет твою темную сторону, сможет ее контролировать и ты будешь улыбыться.».

Да, он встретил много женщин, но след оставили в его сердце только две и двух же Элайджа и потерял и не знает, как с этим мириться. У него не осталось в этой жизни никого дороже семьи с которой он вынужден расстаться, чтобы побороть очередного врага, но главное, что будет спасена его племянница — Хоуп.

От этого расставание с семьей каждому из Майклсонов становится только тяжелее. Винсент может и сочувствует, а может и рад избавить Новый Орлеан от Майклсонов. Ведьмак и так запутался, но главное избавится от Пустоты.

— Ты хочешь поместить Пустую в одного из нас?

— Одного не хватит: будут нужны четверо.

Их семья — как океан: засасывает все и всех в свои личные проблемы.

Без шансов.

Испытание не по силам Майклсонам. Испытание, которое не выдержит живой человек.

Испытание — разлука. Вечная и неизбежная.

Элайджа с этим не справится и легче убить себя, умереть

Испытание не по силам Элайджи Майклсону, но это еще ничего, по сравнению с разрывом с

Хейли Маршалл и осознание того, что ради этой женщины, любви к ней он не только растоптал свою мужскую гордость, предал брата, стерпел ревность и уважал ее выбор, когда та сказала, что желает быть счастливой с Джексоном, но упрекала видя, какой доброй и искренней была Джиа и ее любовь к нему. Хейли должа была быть счастливой, а ему страдать и даже запрет быть с другой женщиной.

Он даже ради Катерины, которая была важнее, чем Хейли не делал подобных вещей. А как, Элайджа защищал Хоуп. Ведь если не он и его уговоры Хоуп могла бы не родиться, а Клаусу было бы наплевать на то, что ведьмы убили какую-то бывшую на ночь с его ребенком. Ему всегда ведь было наплевать.

Элайджа всегда спасал и защищал Хейли, потому что дал слова.