Горячая штучка (ЛП) - Эштон Джана - Страница 22

Склонив голову набок, Дженнингс молча смотрел на меня несколько секунд, водя пальцем по линии челюсти. В итоге мы решили, что на этот раз я проигнорирую свои принципы. И это правильно, поскольку я и сексом не занимаюсь на первом свидании, но сегодня точно не собираюсь придерживаться этого правила.

Я надеваю любимые сандалии и приступаю к сережкам, как раздается стук в дверь. На лице расплывается улыбка, и внезапно я чувствую себя глупой и взволнованной, а в животе порхают бабочки. Прошла уже целая вечность, с тех пор как я ходила с кем-то на свидание. Я открываю дверь. Дженнингс тоже принял душ, его волосы все еще немного влажные. На нем белая рубашка с закатанными рукавами. Я сразу замечаю это, потому что в одной руке он держит цветы, а другой упирается в дверной косяк.

— Розы, — произносит он и поднимает букет. — Я собирался купить маргаритки, но потом решил, что каждый парень тебе и так их дарит⁵. А вот сколько из них преподносили розы Роуз⁶? — Дженнингс подмигивает, явно уверенный, что Роуз — это только между нами и что я не представляюсь мужчинам фальшивыми именами. И он прав.

— Рада, что это не маргаритки, — я забираю у него букет, мысленно хихикая над тем, что каждый парень якобы дарит мне цветы. В старшей школе бойфренд купил мне одну розу, когда в школе проходили акции по сбору средств. Студенческий совет разносил их по классным комнатам на втором уроке, и девочки до конца дня таскали их с собой. Если я открою старый ежегодник, то точно найду в нем засушенную розу. А однажды бывший заказал мне букет, и его доставили на работу. В тот день у меня был день рождения. Уверена, он забыл о нем, и ему пришлось заказывать с утра цветы у местного флориста, но все равно это было мило. Но что касается цветочного парада… Точно нет.

Хотя он прав по поводу маргариток. Дейзи получала их бесчисленное количество раз, и они ей нравятся. Но это ее цветы, не мои. Конечно, Дженнингс не может этого знать, но я рада, что он решил преподнести мне именно розы. Меньше всего мне бы хотелось глазеть на букет маргариток, который напоминал бы о том, какая же я бессовестная обманщица.

— Они идеальные, спасибо, — схватив ведерко для льда, я наполняю его на несколько сантиметров водой из раковины в ванной. После чего водружаю рядом с телевизором и ставлю в него цветы. Это, конечно, не ваза, да и цветы валятся набок, но все равно смотрится идеально. Идеально в своей неидеальности.

— Готова? — спрашивает Дженнингс, проводя пальцем по моей обнаженной шее. Оказывается, он стоит прямо за мной. Я вздрагиваю и поворачиваюсь к нему.

— Я готова.

— Выглядишь потрясающе, милая, — нежно говорит Дженнингс. Он стоит так близко, что я чувствую жар его тела. Кажется, мне сейчас достанется поцелуй. Но вместо этого мужчина просто берет меня за руку и ведет к двери. Так мы и идем до самого лифта. Мое сердце колотится как сумасшедшее. Не знаю, почему. Мы уже знакомы, и на самом деле это не первое наше свидание. А третье… или четвёртое? Господи, сколько же дней прошло с первой ночи? Почему у меня такое ощущение, будто я знаю его целую вечность? Чувствую себя глупым щенком, который спотыкается о собственные лапы.

Или идиоткой, которая влюбилась, прекрасно зная, что срок годности у этих отношений меньше, чем у пакета молока.

Неужели это правда? Или просто иллюзия, созданная тесным общением и взрывоопасной химией? Нам вместе хорошо и просто. Но, может, это потому, что все временно. Поездка в парк развлечений тоже будоражит тебя пару дней, но если каждый день ходить в него в течение года, то он станет твоим кошмаром. Я прикусываю нижнюю губу и смотрю на Дженнингса из-под опущенных ресниц. Двери лифта открывается, мы расцепляем руки, заходим, и Дженнингс нажимает на кнопку нужного этажа.

— О чем думаешь, милая? — спрашивает он, склонив голову набок и вопросительно подняв бровь. Интересно, он догадался об этом по тому, что я всего лишь молча прошла по коридору?

— Просто гадала, нравятся ли тебе парки развлечений, — а что, довольно близко.

— Это типа проверки? Слабо ли парню, с которым ты идешь на свидание, прокатиться на «бешеной» карусели? — весело поинтересовался Дженнингс, но я заметила, как в его глазах промелькнуло недоверие.

