Выбери любимый жанр

Арсен Люпен - Колбасьев Сергей Адамович - Страница 4


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

4

Но плоский потолок зала был подвешен на цепях, и друзья виновных решили отомстить. Они пробрались на чердак и под цепи заложили пороховые заряды. Им оставалось только выждать, пока соберется судилище, поджечь фитили и обрушить потолок.

Директором корпуса был адмирал Фондезин, и был у него сын гардемарин. Сын знал, что отец идет на смерть, и, не выдержав, его предупредил.

Мстителей схватили на чердаке, и судьба их была печальной. Но сам гардемарин Фондезин пропал на следующий день, и пропал бесследно.

И уже много лет спустя, во время ремонта компасного зала, его скелет с остатками полуистлевшей форменной одежды был найден замурованным в одной из стен компасного зала.

Так рассказывали, но, насколько я знаю, в корпусе никогда не было директора по фамилии Фондезин, да и сама операция замуровывания мне кажется едва ли технически осуществимой.

Все это, однако, несущественно. Мораль легенды ясна: во все времена была война с начальством, и во все времена измена братству каралась с предельной жестокостью.

Я видел только самый конец этой двухсотлетней войны. При мне начальство завершило то, что ему казалось приведением Морского корпуса в полный порядок.

Действовало оно воистину превосходно. С такой же блестящей бездарностью и таким же самодовольным упорством, с каким в масштабе всей Российской империи орудовали последние горемыкины царя. Деятельность его неплохо была освещена в той же "золотой книге", в одном стихотворении о некоем весьма глубокомысленном адмирале . Адмирал этот понял, что в мире существует какой-то определенный порядок, а именно: женщины производят на свет детей, павлоны, сиречь юнкера Павловского военного училища, занимаются печатанием с носка и прочими пехотными штуками, а гардемарины Морского корпуса изучают морские науки и в свободное время пьют водку. Такой порядок, по его мнению, отнюдь не соответствовал цивилизации и прогрессу навигации, а потому он порешил:

Порядок новый, отменный и толковый немедля учредить,

Чтобы без исключений всем дамам водку пить,

Павлонам, средь мучений, детей производить,

А в корпусе Морском, во вред морским наукам,

Ввести пехотный строй, учить павлонским штукам.

И, надо сказать, учили этим штукам действительно несколько больше, чем следовало, и это мало кому нравилось.

Опять-таки очень старались, и опять-таки его превосходительство директор сажал на двадцать суток дежурных по кухне, являвшихся к нему на квартиру с пробой пищи и неверно державших в руке фуражку.

И за все эти старания и за всю науку в один из дней шестого ноября корпус отблагодарил своего директора - так, что лучше не надо.

Это было за обедом, вскоре после традиционного гуся. За длинным столом у брига восседало приглашенное на праздник высшее начальство - обрамленная золотом радуга орденских лент. Поближе к гардемаринам несколько столов занимали просто флотские офицеры.

Гусь был отличный, и с яблоками, и, кроме гуся, подали превосходный сухарный квас, но главное, что было, - это отличное настроение духа,

Сигнал горниста: "Встать!" и в наступившей тишине его превосходительство директор провозглашает тост. За тостом - "ура!", и снова сигнал и продолжение занятий с гусем.

Тосты следовали в строго установленной очередности, и, как всегда, за русский флот кричали вдвое громче, чем за государя императора. И за старейшего из присутствующих, седенького и румяного адмирала, в стиле библейского пророка, кричали совершенно оглушительно, чтобы его развеселить.

И старичок развеселился. Встал, помахал ручкой и провозгласил ответный тост за дорогого, он бы даже сказал- обожаемого Виктора Алексеевича, хозяина сегодняшнего праздника и директора корпуса - "ура!".

Оркестр грянул победный туш, но весь корпус промолчал. Весь корпус смотрел на своего директора и, видя, как он бледнеет, улыбался.

И туш звучал все более и более неуверенно, и кое-какие оркестранты, не зная, что им делать, постепенно умолкали, и капельмейстер окончательно растерялся.

Наконец генерал-майор Федотов сорвался со своего места, галопом подбежал к оркестру и закричал;

- Прекратить безобразие!

