Три года счастья (СИ) - "Kath1864" - Страница 91

Она черная кошка, которая свободна и готова на все, чтобы этой свободы ее никто не лишил. Она черная кошка, которую даже и не стоит пытаться приручить, ведь она придет сама, если будет нужно и будет виться у твоих ног, как только ей это будет выгодно.

Она нужна ему и все.

Спасать ее будет только он.

Только он и ни один другой.

Он ведь видит, как она смотрит на ее, видит пламя.

Она видит, как тот смотрит на нее, и этот взгляд убивает ее. Убивает, словно одним взглядом Элайджа говорит : « Моя.»

Сейчас она и вправду только его.

Их не нужно спасать от этой любви.

— Все в порядке, дорогой? - оборачивается к нему. — Я пыталась приготовить омлет с овощами и сыром? Кофе? Как себя чувствуешь?

— Я смотрел на тебя, - признается тот.

— Ты так смотришь, что, мне, конечно, нравится твой взгляд, но я не нахожу себе места. Что-то не так? – говорит подходя к нему ближе.

— Мужчины так смотрят на особенную женщину в своей жизни, - его руки обвивают ее талию и она подчиняется, подается вперед.

— На Татию ты тоже так смотрел? - усмехается та.

— Возможно, ведь Никлаус на нее смотрел тоже по-особенному, взглядом, который заслуживает любимая женщина, - на выдохе говорит тот. — Желаешь поговорить о ней? Чем она была лучше или хуже тебя? У нее ведь был ребенок, как и у тебя. Она выбрала меня, отдала мне свое сердце, а моя мать принесла ее в жертву.

— Я могла бы мучить тебя разговорами о ней, но мне наплевать. Я догадаюсь и сама, - смотрит в глаза. — Ее желали мужчины, женщины завидовали ее счастью и красоте. Она играла, пока любовь не сжала ее сердце в тиски и не убила. Мне кажется, что ее любовь ее убила.

— Да, - кратко говорит тот. — Думаю, что завтраком лучше заняться мне, Катерина.

— Уважаю мужчин, которые умеют готовить, - улыбается, прикасается губами к его губам, дарит поцелуй, прежде, чем Элайджа отпускает ее, закатывает рукава своей рубашки и занимает место у плиты, а та садиться за стол.

— Элайджа Майклсон ты толкаешь меня на безумства и сводишь с ума, потому что я бы имела тебя прямо на этом столе, - произносит накручивая локон волос на тонкий пальчик, прикусывает губу.

— Я бы впервые в жизни просил пощады, - на губах проскальзывает ухмылка. — Этот стол не выдержал бы.

—Желаешь проверить? Только мне будет жаль вазу для печенья, которая между прочим девятнадцатого столетия, как я заметила. Есть еще много идеальных мест для этого, - продолжает она. — Но сейчас кроме тебя я желаю завтрак и кофе.

— Ты наблюдательна, Катерина. Сейчас завтрак, - поддерживает Элайджа оборачивая голову на кофе машину, которая, как и терпкий запах опутывающей комнату, оповещает о том, что кофе готов и Пирс спешит встать с места и поставить чашки с напитком на стол.

Всё идеально.

Кетрин без макияжа выглядит более естественной и обольстительно улыбается ему и тихо ненавидит себя за это. Ненавидит себя за то, что сдалась любви. Она всё отдаст, чтобы быть такой же счастливой, какой кажется сейчас, когда Элайджа ставит перед ней тарелку с омлетом и целует в висок.

Теперь она ненавидит свою жизнь, но всё ещё играет, всё ещё стучит острыми шпильками по паркету, всё ещё посылает к чертям его семью и всех, кто желает ей смерти. Она же сучка Кетрин Пирс, которая всегда выживает и предает. Все видят ее красивую, с огнем в глазах и усмешкой на лице, готовую разорвать любого, кто встанет на ее пути. Кетрин уже давно не чувствует себя лучше их всех, даже завидует сама — у кого любовь, настоящая, не на показ, не прописанная в сценарии жизни, кому не нужно спать с кем-то ради достижения цели или использовать. Кетрин завидует тем, кто готов на все ради любви. Завидует Елене, ради которой братья Сальваторе убьют любого. Стефан никогда не посмотрит так, как на Елену, не будет любить ее, так, как любит Елену. Елена Гилберт – настоящая любовь Стефана Сальваторе и Пирс знает это. Знает, что только Элайджа смотрит на нее особенным взглядом, словно готов утонуть в ней, словно она его душа, отражение. Знает, что тот любит и будет гореть с ней в огне. Знает, что тот будет любить ее даже, если оставит ради семьи. Знает, что это та любовь, которая была у других, и не было у нее. Знает, что будь, она с ним он сделает ее счастливой, потому что этот мужчина может сделать счастливой женщину.

