Выбери любимый жанр

Пароль — «Брусника» (Героическая биография) - Матвеев Николай Сергеевич - Страница 7


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

7

В конце третьего дня они, наконец, добрались до Минска. Мария не рискнула сразу идти домой: кто знает, что ее там ждет, — ведь всем известно, что она коммунистка. Правда, большинство соседей — свои, надежные люди, но все же надо быть осторожной, тем более что с ней ребенок. Тома пошла домой, а Мария сидела на чьей-то чудом уцелевшей лавочке перед разрушенным домом и ждала. Девочка вернулась с хорошими известиями: дом пока цел, никто Марию не искал, можно смело идти. То и дело оглядываясь, Мария пробралась до своей улицы, незаметно проскользнула во двор. Теперь они дома.

Лида, соседка, встретила их как самых близких.

Мария назавтра утром пошла на Заславскую в общежитие искать там верных людей…

Глава 2

Пароль — «Брусника»<br />(Героическая биография) - i_005.jpg

На Заславской Марию поразила тишина. Мария не один раз бывала здесь, в студенческом общежитии, и всегда невольно сравнивала свой дом на Кузнечном с этим домом, похожим на него как две капли воды. Такой же, но в то же время и другой. И здесь, и там здание барачного типа, с маленькими квартирами, где в каждой комнате жила семья, двор с натянутыми веревками, где всегда сушилось, хлопая на ветру, выстиранное белье. Веревок было маловато, и небольшие вещи за неимением места часто висели одна на другой. И здесь, так же как и у Марии, во дворе копошилась детвора, а за врытым в землю столом сидели люди. Но если жильцы ее дома, главным образом женщины, разговаривали о хозяйстве, о своих мужьях и детях, то на Заславской больше всего толковали о лекциях, зачетах, экзаменах и конспектах. Конечно, и здесь тоже говорили о житейских делах, но главным была студенческая неповторимая жизнь, полная своих забот и волнений. Марии всегда нравилось бывать среди этого шумного веселого народа.

Сейчас во дворе было пусто, а на веревках сиротливо висела, по-видимому, забытая кем-то одна-единственная детская рубашонка. Мария постучала в дверь комнаты, где жил Рафа Бромберг со своей семьей. Несколько мгновений никто не отвечал, но когда она уже повернулась, чтобы уйти, дверь стремительно распахнулась. Перед ней стоял улыбающийся Рафа, а за ним видно было еще несколько человек.

— Маруся, как хорошо, что ты пришла, — я не открывал, пока не увидел в щелочку, кто там, — обрадовался Рафаэль. — Мы вот тут собрались и думаем…

Мария огляделась: конечно, здесь, как она и предполагала, товарищ Рафы, его однокурсник Матиас Столов, и соседка Реня Дрозд. Жена Рафы Галя Липская, тоже студентка, правда, медицинского института, хлопотала возле кроватки, где капризничала маленькая Светлана.

На Марию вопросительно смотрели синие, серые, карие глаза. От нее, как всегда, ждали совета, что делать, как жить, на что надеяться, во что верить. К ней теперь в тяжелую минуту обращались со своими сомнениями, как обращались в дни, когда она была секретарем партийной организации института.

— Сейчас подумаем, что будем делать, а пока ты, Рафа, расскажи, что за эти дни у вас было и кто остался в Минске.

Рафа обстоятельно изложил, как группа студентов собралась и решила идти к своим по шоссе Минск — Москва. Они действительно пошли по шоссе вместе с другими беженцами. Сначала двигались быстро, потом замедлили шаг, так как постепенно от идущих впереди стали передаваться, как по цепочке, вести, что дальше идти нельзя: немцы выбросили десант. И пришлось возвращаться, уже заранее зная, что они идут в город, занятый врагом, и теперь вся их жизнь пойдет по другим законам. Пришли обратно в свое общежитие, и стали разыскивать товарищей.

А тут расклеили приказы о регистрации всех мужчин.