— Я их обожаю, но через пару подходов меня начинает укачивать, — признаюсь я, пожав плечами. Просто метафора моей любовной жизни. Покатайся и сойди, прежде чем кому-нибудь не поплохело. — Зато меня никогда не тошнит от игровых автоматов и сладкой ваты.

— Если это никак не повлияет на наши отношения, то признаюсь, что парки аттракционов — это не мое. Хотя я и тур по историческим местам Америки никогда бы не выбрал, а он оказался куда более… — он делает паузу и медленно скользит взглядом по моему телу, — интереснее и веселее, чем я ожидал.

На щеках вспыхивает румянец. У него получается даже самый простую фразу сделать непристойной.

— А что бы ты предпочел? — откашлявшись, интересуюсь я.

— В свободное время? Катание на лыжах.

— Я никогда не каталась на лыжах.

— Правда? — Дженнингс удивленно на меня смотрит, а потом открывает рот и тут же закрывает. Наверное, не хочет ляпнуть что-нибудь глупое по поводу будущего. Например: «Надо выбрать время и поехать вместе».

Мы выходим из отеля. Я думала, что Дженнингс возьмет такси, но он ведет меня к черному внедорожнику. Наверное, воспользовался вызовом машины с водителем.

«Значит, мы идем не в блинную через дорогу», — думаю я и хихикаю.

Усевшись на заднем сиденье следом за мной, он берет меня за руку и целует тыльную сторону ладони.

— Что-то смешное?

Я стучу пальцем по окну, показывая в сторону блинной.

— Международный блинный дом. Сетевой ресторан. Когда мы были детьми, сестра называла его лепешечной, пока нам не исполнилось… — я замолкаю. Нельзя говорить ему, что мы одного возраста. — Пока ей не исполнилось семь. Дурацкая история. Не знаю, почему я ее рассказала.

— И совсем не дурацкая. Мне она понравилась. Вы близки с сестрой?

Можно сказать и так, учитывая, что мы близнецы, я ношу ее одежду и живу в ее квартире.

— Она моя вторая половинка. А у тебя есть братья и сестры?

— Две сводные сестры, но я их практически не знаю. Мы выросли вдали друг от друга, и они гораздо младше меня. Их дом в Шотландии. Мы и встречались всего пару раз.

— Мне жаль.

— Почему? Шотландия восхитительная страна. Чего тут жалеть?

— Нет же, — смеюсь я. — Мне жаль, что ты не близок с сестрами. Не могу представить жизнь без своей сестры.

— А, понятно. Ну, уж как есть… — он проводит ладонью по подбородку, не комментируя, беспокоит ли его это. — Я близок с кузеном. Он мне как брат. Мне кажется, что он бы тебе понравился. У него такое же американское чувство юмора.

— Твой кузен американец? — я поворачиваюсь к нему лицом. — Как так получилось?

Машина выезжает на Ричмонд-стрит и пытается проскочить на зеленый свет.

— Мне что, нужно объяснять тебе самые элементарные вещи, милая? — со смехом отвечает Дженнингс. — Ты кажешься умной девушкой.

— Нет, — я тычу пальцем ему в грудь. — Просто вся моя семья живет в Иллинойсе. Родители. Сестра. Тети, дяди, бабушки с дедушками. Одна кузина переехала в Питтсбург, другая в Орландо, но все остальные живут рядом.

— Ничего себе. Сначала ты позволяешь мне зайти за тобой, а теперь говоришь, в каком штате живешь. Я вне себя от счастья.

— Не стоит быть таким самоуверенным. У меня остается звонок другу, а в отель я могу вернуться и на такси.

— Тогда я постараюсь развлечь тебя наилучшим образом, чтобы у вас, леди, и мысли не возникло о побеге.

— Нейпервилл, штат Иллинойс, — ну а что, вреда не будет. — Я из городка Нейпервилл. Это пригород Чикаго, и он такой… провинциальный, — другого подходящего слова у меня не нашлось. Я пытаюсь представить себе, что сталкиваюсь в Нейпервилле с парнем, похожим на Дженнингса, но у меня не получается. Если бы в Нейпервилле такой и обитал, то был бы женатым и с двумя детьми. Для ребеночка постарше у них была бы детская прогулочная коляска, а младшенький бы сидел в сумке-кенгуру на груди у папочки. У них был бы милый дом недалеко от реки, а я бы их немного ненавидела.