Она и безуспешно пытается забыть свою боль, прошлое, но не выходит. Она не забудет, но сможет начать заново вместе с ним.

Всё идеально.

Элайджи плевать, что нужно сделать, чтобы убить Кетрин Пирс, и он проиграл, но все же убил. Убил потому что видит это по ее спокойному, умиротворенному, томному взгляду.

Кетрин не помнит, когда последний раз разговаривала с кем-то - по-настоящему, а не на публику, не говорила то, что должны были слышать. Она доверяла Изобель, которая знала ее секреты. Она хочет помнить, только Изобель мертва. Она хотела сыграть с Элайджей, но проиграла и открылась ему. Зачем? С ней всё в порядке, даже замечательно — она пускает шуточки и знает, что жизнь удалась. Она сдалась и он знает это, потому что видел слезы на ее глазах. Она настоящая и главное верит в будущее с ним, как и он. Он возненавидит себя, если она не будет рядом, а у нее утром голова не трещит, потому что не нужно придумывать план и бежать, позволяет жить и радоваться жизни.

Она любит вопреки здравому смыслу.

У нее нет другого воздуха, кроме Элайджи, другого смысла.

У нет другого спасения, кроме Элайджи Майклсона.

Теперь каждую ночь меняет виски, на него.

Всё идеально.

У нее губы солёные, потому что недавно она пила свежую кровь, когда утром тот целует её под лучами солнца, садится напротив ее.

Это, кажется, сумасшествием, но способность анализировать отказывает в голове Кетрин

Пирс. Она больше не бежит, не уходит. Она сжимает его ладонь, точно зная, что они чувствуют одно и тоже.

Чувствуют и их сердца стучат быстрее, взгляды прожигают.

Никто не бесстрашен. Ей больше не нужно боятся.

Те, кто не могли и не должны были любить, все же полюбили.

*** Мистик Фоллс. 2013 год. Поместья Сальваторе. ***

Во что теперь превратилась его настоящая любовь?

В пародию Кетрин Пирс?

В ту, которую ничего не чувствует?

Стефан Сальваторе запутался, только знает, что все еще любит и должен спасти ее. Он должен впихнуть в ее глотку лекарство.

Он стоит перед ней, пытается ухмыльнуться, облокачивается о перила постели и смотрит на то, как Елена медленно снимает с себя форму черлидерши и остается в черном бюстгальтере. Правда, Елена снимает одежду медленно, смотрит в зеркало.

— Знаешь, тот же самый трюк использовала Кетрин.

— Не сравнивай меня с Кетрин. Она была в бегах так долго, что боялась собственной тени. Я ничего не боюсь.

— Я отключила все чувства. Все. Включая чувства к тебе. Не пойми меня неправильно. Я вижу, что ты стоишь передо мной, и ты отлично выглядишь. Я помню наш секс. И это был отличный секс. Я просто больше ничего не чувствую.

С каждой последующей секундой Стефан понимает, что ее нужно спасать. Она не помнит того, что помнит он : разговоры, взгляды, касания, признания, ночи, то как он сражался за нее, как боролся с жаждой крови, когда Клаус внушил ему отключить человечность и убить ее, как она кричала и плакала, а он утешал ее, когда умерла Дженна, а затем и Аларик. Он помнит их знакомства, а точнее столкновение у мужского туалета. Он помнит их поцелуй на колесе обозрения. Он помнит, как одевал на ее палец кольцо, и они сидели на крыши встречая рассвет. Только они и восходящее солнце. Он помнит, как узнал о ней и Деймоне, как у него словно снесло крышу, как бросал в стену шахматную доску, как был зол и возненавидел себя, как потерял любовь.

Он любил смотреть на нее и улыбаться.

Он всегда был рядом.

Он просто желал любить ее и быть рядом.

Она помнит только секс.

Он потерял любовь.

Он просто желает вернуть ее. Просто вернуть ее настоящую и быть рядом. Рядом даже в качестве друга. Больше ему и не нужно.