Природа жестокости (ЛП) - Косвей Л Х - Страница 9

— Вот, садись на край ванны, а я завяжу. У тебя сильно кровоточит.

Вид крови не пугает меня. Я вижу её каждый день, когда проверяю уровень сахара. Я смачиваю вату, чтобы промыть порез, а затем сажусь рядом с ним. Так странно чувствовать руку Роберта в своей, чувствовать его кожу, и заботиться о нём. Между нами обычно никогда не было особой теплоты. Мужчина всасывает воздух, когда я прикладываю вату к порезу. Он длинный, но не глубокий, так что нет необходимости ехать в больницу.

— Я немного поговорила с Карой внизу, — говорю я, пока прочищаю его руку, опуская ватку в антисептик.

— Ах да, и что же она сказала? — спрашивает он, глядя на меня сверху вниз.

Мы так близко друг к другу, что вряд ли в помещении остаётся воздух.

Я отвожу от него глаза и отвечаю:

— Она сказала, что ты много рассказывал ей обо мне.

Рот Роба дёргается от веселья, а веки опускаются. Когда он выдыхает, я чувствую, как его воздух ударяется о мою щёку.

— Продолжай.

— У неё не было шанса объясниться, — отвечаю я. — Нас прервал Гари.

Он перемещает взгляд к потолку огромной ванной, а головой прислоняется к стене позади себя.

— Ах, спасённый регбистом, — размышляет он.

Я стараюсь не зацикливаться на части «спасённый» в его предложении. Что именно он говорил обо мне?

Я усмехаюсь.

— Не думаю, что он играет в регби. Я слышала, парень рассказывал Алистеру, что он — брокер.

— Ну, тогда, он, должно быть, играет по выходным. Это или бокс, не важно, нет другого варианта, как у него вышло такое избитое лицо.

— Или невероятно горячее тело, — добавляю я, дабы досадить ему.

— Ты считаешь, что он горяч? Давай же, Лана, признай, мы оба знаем, что я выгляжу лучше.

Ха! В жизни этого не признаю (даже, если это и правда). Роберт и Саша обладают «ничего себе» чертами, помните?

— Ах, самолюбие! Внешность не всегда играет главную роль. Может, Каре понравился Гари из-за его личности, — предполагаю я.

— Внешность всегда играет главную роль для Кары. Эта женщина едва ли позволит себе дружить с уродом. Если думаешь, что я несу брехню, то подожди, пока узнаешь её получше.

— Ну, она очень красивая, — признаю я. — Может быть, поэтому у неё такие высокие стандарты на тех, кто её окружает.

Роберт смотрит на меня в упор.

— Тебе кто-нибудь говорил, что твоя наивность освежает? Хотя, ты ошибаешься на счёт Кары. Она не красивая. Это всё краска и освещение. Хотя, с другой стороны с тобой... — говорит он, а затем останавливается, бродя взглядом по моему лицу.

— Что со мной? — спрашиваю я, зная, что Роб собирается сказать.

Мужчина протягивает не порезанную руку и проводит кончиком пальцев по моей щеке.

— Ты всегда была особенной, но сейчас ты и в правду превратилась в лебедя, не так ли, Лана? — шепчет он.

Его слова оставляют меня бездыханной, словно я в ловушке пузыря, наполненного эмоциями, которые мне не понятны. Этот момент затягивается до боли, и, Господи, мне действительно нужно изменить тему разговора.

— Она напоминает мне об Афродите, — выпаливаю я.

Всякий раз, когда я нервничаю, то начинаю болтать о греческой мифологии. Вероятно, потому, что это я знаю лучше всего.

Роберт роняет свою руку и слегка ухмыляется.

— Афродита? — спрашивает он.

— Да, она — греческая богиня страсти. Одна из самых красивых богинь. Кара мне напоминает её. Красота женщины означает, что мужчины всегда должны бороться за неё. Вот почему отец — Зевс, выдал Афродиту замуж за Гефеста, чтобы уменьшить конкуренцию среди богов. Хотя у неё были любовники: Арес — бог войны и Адонис — бог красоты.

Роберт улыбается.

— Значит, Гари и я — это Арес и Адонис, так? — он делает паузу. — Из нас двоих я, несомненно, Адонис.

Я игриво качаю головой, не соглашаясь.

— Нет, ты больше похож на Нарцисса.

— Хм, думаю, где-то здесь есть оскорбление. Он был богом чего?

— Он не был богом. А был героем одного мифа. Рождённый сыном бога и нимфой, он был очень красивым молодым человеком и привлекал внимание многих дам. Тем не менее, мужчина никогда не отвечал взаимностью ни на одну привязанность. К несчастью для него, Немезида — богиня возмездия, взяла это на заметку. Она решила проклясть Нарцисса, заманив его в пруд с водой, где он наткнулся на собственное отражение и в итоге влюбился в него. Так он и провёл остаток своих дней, любуясь собой.

Я заканчиваю историю лёгким взмахом руки.

Роберт начинает хихикать.

— Ты обосрала меня?

Я пожимаю плечами.

— Ты всегда любил себя больше, чем остальных.

— Что ж, это, безусловно, было оскорбление, хотя я согласен с частью о красивом молодом человеке, — коварно улыбается он мне.

— Я просто базируюсь на том, что знаю о тебе, — смущённо добавляю я.

Резко Роб становится серьёзным.

— Ты не знала меня целых шесть лет, Лана. Я больше не тот упрямый подросток.

Я тяжело дышу.

— Хорошо, признаю, ты не такой плохой, каким был раньше. Из того, что я могу сказать — ты повзрослел.

Роб игнорирует меня и спрашивает:

— Как ты узнала обо всех этих вещах: богах и богинях?

Я вытираю его руку.

— Это то, что я изучаю в докторантуре: древнегреческую мифологию.

Это, кажется, его забавляет.

— И чем же занимается человек с такой квалификацией?

— Много всего. Я хочу читать лекции и писать книги на эту тему. Хотя это и займёт кучу времени, в конечном итоге я этого добьюсь.

Роберт корчит рожицу.

— Я никогда не был фанатом учёных. Предпочитаю выделиться в мире и сделать что-то над собой.

Медленно я начинаю завязывать его руку.

— Ну, думаю, мы все хотим разных вещей от жизни.

— Так, о чём будет твоя диссертация? Пожалуйста, скажи, что о сексе между богами. Мне бы хотелось увидеть, как ты это будешь представлять.

Я поднимаю брови.

— Хм... почему?

— О, ну же, это было бы весело. Кто-то застенчивый как ты, говорит о похотливых богах и о том, как они любили забавляться. Я помню, как видел фреску в Британском музее спортсмена с огромной эрекцией. Да, там половина вещей были абсолютной порнографией. — Он надувает губы, словно обижается, но я слишком хорошо знаю Роберта, и вряд ли его ранят несколько неприличных фресок.

Я хохочу. Наконец, успокоившись, я говорю:

— Это, вероятно, был Приап — бог плодородия. Отсюда пошло слово «приапизм». Ну, когда мужская... эм... штука... не хочет опускаться.

Тут Роберт выпускает восхищённый смешок.

— Его штука? Ты когда-нибудь видела мужскую штуку во плоти, Лана?

Я смотрю на него предупреждающим взглядом, и он останавливается.

— Признаю, секс занимает большую часть мифов, — продолжаю я. — У этих греков действительно были очень грязные мыслишки. Но, нет, ты будешь разочарован, я не буду писать диссертацию на эту тему. Вообще-то, я ещё не решила что выбрать. У меня есть несколько идей, которые одобрил мой научный руководитель, но не знаю, ни одна из них не ощущается... правильной. Это расстраивает, потому что я чувствую, что хочу написать о том, что вертится у меня на языке. Иногда мне почти удаётся это уловить, но затем я снова это теряю. Ты понимаешь, о чём я?

Тут я понимаю, что жестикулирую руками, когда смотрю на Роберта. Его глаза смотрят на меня в упор, поглощая. Я всегда чувствовала перебор энергии, когда начинала говорить о своём предмете. Ничего не могу с собой поделать. Эти вещи восхищают меня.

Роберт прочищает горло, кашляя, а потом говорит:

— Да, я понимаю, о чём ты.

Наступает тишина, когда я заканчиваю с повязкой. Завязав узел, я отрезаю ненужные концы. Затем встаю и иду к раковине, чтобы вымыть руки. Когда я возвращаюсь к Роберту, он всё ещё продолжает сидеть на краю ванны, глядя на меня.

— Думаю, мне лучше спуститься вниз и позволить тебе... эмм... захватить чистую рубашку. Кстати, Гари оставил два чемодана с твоими вещами в коридоре.

Роберт вздыхает.