Тогда настала тягостная и неопределенная пауза, и за паузой сигнал: "на молитву!".

Праздничный обед был закончен. Кстати, это был последний праздничный обед Морского корпуса.

6

Помимо всего прочего, Степа Овцын был восторженным черноморцем.

Он мог часами говорить о "Гневном" и "Пронзительном", которые, по его сведениям, ходили узла на три быстрее новых балтийских миноносцев, о блестящих, но не слишком правдоподобных боях с "Гебеном" и "Бреслау", а заодно о знаменитой севастопольской жизни и, в частности, о Приморском бульваре.

Сейчас он говорил о Дарданеллах. Говорил с увлечением, размахивал руками и чуть не опрокинул урну для окурков.

Конечно, англичане их возьмут, и с англичанами в Мраморное море войдет наш крейсер "Аскольд". И сразу же мы ударим с Черного моря. В Севастополе уже готовят десант. Целую дивизию. Царьград будет нашим, и война скоро окончится. А тогда черноморский флот станет средиземноморским, будет плавать в Италию и черт знает куда, и получится сплошная красота.

- Степа! - остановил его унтер-офицер Василий Бахметьев. - Пожалуйста, перестань молоть чепуху.

- Чепуху? - возмутился Овцын. - Какую чепуху? Неужели ты не понимаешь? Турок в два счета вышибут в Азию - и конец.

- В два счета? - переспросил фельдфебель Домашенко, тоже черноморец, но не в пример Степе человек положительный.

- Нет, душа моя, не так это просто.

- Да что ты! - И, всплеснув руками, Овцын снова толкнул урну, но вовремя успел ее подхватить.

- Что ж тут трудного? Просто, как палец. Боюсь только, что мы с тобой туда не поспеем. До выпуска еще целых шесть месяцев.

- Не бойся, Степанчик, - и Бахметьев похлопал Овцына по плечу. Хороший он был, этот самый Степа Овцын. Трогательный.

- Слушай, - сказал Домашенко, - англичане уже долго возятся с Дарданеллами, и что будет дальше - неизвестно. Попробуй назови мне случай, чтобы флот взял береговую крепость.

- Конечно, - поддержал Котельников, тихий блондин из породы зубрил, благодаря настильности своего огня судовая артиллерия не имеет возможности поражать складки местности, в которых могут укрываться батареи береговой обороны.

- Садитесь, - сказал Бахметьев, - двенадцать баллов, - и повернулся к Овцыну: - Беда мне с тобой, Степа. Втравишь ты меня в войну с Англией, потому что ей твой средиземноморский флот не понравится.

- Несомненно, - согласился Котельников. - На примере кампаний Ушакова и Сенявина ясно видно, что...

- Довольно! Довольно! - перебил Бахметьев. - Вас не спрашивают. Замолчи, пожалуйста.

Остановился, чтобы сформулировать свое окончательное суждение; по вопросу о проливах, но высказаться не успел.

В курилку боком влетел старший гардемарин Костя Патаниоти. Влетел и дал волю обуревавшим его чувствам:

- Очередной номер! Опять Арсен Люпен! Молодчинище! Опять обложил Ивана!

- Стой! - И Бахметьев поймал его за руку. - Что случилось?

- Пусти! - Костя физически не мог говорить, когда его держали.

- Вы понимаете, до чего здорово! Он прислал ему целый букет цветов.

- Кто, кому, почему и зачем? - не понял Бахметьев.

- Конечно, Арсен Люпен Ивану, а не наоборот. Ты дурак. Здоровый букет с какими-то ленточками, и на карточке написано: "За незабываемое сольное выступление такого-то числа в столовом зале Морского корпуса от благодарного поклонника" или что-то в этом роде.

- Врешь, - усомнился Домашенко. - Откуда ты знаешь, что там написано?

- Нет, не вру. Мичман Шевелев видел. С ним Иван советовался насчет французского языка. А потом рассказал нашим.

- Иван рассказал? - И Бахметьев покачал головой. - Ты что-то путаешь.

- Да нет же! Ты идиот. Шевелев, конечно. Он у нас в прошлом году капралом был. Ну и рассказал по дружбе.

4
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело