Черное золото
(Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. т. XXIII) - Панов Николай Николаевич - Страница 3

Соседи уже давно разошлись по домам, убитого отправили в мертвецкую, а Жарков все еще сидел, не раздеваясь, на кровати в своей комнате с черным разбитым окном. Он не мог заснуть. Этот мрак, напирающий со всех сторон, казался ему не только простым мраком. Это та тьма злобы, невежества и предательства, которые отовсюду окружают молодую, горящую ярким пламенем коммунизма страну. Со всех сторон тянутся цепкие щупальца капитализма, наружно мирного, но внутренне всегда жаждущего примять и загасить этот яркий свет. Жаркову казалось, что он видит бесформенные черные лица и руки чудовищ, прижавшихся к стеклам и готовых броситься на него.

А может быть, это просто его разгоряченное воображение? Нет никаких тайн и секретных организаций? Есть просто горячечный бред умирающего и поздняя месть какого-нибудь обманутого бродяги?

К утру Жарков решился. Убитый имел тесную связь с Марьей-лавочницей. Он говорил, что она знает что-то относящееся к его тайне. У нее есть какой-то документ. Он пойдет и выяснит все, хотя бы его подняли на смех все товарищи и сама Маша. Жарков накинул кожаную куртку, надвинул фуражку на глаза и вышел из своего печального опустелого жилья.

Осеннее, мутно-серое небо только что слегка порозовело со стороны восходящего солнца. Между двумя рядами низеньких, пропитанных угольной пылью домиков с железными, покрытыми тем же угольным налетом зелеными крышами расстилалась ровная, немощеная улица. Кое-где чинно топтались куры и слабо рявкали полусонные собаки. Двери некоторых изб были открыты. На порогах показывались хозяева — степенные забойщики, откатчики и землекопы — товарищи Жаркова по подземной работе. Поселок медленно просыпался.

Вот и конец поселка. Желто-серая вытоптанная лощина, покато спускающаяся к речке. Жарков ускорил шаг. Вот и дом лавочницы — продолговатый, прочный сруб с четырьмя большими окнами на двор и полустертой вывеской над ними. Жарков тихонько стукнул в завешенное тряпкой окно.

Ни звука. Он подождал несколько минут и, поднявшись на крыльцо, немного сильней постучался в дверь. После второго удара кулаком дверь немного подалась внутрь. Странно, лавочница всегда запирает ее на ночь. Может быть, она уже ушла? Но еще вчера она не могла даже встать, чтобы повидаться с умирающим Бабиным. Жарков толкнул дверь и вошел в темные, душные сени.

Вторая дверь также открылась без всякого усилия.

Большая комната с высокой русской печью сбоку имела самый будничный вид. Жарков громко крикнул. Никакого ответа. Кровать Маши стояла за деревянной перегородкой. Жарков осторожно заглянул туда. И в тот же момент со слабым криком отшатнулся назад.

Поперек смятой, окровавленной постели с упавшими на пол одеялами лежала, запрокинув назад голову, полуголая женщина. Вдоль обнаженной шеи шел запекшийся черный шрам, очевидно, сделанный ножом. Немного подальше, на полу, валялась груда всякого тряпья и зиял пустой внутренностью желтый, окованный жестью сундучок, всегда находившийся под кроватью зарезанной лавочницы.

В круглой, залитой электричеством пещере со стенами и потолком, крытыми толстыми матово-черными бревнами, с проводами вдоль стен и разбросанными всюду частями машин и свертками каната, столпилась партия измученных сутулых людей. Все — начиная с их покрытой густой серой грязью одежды и кончая лицами — мрачными от покрывающей их сажи — показывало, что люди эти только что возвращаются с работы. Черная пещера была центральным залом шахты — залом подъемной клети и запасных лестниц.

Время от времени раздавался сигнальный удар, и сверху с грохотом спускалась клеть подъемной машины, наполненная рабочими вечерней смены. Ждущие внизу входили внутрь, снова грохотал удар сигнала, и черная клетка взвивалась в темноту бесконечного подъемного штрека.

Жарков вошел в клеть предпоследним. Он едва успел протиснуться в плотную кучку вошедших раньше, как электрический свет внезапно упал и затерялся во мраке. Клеть начала подниматься.

Это было похоже на положение прохожих, столпившихся в ливень под тонким, но крепким навесом. Со всех сторон в бока и крышу клети ударялась вода, вытекающая из боковых стен шахты. Вода не проникала в клеть. Но Жарков невольно вспомнил рассказы товарищей о прежних годах работы и свои собственные путешествия по крутой запасной лестнице под проливным дождем, падающим сверху. Ведь два года тому назад подъемная машина почти не принимала людей — так часто происходили несчастья! Да, положение нашей техники сильно улучшилось за эти два года.

— Жарков, слышал, англичане снова вернулись в поселок?

— Вернулись? А разве они уезжали?

Жарков ничего не слышал об этом происшествии.

— Ну, конечно же! Их дней пять не было здесь. Они уехали за день до смерти Бабина. Говорят, с московским представительством советовались. Давно пора подписать…

Жарков не разобрал конца фразы. Клеть вынырнула и остановилась в свете верхнего помещения. Рабочие шумной толпой выходили в надшахтерный зал. Быстро проходили в соседний зал с рядами медных кранов над каменным полом и высокими деревянными шкафчиками, по шкафчику у каждого крана. Сбрасывая грязную прозодежду, каждый обмывался под краном. Затем открывали шкафчики и, вытащив оттуда свои надземные костюмы, запирали в них прозодежду.

В этой комнате исчезали угрюмые черные люди подземелья. Вместо них на улицу выходили обыкновенные рабочие. Только слишком морщинистые и серые лица да необычная сутуловатость отличала их от рабочих других производств.

Подставляя спину под струю прохладной воды, Жарков глубоко задумался. Со времени таинственных происшествий, участником которых он был, прошло уже пять дней. И жители, и даже милиция давно успокоились и почти забыли два убийства, так быстро последовавшие друг за другом. Убийство лавочницы только подтвердило догадку о том, что здесь была замешана ревность. Через два дня с соседнего рудника сообщили об аресте мертвецки пьяного бродяги, бормотавшего странные слова об убийстве, о женщине, о своем враге. У бродяги были все признаки отравления самогоном. Он был отправлен в ближайшую больницу и умер, не приходя в сознание.

Этого человека видели в день убийства многие жители Черного поселка. Разрешив таким образом секрет двух трупов, все успокоились. Только Жарков не мог примириться с таким решением вопроса, вспоминая последние слова убитого товарища. Продолжая раздумывать, Жарков оделся и вышел на улицу.

В этот день предстояло получение зарплаты. Перебрасываясь шутками и обгоняя друг друга, шахтеры шли к каменному особняку — зданию рудничной конторы.

Так же весело устанавливали живую, быстро тающую у дверей очередь. И чинно входили в разгороженную высокой решеткой комнату с длинными скамейками по эту сторону решетки.

За желтой с полукруглыми окошечками оградой шла оживленная работа. «Лига времени» недаром посылала сюда своих лучших работников-инструкторов. Конторщики не теряли ни одной секунды. Быстро подсовывали ведомость каждому подходящему, отмечали в трудовой книжке, выдавали чек… Следующий!

За столом кассира работал высокий человек с костлявой фигурой и бледным, слегка припухлым лицом. Его белые пальцы быстро и точно перебегали от бумаг к деньгам, от денег к бумагам. Дело привычное. Бесцветные, скучающие глаза кассира почти не следили за движениями пальцев. Рука человека за перегородкой как будто жила отдельной, самостоятельной жизнью.

Эта бегающая по столу и перебирающая бумаги рука особенно привлекла внимание Жаркова. Где он видел такие бескровные, худые пальцы, такую длинную, жилистую кисть? Почему она так заинтересовала его? Этот свежий порез повыше большого пальца! Где он видел эту руку?

Перед Жарковым стояло двое рабочих, затеявших с кассиром спор. Они стали доказывать неправильность вычисленной им суммы. Серая фигура кассира скучающе качнулась со стула и пошла к несгораемому шкафу. Пусть товарищи подождут, он сейчас докажет товарищам! Худая, немного согнутая спина резко выступила на темной окраске шкафа. И вдруг Жарков чуть не закричал от яркого, как электрическая вспышка, воспоминания.