Сталин и Мао
(Два вождя) - Галенович Юрий Михайлович - Страница 4

Одним словом, Ван Мин уже тогда твердо стоял на коминтерновских позициях, то есть исходил из необходимости неуклонно выполнять указания Сталина, что вызывало у ряда руководителей КПК антипатию к нему. Предлог для того, чтобы наказать Ван Мина, был найден довольно быстро. Ван Мин был раскритикован руководителями КПК Сян Чжунфа и Ли Лисанем за антипартийную линию и сектантство и на полгода поставлен под надзор в партии. Наряду с ним получили партийные взыскания Цинь Бансянь, Ван Цзясян и Хэ Цзышу.

23 июля 1930 года Исполком Коминтерна принял проект решения по китайскому вопросу, в котором содержалась критика в адрес Ли Лисаня.

В ноябре 1930 года Коминтерн направил П. А. Мифа в Шанхай в качестве своего представителя. 22 ноября на расширенном заседании Политбюро ЦК КПК были приняты к исполнению указания Коминтерна, были также сняты взыскания с Ван Мина, Цинь Бансяня, Ван Цзясяна, Хэ Цзышу.

Поскольку Коминтерн осудил руководителя ЦК КПК Ли Лисаня, постольку пострадавший от Ли Лисаня Ван Мин оказался в роли героя борьбы против Ли Лисаня и настоял на созыве экстренного заседания ЦК КПК.

Во всех этих событиях большую роль играл П. А. Миф. 7 января 1931 года в Шанхае был созван четвертый пленум ЦК КПК шестого созыва. На пленуме были приняты документы, проекты которых подготовил П. А. Миф. Он настаивал на вводе Ван Мина в руководство партии. Ряд членов ЦК выступали против этого.

13 января 1931 года П. А. Миф, выступая в качестве представителя Коминтерна, провел совещание с выступавшими против избрания Ван Мина в ЦК. П. А. Миф говорил им, что Ван Мин — настоящий большевик, обладающий самым высоким в КПК уровнем теоретической и политической подготовки; Ван Мин — это, по выражению П. А. Мифа, стопроцентный проводник линии Коминтерна; доверие Ван Мину — это доверие Коминтерну. П. А. Миф также заявил, что тот, кто выступит против решений четвертого пленума, будет считаться выступившим против Коминтерна и будет наказан в партийном порядке.

В результате Ван Мин, который до того не был даже членом ЦК, сразу же был избран членом Политбюро ЦК КПК. Сян Чжунфа был избран генеральным секретарем, однако практически работой ЦК КПК ведал Ван Мин, власть была сконцентрирована в его руках.

После четвертого пленума было реорганизовано и руководство комсомола. Его секретарем вскоре был назначен Цинь Бансянь (Бо Гу). Так руководство ЦК КПК и комсомола оказалось в руках Ван Мина. В июне 1931 года Сян Чжунфа был арестован и казнен. Ван Мин стал исполняющим обязанности генерального секретаря ЦК партии.

Однако спустя немного времени Ван Мин вернулся в Москву, где при поддержке П. А. Мифа стал руководителем делегации КПК в Коминтерне. В результате сложилась система или структура, при которой Ван Мин проводил из Москвы линию Коминтерна, а Цинь Бансянь выполнял его указания в Китае.

В сущности говоря, все это свидетельствовало о том, что после событий 1925–1927 годов в Китае, когда у Сталина оказались разорванными отношения с Чан Кайши, с Гоминьданом, с Китайской Республикой, он предпринял энергичные шаги, направленные на то, чтобы руководство КПК состояло из людей, которые беспрекословно выполняли бы его решения.

П. А. Миф был проводником такой политики Сталина. Ему удалось найти в КПК людей, на которых, во всяком случае по мнению П. А. Мифа, Сталин мог положиться. Этими людьми оказались, прежде всего, Ван Мин и Цинь Бансянь. Роли между ними были распределены так, чтобы и руководство китайской секцией Коминтерна, и руководство деятельностью КПК и китайского комсомола на месте, то есть в Китае, находилось в руках именно этих фактически доверенных людей Сталина. Так в конце 20-х — начале 30-х годов сложилась казавшаяся тогда прочной связка: Сталин, П. А. Миф, Ван Мин, Цинь Бансянь. Это был в то время единственный рычаг воздействия Сталина на ход событий в Китае.

Однако жизнь не стояла на месте. Возникали новые осложнения, которые требовали принятия новых решений.

Международная обстановка становилась все более напряженной; в воздухе явно запахло порохом; перспектива войны становилась реальностью. Возникала существенная угроза интересам и Советского Союза, и Китайской Республики со стороны Японии. В этих условиях Сталин и Чан Кайши предпринимали усилия по восстановлению дипломатических отношений и налаживанию необходимого обеим сторонам сотрудничества.

Взгляды и интересы Сталина и Мао Цзэдуна в это время во многом, если не по существу, не совпадали. Ван Мин же следовал за Сталиным, а потому между Ван Мином и Мао Цзэдуном также существовали разногласия и велась борьба.

Сталин исходил из того, что в ходе исторического развития он занял положение высшего, причем единственного высшего, руководителя огромной политической силы мирового значения. Ядром этой силы было Советское государство, СССР. Следовательно, с точки зрения Сталина, исходя из глобальных интересов мирового развития всем сторонникам марксизма, ленинизма, коммунизма следовало беспрекословно подчиняться одному центру, ему лично, то есть Сталину, ибо только сохранение СССР, наращивание его военной и иной мощи могло обеспечить продвижение вперед общего дела Сталина и всех его сторонников, всех коммунистов земного шара. С точки зрения Сталина, лозунг «Защитим Советский Союз», «С оружием в руках отстоим Советский Союз» был в условиях того времени главным лозунгом. Решению именно этой задачи, то есть сохранению СССР как сильной державы, должна была быть подчинена деятельность всех коммунистов всего мира, ибо все они в представлении Сталина были объединены классовыми интересами, которые преобладали над всеми иными, в том числе и над частными национальными интересами, а потому коммунисты любой национальности, любой страны должны были защищать базу мировой революции — СССР. Без СССР, без него самого, то есть без Сталина, погибли бы и все коммунисты; только отстояв СССР, коммунисты всех стран получали надежду на достижение впоследствии победы в своих странах. Такова была логика Сталина.

Исходя из такого подхода к вопросу Сталин и стремился найти в Китае таких коммунистических лидеров, которые бы понимали его позицию, подчинялись бы его слову. Ван Мин оказался таким человеком.

Мао Цзэдун по-иному смотрел и на ситуацию в мире, и на ситуацию в Китае. Он по-иному видел и роль СССР, и роль Сталина.

С точки зрения Мао Цзэдуна, следовало сохранять отдельность и самостоятельность Китая, китайцев, Компартии Китая от Сталина, считаясь при этом с необходимостью быть в одном лагере со Сталиным, а также используя возможность получения максимальной практической помощи со стороны Сталина. Мао Цзэдун, внешне до поры до времени признавая то, что Компартия Китая была секцией Коминтерна и должна была видеть в Москве и в Сталине центр и лидера мирового коммунистического движения, в то же время, проводя свою линию внутри КПК в ходе своего продвижения к руководству Компартией Китая, подчеркивал значение Китая, Компартии Китая, подразумевая при этом, что обе стороны, коммунистическая партия в СССР и коммунистическая партия в Китае, взаимно зависят одна от другой и взаимно заинтересованы друг в друге; причем со временем степень такого рода зависимости будет только ослабевать.

В позиции Мао Цзэдуна имелись и сильные, и слабые места. Ее сила состояла в том, что обращение к мысли о независимости и самостоятельности Китая и китайцев находило отклик у многих в Китае. Для этого были и объективные основания.

В то же время реальная ситуация сложилась таким образом, что в первой половине XX века Китай, стремившийся решать свои внутренние проблемы, в особенности вопрос об объединении страны, а также находясь перед лицом грозившей ему опасности национальной гибели, главным образом в связи с агрессией со стороны Японии, мог с надеждой и определенными основаниями обращаться лишь к одному потенциальному союзнику, к СССР: и когда речь шла о гражданской или внутренней войне в Китае в 20-х годах, и когда речь шла об отпоре японскому нашествию в 30-х годах. Общие или совпадавшие национальные интересы сводили Россию (СССР) и Китай вместе. Обе стороны, каждая из них в отдельности, были заинтересованы во взаимодействии. В то же время и материально, и политически на мировой арене Москва могла дать тогда Китаю относительно больше, чем Китай мог дать Москве.