Гитлер в Вене. Портрет диктатора в юности - Хаманн Бригитта - Страница 14

Вскоре после провала на экзамене Гитлер возвращается в Линц. Паула Гитлер вспоминает: состояние здоровья матери резко ухудшилось и ей хотелось, чтобы «сын был дома»[169]. Кубичек пишет о больной: «Её серьёзное, озабоченное лицо светилось радостью, потому что сын вернулся и преданно заботится о ней». 22 октября 1907 года в кабинете доктора Блоха состоялся важный разговор. Семья узнала, что состояние Клары Гитлер безнадёжно. После 28 октября она уже не вставала с постели[170].

Кубичек отмечает, что 18-летний Гитлер «нежнейшим образом» заботился о матери. «Я и не подозревал, что он способен на такую любовь и нежность». «В отношениях матери и сына» царила «невероятная душевная гармония»[171]. Кровать Клары Гитлер стоит в кухне, единственном отапливаемом помещении квартиры; сын переставляет мебель таким образом, чтобы примостить там диван для себя. Теперь он может ухаживать за матерью круглосуточно. Кубичек пишет: «Обречённую на смерть Клару Гитлер окружала атмосфера спокойствия, даже почти радости».

Это подтверждает и д-р Блох, который с 6 ноября ежедневно посещает больную на дому. В этот день Клара впервые получает дозу морфия и обработку йодоформом[172]. Весьма распространённая тогда процедура состояла в том, что смоченную йодоформом ткань накладывали на открытые раны — их «выжигали». Это было крайне болезненно, кроме того, больной испытывал мучительную жажду, но при этом не мог глотать. Мать терпеливо переносила боль, а вот сын «мучался», как сообщает д-р Блох. Гитлер благодарил врача за морфий для успокоения болей[173]. На душе у Клары Гитлер неспокойно: Пауле всего одиннадцать лет, падчерица Ангела вскоре должна родить второго ребёнка. Но прежде всего «её мысли занимает сын», как пишет д-р Блох. Кубичек подтверждает: «Будущее Адольфа было совершенно неясным. Эта мысль непрестанно мучила мать»[174].

Клара Гитлер умерла в два часа ночи 21 декабря 1907 года, в возрасте сорока семи лет[175]. Доктор Блох, который на следующий день составил медицинское свидетельство о смерти, сообщает: «Адольф сидел рядом с матерью, на усталом лице — отпечаток бессонной ночи. Желая запечатлеть образ матери, он нарисовал её портрет на смертном одре».

Гроб с телом установили в квартире для прощания, а два дня спустя, 23 декабря, в исключительно сырой и туманный день[176], семья и несколько знакомых сопроводили его в церковь. За катафалком, на котором гроб доставили в Леондинг, следовали всего два экипажа. В первом сидели Паула и Адольф, одетый в траурный костюм, чёрные перчатки и цилиндр, во втором экипаже — беременная Ангела Раубаль и её муж[177]. Клару Гитлер похоронили около полудня рядом с её мужем на кладбище Леондинга, возле того дома, где раньше проживала семья[178]. Нижеследующие слова из «Моей борьбы» показывают, какое значение имело для Гитлера погребение. По силе эмоционального потрясения он сравнивает его с тем моментом, когда узнал о капитуляции Германии в 1918 году: Я не плакал с того дня, как стоял у гроба матери[179].

Сохранились данные о расходах на погребение: похоронное бюро выставило счёт за услуги в 369,90 крон, включая перевозку и захоронение[180]. Один только тяжёлый полированный гроб с металлическими вставками стоил 110 крон — громадная сумма, учитывая скромные доходы Клары Гитлер. Сын и теперь оплатил самый дорогой вариант, как когда-то в больнице выбрал самый дорогой класс ухода.

^{Д-р Эдуард Блох незадолго до закрытия своей врачебной практики в 1938 году}

24 декабря семья отправляется с благодарственным визитом к д-ру Блоху. Тот вспоминает: «За мою почти сорокалетнюю практику мне не случалось встречать молодого человека, столь убитого горем и подавленного, сколь юный Адольф Гитлер, когда он… пришёл, чтобы, задыхаясь от слёз, выразить мне благодарность за работу».

Сын оплачивает счёт в 300 крон, выставленный д-ром Блохом. Речь здесь идёт, очевидно, об общей сумме, из кассовой книги д-ра Блоха нельзя однозначно понять, какая часть этой суммы приходилась на гонорар, а какая — на лекарства и перевязочные материалы. С последней оплаты в ноябре 1907 года имеется запись о 46 визитах на дому, когда почти каждый раз проводилась дорогостоящая процедура с применением йодоформа. Итак, каждый визит врача на дому, включая лекарства и перевязочный материал, обходился примерно в семь крон — сумма невелика. Для сравнения: районный врач, который контролировал запаивание гроба в Урфаре, выставил за эту несложную и не отнявшую у него много времени услугу счёт на 20 крон, а его коллега из Леондинга — даже на 28 крон[181]. Рассуждения о том, что причиной антисемитизма Гитлера стало неправильное, дорогостоящее и мучительное лечение у врача-еврея, не имеют под собой никаких оснований[182].

Молодой Гитлер выказывает врачу благодарность и почтение, дарит ему подарки, сделанные своими руками. Например, большую картину, которая, по словам дочери Блоха Гертруды Крен, «затем потерялась; она не нравилась моей матери»[183]. В канун нового 1908 года врач получает открытку с акварельным рисунком, изображавшим капуцина — вероятно, в стиле Эдуарда фон Грюцнера, любимого художника Гитлера. Текст на открытке: Самые сердечные новогодние пожелания! С неизменной благодарностью Ваш Адольф Гитлер[184]. Эту открытку, как и первую, полученную в сентябре 1907 года, с текстом: Сердечные приветы из Вены. Ваш неизменно благодарный пациент Адольф Гитлер[185], врач против своего обыкновения сохранил «на память о примерном, образцовом сыне, который окружил дражайшую мать большой любовью и заботой»[186]. Очевидно, д-р Блох был особо расположен к семье Гитлеров.

Вступление немецких войск в Австрию в 1938 году радикально изменило жизнь врача. К тому времени Блоху исполнилось 66 лет, 1 октября 1938 года его практику закрыли. Дочь и зять, молодой коллега Франц Крен, спасаются бегством за океан. Доктор Блох рассчитывает на былую привязанность Гитлера. «Фюрер» действительно справлялся о нём в 1937 году у линцских товарищей по партии, назвав его «благородным евреем». Врач пытался через разных посредников передать бывшему пациенту письма с просьбой о помощи. Например, 16 ноября 1938 года он писал, что убеждён: Гитлер «не забыл врача своей матери, который в работе всегда руководствовался этическими принципами, а не материальными интересами; я также знаю, что тысячи моих единоверцев, верных тем же принципам, сегодня подвергнуты страшным испытаниям!»[187]

Гитлер немедленно ответил на этот вопль о помощи. Д-р Блох стал единственным евреем в Линце, которого охраняло гестапо. Супруги Блох могли беспрепятственно оставаться в своём доме, пока не уладили всех формальностей для эмиграции. Они сохранили имущество и сами нашли покупателя для своего великолепного дома.