Игра в послушание - Карлов Борис - Страница 22

Потом телевизионщики повезли Славика в своём автобусе, чтобы снять его модель в Зимней канавке на фоне архитектурных красот. Этот эпизод был им нужен для фильма о детском техническом творчестве. Мама, папа и Маринка ехали в машине за автобусом, и папа все время спрашивал у девочки, почему она такая бледная и невесёлая. А Маринка отмалчивалась или отвечала невпопад. Если бы у неё была возможность забрать Петю из лодки, она не сидела бы сейчас в этом дурацком эскорте. Она теперь ненавидела и Славика Подберёзкина и, в первую очередь, саму себя.

8

Последняя обида

Пока Славик наслаждался триумфом, Петя сидел в "Кашалоте" усталый и опустошённый. За истекшие сутки он столько раз был на волосок от гибели и столько всего натерпелся, что теперь ему хотелось только одного: чтобы его выпустили и оставили в покое. Вот уже более суток он ничего не ел, а спал всего несколько часов. Свёрток с едой и пузырек со сладким чаем лежали внизу, на самом дне. Там же имелась и мягкая постель - набитый ватой коробок. Смертельно хотелось есть и спать, но надо было ещё сниматься для телевидения в Зимней канавке. А ведь его никто не спросил, согласен ли он участвовать и дальше в этом надоевшем спектакле...

Лодку снова спустили на воду, и режиссёр начал давать команды, которые Славик незаметно повторял в пульт, делая вид, что манипулирует кнопочками и ползунками, теперь даже ему съёмка действовала на нервы, потому что дубли приходилось повторять помногу раз из-за всяких непредвиденных мелочей - или подводила аппаратура, или солнце скрывалось за облаком, или команды режиссера доходили до Пети через "испорченный телефон" в неточном виде, и "Кашалот" выполнял совсем не ту фигуру, которая требовалась.

Режиссёр, по привычке работать со взрослыми артистами, срывался на крик, Славик Подберёзкин нервничал и обзывал Петю разными обидными прозвищами.

- Куда прёшь, дубина стоеросовая, влево, я сказал, влево, а не вправо!.. - злобно шипел он в пульт, кося глазами по сторонам, чтобы никто не заметил. - Что ты делаешь, ну что ты делаешь! Бегемот в посудной лавке! Возле спуска медленно, крупный план. Из-под арки моста сразу на погружение. Плавно, красиво... Оглох ты, что-ли! Я говорю красиво... Выходи, теперь крутой вираж и змейкой по центру. Ах ты идиот! Опозорюсь только из-за тебя!..

Петя злился, нервничал и всё чаще ошибался. Больше всего ему хотелось схватить Плавика Подберёзкина за горло и сжимать изо всех сил до тех пор, пока он не захрипит и не выкатит глаза. Однако при сложившихся обстоятельствах он не смог бы схватить кого бы то ни было не то что за горло, но даже и за палец.

- Куда прёшь, крокодил ты нильский, коряга неуклюжая! - не унимался Славик. - Что мне с тобой делать, урод несчастный!..

На урода Петя обиделся всерьёз. Он и без того был на грани истерики, а тут ещё такое... Может быть, он стерпел бы любые другие прозвища, но "урод" было в самую точку. Конечно, теперь он самый настоящий урод, и ему место не среди нормальных людей, а в кунсткамере, заспиртованным в пробирке. А на что он ещё годится? Кто угодно сгоряча прихлопнет его как насекомое.

- А пошли вы все... - сказал Петя и, не слушая больше команд, повёл лодку прямо в Неву.

"Кашалот" быстро вышел из зоны действия слабенькой портативной рации, и крики перепуганного Славика в динамике смолкли.

Дойдя до самой середины реки, Петя направил лодку против течения и ушёл под воду. Теперь уж точно никто не мог его побеспокоить. Он спустился вниз и начал уплетать запасы всевозможных продуктов, имевшихся в свертке: кусочки колбасы, хлеба, сыра, зелёные горошки, икринки, кусочки бисквита... Он ещё никогда так не объедался. Запив всё это чаем из пузырька, сильно пахнущего валерьянкой, Петя завалился в вату и заснул.

9

Кое-что можно выловить даже в Неве,

если иметь достаточный запас

времени и терпения

Вечером того же дня на набережной возле Охтинского моста стояли два рыболова. Вернее, удочка была только у одного, а другой дядя стоял рядом просто так, для компании. Поймать в Неве что-нибудь вообще трудно, а сегодня не везло вчистую: полиэтиленовый пакетик, предназначенный для пары-другой мелких рыбёшек, так и не пришлось вынимать из кармана. Говорили они мало, а больше молчали и смотрели на тёмную, влекомую мерным течением, воду.

- Степаныч, кажется, у тебя клюёт, - сказал первый не то в шутку, не то всерьёз.

- Ну-ка, ну-ка... - нацепил очки второй.

- Нет, показалось.

- А-а...

Помолчали ещё минут десять.

- Слушай, Степаныч, - снова подал голос первый, - не пора ли нам того, по домам? Темнеть скоро начнёт, да и ветерок...

- Погоди, надо Черномырдину хоть что-нибудь достать.

- Куда ему, он и так здоровый.

- Ну, не скажи. Порода такая, что килограмм двадцать может набрать.

- Сколько-сколько? Да таких котов в природе не бывает, двадцать килограмм... Это ты загнул, Степаныч. Лучше Чубайса своего подкорми, а то скоро будет под дверью пролезать.

- Ничего, этот не пропадет. Я его вообще больше кормить не буду.

- А чего так?

- Так ведь эта рыжая морда на прошлой неделе со стола на кухне мясо стащила. Парную вырезку...

- Гляди!

- Чего?

- Тяни, тяни!

Степаныч потянул, удочка изогнулась дугой, и над водой закачался во всей своей красе "Кашалот". Общими усилиями рыболовы вытащили находку и, уложив на гранитный парапет, стали разглядывать.

- Вот так штука, - сказал первый рыболов. - Такая, наверное, больших денег стоит. Ты её, Степаныч, не торопись никому отдавать, не продешеви.

- По телевизору сегодня что-то такое показывали, - вспомнил второй. Детишки модели запускали - одна, наверное, уплыла. Если хозяин найдётся, пусть забирает, я денег не возьму. А нет - так пускай внук играет, он такие штуки любит, все что можно в доме уже переломал.

- Смотри, смотри, там внутри штурвальчик маленький, и рычажки...

- Ладно, пошли. Черномырдину, видать, сегодня не повезло.

- А я бы за такое вообще прибил.

- Кого?

- Да этого, Чубайса твоего, за мясо. Рыжие они все наглые. Если бы у меня рыжая котяра что-нибудь со стола стащила, хоть шкурку от колбасы...

И приятели, неспешно болтая о том, о сём, побрели к дому. Подводную лодку Степаныч держал под мышкой, словно полено.