Венок Альянса (СИ) - "Allmark" - Страница 57

Зак, кажется, был несказанно озадачен такими словами.

– Что же мне делать? Как себя изменить?

– Вот тут я тебе не советчик. Потому что не психолог. Психолог бы подсказал – начни с того, продолжи тем… А я могу просто посоветовать – люби себя и принимай таким, какой ты есть. Как все мы приняли. Потому что ценим тебя, значит - уж есть, за что. А если у тебя и есть иногда сложности с выражением своих чувств и мыслей простыми человеческими словами – то мы, во всяком случае, это проблемой для дружбы, для хорошего отношения не считаем. И знаешь, может, по молодости лет больше падки на внешние красивости, а в нашем возрасте честность и надёжность привлекают как-то больше, чем имидж мачо и всякие пикаперские примочки. Я не знаю, получится ли у тебя что-то именно с Андо… Может ли у кого-то что-то получиться с Андо… Да не делай, ради бога, такие глаза! Если ты ждал от меня какого-то ужаса по поводу… То знаешь, я, даром что замужняя женщина с детьми и вроде как верующая еврейка, сама в этом плане не чиста. Я с Таллией не сплю – что понятно, ввиду её состояния… Но спала. Конечно, когда ещё не была замужней и с детьми… Но еврейкой-то уже была… Мы с ней тоже долго ходили вокруг друг друга не с самыми, сперва, приятными эмоциями, а потом вот… Тогда, перед самым… концом… её обращением… И знаешь, что? Да не появится на свете такой причины, чтоб я об этом пожалела. Даже несмотря на те слова её альтер-эго о том, что всё было только ради того, чтоб подобраться к ценным сведеньям. Могла бы говорить что угодно, я-то всё равно знаю, что чувствовала тогда… Умом понимаю, а сердце говорило и говорит другое. А теперь вот она просто цепляется за меня, как за единственное из прошлого… И я понимаю, что права была я, со своей абсурдной верой, а не она, другая… Что права я, а не все, кто счёл бы меня ненормальной тогда или сейчас. Глупо рассуждать о том, что естественно и морально, а что нет, когда есть потребность одного человека в другом человеке. Просто ищи тех, кто примет тебя таким. Я не думаю, что их так уж мало.

Зак кивнул.

– Скоро я улетаю… И даже не знаю, вернусь ли. Но по этому поводу мне странно спокойно. Забавно, вообще… Мы в разных отрядах, но делаем одно дело. И меня очень греет этот факт. Знаешь, я всегда восхищался твоей силой… Я даже не сомневаюсь, что ты отстоишь то, что для тебя важно. Что вытащишь её. Только вот что ты будешь делать тогда?

Сьюзен вертела в руках так и не тронутую чашку.

– А это уже не от одной меня зависит. Но мне вот кажется… Из её отдельных слов, прикосновений, того, как она зовёт меня, как не отпускает надолго… Как врывается даже в мои сны… Что она тоже меня любит. Да, именно вот так, без лишних сложностей-осторожностей – я люблю её, она любит меня. Это правда, Зак. От неё никуда не сбежишь, и бежать – дело неблагодарное. И если ты о том, разведусь ли я с Маркусом… Я не могу тебе сказать. Не знаю. Я люблю Маркуса, иначе, чем Таллию, но тоже люблю. Я люблю наших детей. И Маркус говорит, что ему… Ну, что он принимает мою жизнь такой, какая она есть. Я много раз говорила, что он не заслужил подобного, что заслуживает женщину, которая бы любила только его. А он говорит, что отдавал мне свою жизнь вовсе не для того, чтоб я хранила ему пожизненную верность. Я просто подчиняюсь судьбе, Зак. Сначала она одного за другим отняла у меня любимых существ – любимую женщину, любимого мужчину… А потом их обоих вернула. Что ж, опять роптать и предъявлять счета? Мы справимся. Мы как-то справимся. И ты справишься. Ты можешь сколько угодно считать себя слабым, а я-то знаю – ты очень сильный. Ты заслужишь счастье, раз уж я его заслужила.

В день отправки на полигоне — отсюда они отправлялись не сразу на Центавр, а в сектор аббаев, где сейчас находился грузовой шаттл семьи Арвини — собралась, несмотря на все усилия соблюдать скромность и секретность, приличная толпа прощающихся.

– Ещё раз, друзья мои, воины и добровольцы… Не подведите. На вас возлагаются огромные надежды, и одна из них — увидеть вас всех живыми. Возвращайтесь со щитом, как говорят на Земле.

Винтари поднял глаза. Он чувствовал эту тревогу, как свою. Потому что им владела такая же. Он ещё как-то приучил себя не просыпаться со смутной паникой каждое утро, но долгие разлуки его теперь пугали. Лориен сказал: двадцать лет, не больше… Но ведь меньше-то — может. Кто знает, когда это произойдёт? Не случится ли это именно сейчас, во время их похода? Сколько они там пробудут? «Мы-то вернёмся… Ты нас дождись. Не вздумай не дождаться».

Дэленн поочерёдно обняла Дэвида и Винтари.

– Берегите себя… все берегите. Себя и друг друга. Дэвид… Не так я представляла твоё взросление, твоё боевое крещение. Но не мы решаем. Мы должны оказываться там, где нужны. Я не буду тебе говорить: будь сильным, будь мужественным, береги своих друзей, я знаю, что всё так и будет. Ты ещё не вступил в анлашок, но принципы рейнджеров глубоко в твоём сердце. Помни, твоя мать ждёт тебя и молится за тебя. И за тебя, Диус. Будь осторожен, сынок. Не все там знают и помнят тебя в лицо, но всё же.

– Я буду… матушка.

Прощание телепатов было, традиционно, молчаливым. От Ледяного города летели, кроме тех курсантов Винтари, кого отпустили главы их поселений, Уильям и его дочь Адриана. Это сперва очень удивило, но Рикардо пояснил, что таково было условие Уильяма, и переспорить его не вышло. Соплеменники по очереди крепко обнимали их, Андо, Аду, даже Брюса — рейнджера-телепата, с которым прежде не были знакомы. С этой толпой количественно могли посостязаться пришедшие провожать Амину и Рикардо. Кажется, Иржану и Милиасу завидовали…

Тжи’Тена и Ше’Лана не было – они и правда уже отбыли с каким-то своим заданием.

К’Лан долго тряс Андо в объятьях.

– Как же я завидую тебе, дружище. Чего б не отдал, чтоб лететь тоже! Но нельзя — значит нельзя. Сказали учиться — значит, буду учиться. Но ты возвращайся поскорее, и всё-всё мне расскажешь! Каждый день буду за тебя молиться, да и не только я. Ты теперь для многих герой… Твой отец мог бы тобой гордиться.

Благословить Дэвида так же пришли его друзья и несколько учителей. Он вяло отшучивался, что вообще-то собирается вернуться живым…

В дороге было время и подготовиться, и поразмыслить о произошедшем и грядущем – грузовое судёнышко нельзя было назвать быстроходным. Увы, но чем-то иным, чем этот троянский конь, они воспользоваться не могли. Вообще после пяти минут пребывания на «Асторини» Винтари очень захотелось побольше расспросить Рикардо о его и его семьи прежней работе. Прежде он никогда о грузовых судах всерьёз не задумывался, представить не мог, что в них тоже есть что-нибудь интересное. А это совершенно удивительная, ни с чем не сравнимая атмосфера. «Асторини», действительно, очень маленькая - и внутри это ощущается ещё острее, чем снаружи, и жизнь здесь поэтому кипящая, концентрированная. Идут последние этапы погрузки, через кают-компанию затравленно пыхтящие ремонтники проносят ящики с инструментами - ремонтировать корабль приходится всё время полёта, практически штатно. Толстый Клайса, вечно выглядящий так, словно прорывался откуда-то с боем - запыхавшийся, раскрасневшийся, с растрёпанным, словно пожёванным гребнем, поминутно бегал в трюмы с кипами накладных измерять с рулеткой ящики, беспокоясь, всё ли войдёт и сможет ли посудина со всем этим вообще подняться. Большая часть груза - аббайский текстиль, и фала-то ничего, считай, не весит, а вот виссин тяжеленный, кажется, всё остальное на этом корабле в сумме столько не весит, да ещё эти дразийские горшки, которые и весят как свинцовые, да ещё упаковывают их поставщики каждый в огромную набитую стружкой коробку, хотя чтобы такой разбить, это очень постараться надо… А что делать? Брать меньше товара - это считай, зря летали, налоги с магазина в Нахили хотя бы отбить… А по возвращении ещё механику у шлюзовых створок перебирать, это как пить дать. Старый Арвини мечтает, конечно, скопить на новый корабль, но понимает, что мечту, скорее всего, оставит по наследству, вместе с этим корытом.