Один за двоих (СИ) - Гай Юлия - Страница 47

Но зато мои товарищи приободрились и шагали вдвое быстрее прежнего. Приходилось заставлять их присесть отдохнуть, а концентрат они готовы грызть прямо на ходу. Зато локхи повеселел. Брюхо его раздулось и смешно колыхалось при быстром беге.

К вечеру, обойдя сторожевые посты, мы вышли к Нарголле. Вид сверху потрясающий: черные пики Нар-Крида с белыми беретами льдов розовеют в закатных лучах. Резкие темные тени прочерчивают вертикальные полосы. Внизу основания пиков сходятся и образуют естественную впадину, которая со стороны Нарголлы укреплена рукотворной стеной. Весной и летом снега тают и наполняют впадину талой водой. Вот она — цель нашего путешествия — водохранилище Нарголлы.

— Дошли, — выдыхает сквозь зубы Йохан.

— А дальше что?

Я приближаю изображение, сканер увеличивает так, что видно каждую трещинку на стене дамбы. А вон там, напротив, сооружен водосброс, весной, когда воды переполняют хранилище, его поднимают и отводят лишнюю в безопасное место. Сейчас вода колышется не выше средней отметки.

— А дальше вы идете туда и минируете вон ту маленькую стену, — указываю я, — взрыв должен прозвучать завтра, не позднее полудня. Ясно?

Парни озадаченно уставились на меня.

— Неа, — высказывается за двоих Макс, — какой в этом смысл?

— Смысл в том, чтобы дать мне фору. Взрываете перекрытие и ждете меня пять часов. Если я не появлюсь, возвращаетесь, Веньяр подберет вас в условленном месте.

У Макса круглые, как у разбуженного филина, глаза, Йохан наоборот щурится, будто от яркого солнца. Даже Дружок, оценив напряженность момента, притих, не тявкает и не колотит хвостом по мерзлой тропе.

— Ты идешь в Нарголлу, Дан? — Хольд хватает меня за рукав. — Но зачем?

— Да, что ты задумал?

Перевожу сканер в обычное положение, давая себе секунду для размышления.

— Полагаю, в Нарголле знают о нас и будут стеречь водохранилище в десять глаз. Вы отвлечете Алвано на себя, а я заминирую дамбу.

— Если командору все известно, это самоубийство. Он может оцепить водохранилище так, что ни одна мышь не проскользнет, — возражает Макс, тревожно оглядываясь, — ты не пройдешь один.

— Втроем у нас точно нет шансов. Гарнизон Нарголлы — тысячи две наемников, не так много, чтобы оцепить дамбу длиной в несколько миль.

Снова молчат. Пока не принялись снова возражать — вон темнеет уже, время дорого — я инструктирую:

— Локхи реагирует на морфоидов лучше, чем таможенные собаки на кокаин. Вряд ли кровососы еще полезут, но на всякий случай помните: твари выглядят, как обычные женщины, такие типа унисекс. Глаза красные, зрачки, как у кошек. Если будете все это представлять, им не удастся задурманить вам сознание. Их точно так же берут и пули, и ножи. Не давайте к себе прикоснуться и все будет в ажуре…

Макса передернуло, Йохан остался спокоен. Я вижу, как ему хочется пойти со мной. Не потому, что мы такие уж друзья. А потому что там, в Нарголле, скрывается Ромари Алвано.

Кладу руку ему на плечо:

— Я оплачу и твой долг, брат. А если не сумею — придет твоя очередь.

Хольд угрюмо кивает.

— Расплатиться с процентом.

— Конечно! Удачи вам, ребята.

Они смотрят на меня неподвижные, подавленные и хмурые. Дружок вскакивает и скулит, не понимая, почему я ухожу один. Я же больше не оглядываюсь, только вперед, в Нарголлу. К моему кровному врагу.

До темноты я преодолел пару миль, но свернул не к дамбе, а в сторону тракта, что ведет в Нарголлу. Тут я переоделся, стащив с себя все, что может помешать. Я не беспокоился за свою одежду, в которой был еще у мятежников. Но вещи, выданные Деворией и Веньяром, как и те, что побывали в руках имперцев, безжалостно упаковал в ранец. Я оставил все под камнем, не взял даже оружие, только десантный нож, взрывчатку и альпинистское снаряжение. Ужасно жаль сканер, темнота, хоть глаз выколи, но прийдется обходиться тем, что есть.

А курточка-то легкая для морозной ночи. Не успел задвинуть камень, как меня зазнобило. Холод пробирает до костей. Бегу по горной тропе, что есть мочи. Как ни длинна зимняя ночь, успеть надо много. Без снаряжения легко, я быстро согрелся, но лоб и щеки горят от режущих порывов ветра, кажется, что кожа обожжена и слезает кусками. Глаза щиплет, наворачиваются слезы, густой пар изо рта мешает и без того плохой видимости. Но, тем не менее, дамбы я достигаю довольно скоро.