На первый приказ решили не реагировать: никуда не ходить, а отсиживаться дома. Но когда появился второй приказ, грозящий расстрелом, то Рафа и Матиас Столов решили пойти на площадь к Оперному театру. Их, как и остальных, фашисты загнали на Сторожевку и продержали сутки. Потом была дана команда разделиться по национальному признаку — евреи в одну сторону, все остальные — в другую. Рафаэль сначала хотел присоединиться к евреям, но его отговорили товарищи. Сейчас самое главное было уйти из лагеря, а немцы решали пока этот вопрос очень просто: если еврей, то останешься, если нет — можешь уйти. Вместе с Рафаэлем на регистрацию пришла группа цыган — рабочих со стройки, в клубе которых Бромберг часто выступал со своим джазом.

— Будешь, как и мы, цыганом, — решили товарищи.

Понадобилось немного времени, чтобы цыганки принесли в лагерь сапоги, шаровары, яркую рубаху и жилет. Рафа тут же переоделся. Черноволосый и кудрявый, он мало чем отличался от остальных цыган и вышел вместе с ними из лагеря, даже не предъявляя свой паспорт. Столов, светлый и голубоглазый, вообще не вызвал подозрений и тоже благополучно вернулся домой. Правда, из предосторожности Рафаэль дошел с цыганами до того места, где они жили, и только потом пробрался на Заславскую. На первый раз все сошло благополучно, но, конечно, надо что-то придумать.

— Вот и будешь теперь цыганом, — перебила его Мария, — это хорошо получилось. Но пока у тебя нет соответствующего документа, по улицам не очень-то расхаживай, а то попадешься. А сейчас мы вот что наметим. Надо пойти в Юридический институт посмотреть, что там происходит. Время еще есть, так что можно успеть обернуться.

— Я пойду, — вскочил Рафаэль.

— Нет, — отрезала Мария, — я же сказала, что пока будешь дома. Пойдет Матик Столов. Согласен?

Вопрос был излишен.

Столов ушел и не возвращался очень долго, вернее, так показалось ожидающим. Ведь нет ничего дольше времени, когда приходится кого-либо ждать. Секунды тянутся как минуты, а минуты кажутся часами. Наконец послышались знакомые шаги и вошел Столов. Он держал в обеих руках тяжелые свертки, которые бережно опустил на пол.

— Попить бы, — как-то виновато попросил он, — а то очень жарко.

Галя бросилась за водой. Матиас выпил кружку залпом, вытер рот и лицо.

— А что в институте делается, Мария Борисовна! — негромко сказал он. — Просто смотреть страшно. Все перевернуто, разломано, по всему двору бумаги летают. Немцы заняли помещение и портят все как могут. Я все-таки в канцелярию и в деканат прошел. Там все разбросано, машинки все разбиты, целых нет. Я вот что взял. — Столов показал на свертки. — Это чистая бумага и копирка. Пригодится нам, наверное. Хотел еще взять, но мне помешали…

Он не объяснил, как ему помешали, не стал рассказывать, что его чуть не пристрелил немецкий солдат, и, закончив свое сообщение, молча сел на кровать.

— До чего же ты молодец, Матик, — похвалила его Мария. — Теперь будет на чем листовки писать, правду людям рассказывать.

Хотя время было не позднее, около шести, но Мария решила остаться в общежитии ночевать. Надо было подчиняться новым порядкам: немцы разрешали гражданскому населению ходить по городу с пяти часов утра до семи часов вечера. Чтобы быть на улице позже или раньше, требовалось получить специальный пропуск. Для выхода из города пропуск был вообще необходим. Чтобы дойти от общежития до Кузнечного переулка, нужно было немало времени, тем более что любой немец мог остановить на улице каждого, кто по каким-либо причинам привлек к себе его внимание, и задержать его. Не обязательно увести с собой, но просто задержать, обыскать, отнять любую понравившуюся ему вещь и заодно отнять у человека драгоценные минуты, которые оставались ему до комендантского часа. Фашистам доставляло удовольствие останавливать молодых женщин и девушек и не спеша издеваться над ними, чувствуя свою безнаказанность. Враги редко пропускали случай задерживать прохожих перед самым комендантским часом, а потом сопровождали гоготом и свистом бегущего из последних сил человека.

Хотя с начала войны и прошло больше трех десятков лет, но если спросить любого, кто попал в оккупацию даже на короткий срок, хорошо ли он помнит то время, то в ответ вы услышите недоуменный вопрос:

7
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело