Имам Шамиль - Казиев Шапи Магомедович - Страница 52

• Предыдущая
• 52/101
• Следующая

Воронцов не удовлетворился взятием Салта. Призрак поражения под Гергебилем преследовал его даже в Тифлисе. Весной будущего года Воронцов предполагал снова двинуться на Гергебиль и поручил Аргутинскому втайне готовить новый поход. А до той поры наместник принялся поправлять пришедшие в расстройство дела края.

Прослышав о реформаторских намерениях Воронцова, в его канцелярию хлынули авторы всевозможных проектов овладения и управления Кавказом. Они подавали свои бумаги, а затем терпеливо ожидали, пока те пройдут по инстанциям. Как правило, бумаги возвращались к своим создателям с благодарностью от начальства за рвение и извинениями за невозможность их применения в настоящее время. Но не таков был тифлисский учитель Н. Бирон, представивший "Проект успокоения дагестанских племен". Он объявил себя прямым потомком знаменитого Э. Бирона, фаворита императрицы Анны Иоанновны, который прославился «бироновщиной» введением иностранных порядков, грабежом национальных богатств, тотальным доносительством и жестоким преследованием недовольных. Потомок его требовал продолжить традицию установлением на Кавказе жесткого полицейского режима по принципу "Ordnung muss Ordnung" ("Порядок должен был порядком"). Бирон считал, что все станет на свои места, как только местное население станут водить военным строем и заставят исполнять российские законы. Подобные проекты только раздражали начальство своей абстрактностью. Но Бирон не сдавался, требовал "рассмотреть и принять к исполнению", осаждал газеты и писал жалобы. Из этого ничего не вышло, но Бирон все же попал в историю, объявив, что "Шамиль есть величайший гений, какой когда-либо производил Кавказ".

После потери Салта Шамиль распустил войска и вернулся в Ведено. В Имамате начались брожения. Одни считали Шамиля непобедимым, помня победу в Гергебиле, другие намекали, что имам стареет и уже не тот, что прежде, имея в виду сражение в Салта.

Шамиля уже не радовали ни прекрасные жены, ни преданные дети. Он был погружен в размышления над тем, как остановить продвижение царских войск в горы и отбросить их назад. В смелых планах у имама недостатка никогда не было. И Государственному совету было из чего выбирать. Но прежде необходимо было восстановить единство в самом Имамате. Главным был вопрос об упрочении имамской власти. На этот раз Шамиль посчитал возможным решить дело посредством референдума.

В январе 1848 года Шамиль созвал в Ведено известных наибов, народных старшин и духовных руководителей. Имам объявил собравшимся, что становится стар и готов отказаться от звания имама, если не найдет в своих сподвижниках большего усердия, настоящей помощи и полной преданности делу защиты родины.

Пораженные необычайным поворотом дела, участники собрания принялись горячо убеждать Шамиля, что без него общее дело неминуемо погибнет, что в горах нет человека, более достойного носить звание имама, и что распространяемые среди горцев слухи — не что иное, как происки агентов Воронцова.

Убеждая Шамиля не оставлять народ без вождя, собравшиеся постановили считать имамскую власть наследственной и в случае гибели Шамиля считать имамом его сына Гази-Магомеда, человека твердой веры и неустрашимой отваги. Шамиль резко возражал против наследственности имамства, считая, что имам обязательно должен избираться. Но на период неоконченной войны согласился считать сына наследником, хотя бы для того, чтобы утвердить в народе неколебимость Имамата и убежденность в продолжении сопротивления при любом повороте судьбы.

Хаджи-Мурад, считавшийся одним из главных претендентов на имамское звание, неожиданно поддержал Шамиля, заявив, что тот вовсе не так стар, чтобы отказываться от звания имама. И что сан этот должен принадлежать Шамилю, пока он жив. А что касается наследника, то Гази-Магомеду, при необходимости, нетрудно будет самому добиться звания имама.

Было понятно, что если звание имама перешло бы к наследнику при жизни Шамиля, то оспаривать его никто бы не посмел. В случае же избрания нового имама могли возникнуть самые неожиданные коллизии, которые сам Хаджи-Мурад так обрисовал своим ближайшим друзьям: "Имамом будет тот, у кого сабля острее!"

Когда об этом сообщили Шамилю, он сказал своим сподвижникам: "Братья мои, никогда никому не завидуйте и не будьте высокомерны, чтобы не злорадствовали над вами враги и не думали о вас плохо друзья".

Подтвердив свою власть, Шамиль вернулся к государственным делам. Не сомневаясь, что Воронцов вернется к Гергебилю, он велел наибам готовиться к новым боям будущей весной, а до той поры послал Хаджи-Мурада восстанавливать разрушенные укрепления.

Прошло восемь лет, как Анна-Шуайнат оказалась в доме Шамиля. Вестей от нее давно не было, и родные были весьма встревожены. Они знали, какие сражения шли в Дагестане, и опасались, не коснулась ли война самой Анны.

В мае 1848 года кузен Анны купец 3-й гильдии Минай Атаров решил узнать ее судьбу. Он прибыл в крепость Воздвиженскую и обратился к начальству с просьбой устроить ему свидание с кузиной. Дело было сложное, но успех предприятия сулил принести важные сведения о новой столице Шамиля и положении дел в Имамате. Полковник Меллер

Закомельский вызвал своих лазутчиков, и те помогли Атарову войти в переписку сперва с наибами Шамиля Дубой и Талгиком, а затем и с самим имамом. Ожидая вестей из Ведено, Атаров вполне свыкся с новым для себе черкесским костюмом, научился стрелять из пистолета и даже начал немного говорить по-чеченски. Когда согласие имама было получено, Атарова подробно проинструктировали о возможных опасностях и дали двух проводников. Встреча с людьми Шамиля произошла в Аргунском ущелье.

Дуба и его мюриды приняли Атарова с почетом, но вели себя настороженно. В каждом нежданном госте горцы подозревали лазутчика. Выяснив, что Атаров желает ехать к Шамилю и Шуайнат сам, а не просто передать какое-либо послание, Дуба обещал доставить его к имаму, но предупредил, что путь будет трудным. Минай Атаров представлял себе, что такое горные дороги, и был готов потерпеть. В Воздвиженской ему говорили, что путь может занять день или два. Но прошла уже целая неделя, высоким перевалам и головокружительным спускам не было конца, а до цели было еще далеко. Порой тропинки над пропастью становились так узки, что Атаров слезал с лошади и шел пешком. Он держался из последних сил, сожалея, что отправился в столь утомительное и опасное путешествие. Наконец добрались до аула, где жил сам Дуба. Здесь путники слегка передохнули и на следующее утро отправились дальше. Преодолев еще множество природных преград в виде огромных скал и заповедных лесов, они выехали к долине, в глубине которой лежал аул Ведено, а неподалеку и сама столица Имамата.

Миновав подъемный мост через реку, они оказались у стен резиденции Шамиля, над которыми возвышались караульные башни с пушками.

Атарова хорошо приняли и поместили в отдельном доме. Здесь он пробыл три дня, пока сотрудники Шамиля собирали и проверяли сведения об Атарове и цели его визита. Только на четвертый день его пригласили в кунацкую, где имам принимал почетных гостей. Здесь уже собрались наибы и другие важные люди и был накрыт стол. Но самого Шамиля не было. Поначалу горцы приветливо улыбались гостю, угощали его разными блюдами, но когда вошел молодой мюрид и что-то тихо сказал Дубе, отношение к Атарову резко изменилось. Горцы сделались так мрачны, что Атаров почувствовал себя на краю гибели. Потом принесли халву и предложили Атарову отведать это блюдо, приготовленное его двоюродной сестрой. Атаров с радостью согласился, громко его хвалил и просил поблагодарить Шуайнат за столь вкусное угощение. Тут вновь явился молодой мюрид и что-то шепнул Дубе. Горцы сразу повеселели и принялись беседовать с гостем как старые добрые кунаки.

• Предыдущая
• 52/101
• Следующая