Вокруг красной лампы - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 18

• Предыдущая
• 18/48
• Следующая

- Лучше, - сказал он, остановившись в дверях. - Вы что-то побледнели, мистер Джонсон.

- О, нет, сэр, нисколько, - ответил тот умоляющим голосом, вытирая лоб носовым платком.

- Пока еще нет основания бить тревогу, хотя дело идет не совсем так, как было бы желательно, - сказал доктор Майльс, - Тем не менее, будем надеяться на благоприятный исход.

- Разве есть опасность, сэр? - чуть слышно проговорил Джонсон.

- Опасность есть всегда. Кроме того, роды вашей жены идут не совсем благоприятно, хотя могло бы быть гораздо хуже. Я дал ей лекарство. Когда я проезжал, я заметил, что напротив вас выстроили небольшой домик. Вообще этот квартал отстраивается, и цена на землю растет. Вы что, тоже арендуете этот маленький клочок земли?

- Да, сэр, да! - воскликнул Джонсон, жадно ловивший каждый звук, доносившийся сверху и тем не менее находивший немалое утешение в том, что доктор мог в такую минуту непринужденно болтать о пустяках, - То есть я говорю не то, сэр, я не арендатор, я годовой жилец.

- На вашем месте я взял бы землю в аренду. Знаете, на вашей улице есть часовщик Маршаль; я два раза был акушером у его жены и лечил его от тифа, когда они жили в Принс-Стрите. Поверите ли, его домохозяин повысил квартирную плату чуть не на сорок процентов в год, так что в конце концов ему пришлось выехать.

- А благополучно кончились роды его жены, доктор?

- О, да, вполне благополучно. Однако, что там такое?

Доктор с минуту прислушивался к шуму, раздававшемуся наверху, и затем быстро выбежал из комнаты.

Дело было в марте месяце, и вечера были холодные, так что Джен затопила камин, но вследствие сильного ветра дым то и дело валил из камина в комнату. Джонсона трясла лихорадка, хотя не столько от холода, сколько от терзавшего его беспокойства. Он скорчился в кресле перед камином, протянув к огню свои тонкие белые руки. В десять часов вечера Джен принесла кусок холодного мяса и накрыла ему на стол, но он не мог заставить себя прикоснуться к пище. Однако он выпил стакан пива, и ему стало лучше. Нервное состояние, в котором он находился, сделало его слух необыкновенно восприимчивым, так что ему был слышен малейший шорох в комнате больной. Под влиянием выпитого пива он так расхрабрился, что тихонько поднялся по лестнице наверх, чтобы посмотреть, что там происходит. Дверь в спальню была чуть-чуть приоткрыта, и через образовавшуюся щель перед ним на мгновение мелькнуло гладко выбритое лицо доктора, принявшее теперь утомленный и озабоченный вид. Затем он побежал как сумасшедший вниз по лестнице и, встав у дверей, стал смотреть на улицу, думая таким образом немного развлечься. Лавки все были заперты, и на улице не было видно никого, кроме нескольких запоздавших гуляк, возвращавшихся из питейного дома, оглашая улицу пьяными возгласами. Он стоял у дверей, пока веселая компания не скрылась из вида, и затем опять вернулся к своему креслу перед камином. В его голове зашевелились вопросы, никогда раньше не волновавшие его. Где же справедливость, думал он, и почему его кроткая, тихая жена обречена на такие страдания? Почему природа так жестока? Его собственные мысли путали его, и в то же время он удивлялся тому, что раньше такие мысли никогда не приходили в его голову.

Под утро Джонсон, совершенно разбитый, в накинутом на плечи пальто, сидел, дрожа всеми членами, перед камином, уставившись глазами в кучку остывшего пепла и тщетно ожидая какого-нибудь известия сверху, которое облегчило бы его страдания. Его лицо побледнело и осунулось, а нервное возбуждение, в котором он находился так долго, перешло в состояние полной апатии. Но когда наверху хлопнула дверь и на лестнице послышались шаги доктора, прежнее возбуждение опять охватило его. В повседневной жизни Роберт Джонсон был спокойным, сдержанным человеком, но теперь он бросился, как сумасшедший, навстречу доктору, чтобы узнать, не кончилось ли уже все.

Одного взгляда на строгое, серьезное лицо доктора было для него достаточно, чтобы понять, что принесенные им известия не особенно утешительны. За эти несколько часов в наружности доктора произошла не меньшая перемена, чем в наружности самого Джонсона. Его волосы были растрепаны, лицо раскраснелось, а на лбу блестела испарина. У него был боевой вид человека, только что в течение долгих часов боровшегося с самым беспощадным из врагов за самое драгоценное из сокровищ. Но, в то же время, в выражении его лица была какая-то подавленность, свидетельствовавшая о сознании, что из этой схватки едва ли он выйдет победителем. Он сел в кресло и опустил голову на руки с видом человека, выбившегося из сил.

- Я считаю своим долгом предупредить вас, мистер Джонсон, что положение вашей жены очень серьезно. Ее сердце слабо и у нее появились симптомы, которые мне не нравятся. По моему мнению не мешало бы пригласить еще одного врача. Имеете ли вы кого-нибудь в виду?

Джонсон, измученный бессонною ночью и ошеломленный дурными известиями, принесенными доктором, не сразу понял смысл его слов; последний же, видя, что он колеблется, подумал, что его пугают расходы.

- Смит или Голей возьмут две гинеи, - сказал он, - но по-моему Притчард из Сити-Рода лучше.

- Разумеется, нужно пригласить того, который лучше, - сказал Джонсон.

- Притчард возьмет три гинеи, но зато он крупная величина.

- Я готов отдать все, что имею, лишь бы спасти ее. Я сейчас же пойду за ним.

- Да, идите сейчас же. Но сперва зайдите ко мне и спросите зеленый байковый мешок. Мой ассистент даст вам его. Скажите ему, чтобы он прислал с вами микстуру А. С. Е. Сердце вашей жены слишком слабо для хлороформа. А оттуда ступайте к Притчарду и приведите его с собой.

Джонсон был очень доволен тем, что теперь у него есть дело и он может быть полезен своей жене. Он быстро побежал по направлению к Бридпорт-Плэсу, и его шаги звонко раздавались среди безмолвия пустынных улиц, а полисмены, когда он проходил мимо них, наводили на него свои фонарики. На его звонок к нему вышел сонный полуодетый ассистент, вручивший ему плотно закупоренную склянку и кожаный мешок, в котором находились, по-видимому, какие-то инструменты. Джонсон сунул склянку в карман, схватил зеленый мешок и, плотно надвинув на лоб шляпу, бросился бежать изо всей мочи в Сити-Род. Увидев наконец на одном из домов имя Притчарда, вырезанное золотыми буквами на красной дощечке, он в восторге одним прыжком перескочил несколько ступенек, отделявших его от заветной двери. Но увы! Драгоценная склянка вывалилась из его кармана и, упав на мостовую, разбилась на тысячи кусков.

• Предыдущая
• 18/48
• Следующая