Должно ли детство быть счастливым? - Мурашова Екатерина - Страница 2

– Вы знаете, что такое драконы, – безмятежно утвердил Федя.

– Допустим, знаю, но забыла. Или не могу сформулировать. Ты, как драконовладелец, можешь мне подсказать?

– Я не владею Драконом или владею им в той же степени, в которой он владеет мной… Глядите! Сейчас я покажу вам красный квадрат! – Мальчик выкинул вперед ладошку, на которой лежал красный пластиковый квадратик.

– И что? При чем тут…?

– Посмотрите на него внимательно. Форма.

– Это не квадрат. Это ромб.

– То-то и оно! Мы почти все и почти всегда видим то, что готовились увидеть. То, что нам сказали. Вот как я вам сказал: сейчас будет квадрат – и вы его и увидели.

– Изящно, признаю. Но где же…

– Вы живете в мире без своих драконов, потому что так увидели, потому что согласились на это.

– А на самом деле у каждого может быть свой дракон? – догадалась я.

– Да.

– И этот дракон усиливает человека, дает ему дополнительные возможности… Или дракон – часть самого человека?

Федя молча улыбался, и я поняла, что на мои вопросы он не ответит.

– Дракон – это выращенная отдельно часть его личности, – сказала я матери. – Он ее куда-то поместил и теперь за счет нее себя усиливает, успокаивает, утешает, когда надо. Отсюда его удивляющие всех адекватность, полноценность, умение справляться с проблемами…

– Простите, пожалуйста, – вкрадчиво прервала меня мать. – А КУДА конкретно он ее поместил, вы можете мне сказать?

– Ну кто же может сказать, что до донышка и наверняка знает, как устроен наш мир? – пожала я плечами. – Я – точно не знаю.

– А что же нам-то делать?

– Да собственно, ничего. Если когда-нибудь подросший Федя выступит основателем движения «Найди своего дракона», вы честно выскажете свое к этому отношение и этим ограничитесь.

– Да уж. Мы тут недавно с бывшим мужем разговаривали (кажется, у него с аспиранткой все на спад пошло), так я его спросила: ну и чего же ты хочешь-то, в конце концов? А он подумал-подумал и говорит: вообще-то я все чаще размышляю о том, что мне бы не помешал дракон…

– Ну разумеется! А кто бы отказался! – рассмеялась я, вспоминая красный квадратик… нет, черт, конечно ромбик! – на узкой ладошке.

Давняя история, но от того не менее странная. Тогда я (была много моложе) всем всё уверенно объяснила и все вроде ушли удовлетворенные. Но поняла ли сама? Не уверена совсем. Теперь вот рассказываю вам, уважаемые читатели, и спрашиваю вашего мнения: что это было?

Началось с того, что позвонил психиатр, дальний знакомый с курсов повышения квалификации: Катерина, посмотрите, пожалуйста, семью. Вроде бы все там и вправду мое и надо назначать лечение, но что-то мне там…

– Помилуйте! Где я и где психиатрия с таблетками? – испугалась я.

– Так мне и нужно как раз мнение со стороны, – возразил коллега. – Семья хорошая, нормальная. Мальчик маленький, слабенький даже на вид, психофарма его совсем прихлопнет, не хотелось бы понапрасну…

Редкий на сегодня психиатр, который отрицает мировой тренд и не спешит с таблетками. На том мы и сошлись, когда вместе учились. Разумеется, я согласилась посмотреть семью.

Пришел восьмилетний мальчик Валя с папой. «Отчего ж не пришла мама, дело-то серьезное?» – сразу подумала я, но потом решила, что это сексизм с моей стороны. Почему, собственно, с сыном не может прийти отец?

Валя и вправду был бледненький, худенький, в сильных очках. Посмотрела медицинскую карточку, ожидая категории «часто болеющий». Обнаружила ровно то, что ожидала. Но впрочем, кажется, у ребенка нет ничего хронически серьезного. И на том спасибо.

– Что привело вас к психиатру? – сразу, чтобы не терять времени, спросила я.

– Валя, расскажи, – велел отец.

Валя рассказывал охотно и даже не очень сбивчиво – видно, что не в первый раз. Главный симптом: ему часто кажется, что его кто-то зовет.

– Что значит «кажется»? Ты его слышишь? Видишь? И то и другое?