Арочная громада из железобетона производит впечатление. Могучие контрфорсы сдерживают многие килотонны ледяной воды. Высота плотины метров сто, в верхней ее части водосбросные конструкции. А внизу лежит проклятая Нарголла, которую если и не смоет с лица земли потоком, то основательно затопит. С некоторой опаской ступаю на ровную широкую площадку, будто на крышу оримского небоскреба. Внизу перекатывает темные волны запертая вода. Куски льда стайками белеют, вьются по поверхности. Вода облизывает опоры дамбы, мечтая однажды разгрызть препятствие, раскрошить, смести с дороги и мчаться вперед вольным потоком, как предначертано от века. От взгляда вниз слегка кружится голова.

Я бегу по плотине, колючий воздух режет горло, в глазах мелькают зеленые и красные звездочки. Стараюсь не думать ни о чем: ни о жаре в груди, ни о холоде снаружи, ни о возможной и близкой опасности. Жар — это хорошо, пластит не замерзнет и лучше скрепится. Мороз — это тоже хорошо, вряд ли патрули будут шататься в такую собачью ночь. Ну а опасность — вечный мой спутник с того дня, как я шагнул в окно портала.

Добираюсь до середины плотины где-то около полуночи. Часы оставил под камнем, но по звездам вижу, что вполне успеваю. Внизу тихо, никаких подозрительных движений, голосов — ничего. Вбиваю клин-распорку в опору плотины, проверяю, чтоб сидел крепко, мои восемьдесят — вес не бараний. Продеваю веревку и, как положено, обвязываюсь ею. Рисковать по-глупому неохота, спускаюсь медленно, упираясь подошвами в стену дамбы, двойной трос плавно скользит в руке. Преодолев метров десять, перевожу дух. Стало жарко, мускулы гудят от нагрузки. «Стареешь, Дан» — не к месту замечаю я.

Как следует закрепившись, расстегиваю куртку. Теплые, обернутые фольгой, бруски си-4 послушно мнутся в руках, расползаются по стене, проникая в самые мелкие трещинки плотины. Подсоединяю капсюль-детонатор и таймер. На это у меня уходит не больше десяти минут. Потом минирую опоры: ту, по которой спускался и соседнюю. Дело сделано, можно уходить с чувством выполненного долга. Подыхай, Нарголла, захлебывайся ледяной водой, я мщу, мщу за тебя, Корд!

Злое ликование наполняет все мое существо до краев, раздирает неистовой, нечеловеческой радостью. Перехватываю веревку и вдруг на миг слепну. В первый момент не могу ничего понять, лишь инстинктивно дергаюсь в сторону, под защиту ребра опоры. Чуть ниже моих ног мелькает луч прожектора. Кажется, он обжигает, по крайней мере, куртка моя промокает в две секунды, словно оказался на пляже в жаркий день. Белые полосы скользят по бетонным перекрытиям плотины, я приникаю к контрфорсу, стремясь слиться с ним, стать бездушным холодным камнем, только бы не обнаружила охрана. Рано, рано ты обрадовался, Дан! Ты по уши в неприятностях.

Я вжимаюсь в ледяной камень, пристываю к нему. Все мои усилия направлены на то, чтобы не трястись от холода. Внизу орудуют прожектора, но, к счастью, уже левее. Мне кажется, что сердце примерзло к ребрам, кровь в жилах остановилась, и, превратившись в сосульку, я сейчас свалюсь вниз. Но стеклянные пальцы намертво вцепились в веревку, и только это помогает держаться на высоте десятиэтажного дома.

Когда лучи перемещаются далеко налево, я начинаю подъем. Ничего в своей жизни не помню сложнее этого мероприятия. Покрытая коркой перчатка скользит по веревке, подошвы ботинок — по бетонному перекрытию. Я несколько раз едва не срываюсь, но медленно ползу вверх. Я, наверное, должен молиться, но все чувства выстыли, и могу думать лишь о том, как замерз.

Назад бегу медленно, хотя хочется убраться с плотины как можно скорее. Но двигаться быстрее я просто не могу, слишком измучен. Оказавшись возле тайника, сдвигаю камень и поспешно, дергано облачаюсь в бронекостюм. Подключаю сканер к батарее и настраиваю обогрев. Волны неживого электрического тепла мягко отогревают меня, расправляют скрученные судорогой пальцы, предплечья, голени. Хотя дрожь еще долго сотрясает тело, постепенно сходит на нет и она. Я без сил приваливаюсь к скале, собираюсь в комок, стараясь сохранить такое долгожданное и живительное тепло. Живот прилип к позвоночнику, поэтому, едва пальцы обретают чувствительность, достаю и распечатываю концентрат. Ледяные бугристые куски питательного брикета неуютно застревают в пищеводе. Я старательно грызу полезную гадость, потому что не знаю, когда смогу поесть в следующий раз. И смогу ли вообще. Потом глотаю энергетическую пастилку с банановым (ненавижу!) синтетическим вкусом.