– Наверное, слышу… – неуверенно. – Но вообще-то это как-то внутри.

– А он – тот, кто зовет, – чего-нибудь хочет от тебя?

– Не знаю, в том-то и дело. Я бы очень хотел знать. И сделать. Я его спрашивал.

– Он отвечает?

– Вроде и отвечает, но я не могу разобрать… Ему, кажется, грустно…

Вопрос к отцу: когда это началось?

Отвечает Валя:

– Это всегда было, с самого начала. Но я раньше думал, что это у всех так. Ну, что все с кем-то разговаривают. А потом узнал, что ни у кого больше такого нет. В прошлом году, наверное, узнал.

Отец:

– Он и всегда-то был у нас такой слабенький, мечтательный, заторможенный слегка. С младшей сестренкой не сравнить. Она в свои пять куда шустрее, шумнее и даже сильнее Вали. Впрочем, он ей всегда и всё уступает, драк, как в других семьях, у нас никогда не бывает. В первом классе учительница все это как-то спускала на тормозах. Но вот второй год школы… Она нас вызвала и тоже говорит: делайте уже что-нибудь, он то и дело куда-то «уплывает» и, конечно, программу не усваивает. Может быть, ему показано индивидуальное обучение… А тут еще и этот возник, с которым он как бы всю жизнь разговаривает… Мы просто растерялись, вы понимаете?

– Понимаю прекрасно. То есть ваша семья – это вы, бодрая младшая дочка, заторможенный Валя…

– Ну еще, естественно, мама детей, и еще с нами теща живет, помогает. С тещей у меня, если что, отношения хорошие, – улыбнулся мужчина.

– А с женой?

– Прекрасные! – ни мгновения колебания.

– Я бы хотела поговорить с вашей женой и посмотреть на младшую девочку.

Может, тормозного Валю просто «отодвинули» со всех семейных горизонтов и он придумал себе «волшебного помощника»? Но помощник получился такой же неуклюжий и невнятный, как и его создатель…

На этот раз пришла бабушка.

– А где мать? – напрямую вопросила я.

– Она… это… работает…

– Ее что, судьба Вали совсем не интересует?!

– Интересует, интересует, что вы, как вы могли подумать! Она себя винит…

– Скелеты на стол! – скомандовала я.

Бабушка подчинилась с подозрительной готовностью. Валя родился не один. У него был брат – однояйцовый близнец, который умер почти сразу после рождения. Причем ситуация была абсурдной: слабым и почти нежизнеспособным выглядел после рождения именно Валя. Им-то все врачи и занялись, а про большого и вроде бы здорового близнеца как бы подзабыли. И, когда он перестал дышать, спохватились не сразу, а потом уж не смогли реанимировать. А Валя выжил.

– Почему отец не сказал мне о близнеце?

– Он сам не знает.

– Как это может быть?! Вы ждали двойню и не знали об этом? Мы же не в джунглях живем!

– Дочка, конечно, знала. И я. Но она велела ему не говорить, хотела устроить сюрприз. Даже их приятеля втихую подговорила прийти к роддому с фотоаппаратом, чтобы сфотографировать мужа, когда он увидит, что ребенок-то не один…

– Сумасшедший дом.

– Да я ей тоже говорила… – бабка покаянно опустила голову. – Но разве ее переубедишь? Озорная она, и дочка вся в нее…

– Ну, а когда сюрприза не получилось…?

– Она мне позвонила и опять велела ничего ему не говорить – чего ж ему попусту расстраиваться? Я ее спросила: а ты как же? А она мне: ну а что я? Переживу как-нибудь. Бывает. Один-то ребенок все равно остался.

– И пережила?

– Да, запросто, как это ни странно. Легкий характер. Два раза в год мы с ней вдвоем на кладбище ездим, и всё. А больше и не вспоминает. Я сама в церковь хожу, свечки ставлю, она – ни разу…

– Может быть, видимость?

– Да нет, это ж моя дочка, я ее знаю. Она только вот сейчас, когда с Валей такое, занервничала. Все время меня спрашивает: мам, так он у нас что, сумасшедший, что ли? Ну никак поверить не может…

– И правильно на самом деле, – сказала я, хотя заочно мамочка не вызывала у меня ни малейшей симпатии. – Если реально хотите помочь Вале, скелет близнеца из шкафа придется достать.