Аркадия (СИ) - Беляева Дарья Андреевна - Страница 70

Его лицо выражало целую гамму эмоций. И не то, чтобы мне очень хотелось смотреть на Акселя, но на младенцев я уже насмотрелась. Никогда не могла похвастаться тем, что хорошо разбираюсь в людях, но Аксель явно находился в бездне, так бы он сам это непременно охарактеризовал, смешанных чувств.

Я видела, что Аксель восхищается происходящим, он ведь никогда не дарил жизнь, только отнимал. Я видела, как он радуется тому, что видит. Я даже видела, что ему не окончательно все равно, и эти бедные души и в нем будет жалость. Я видела и то, что Аксель завидует нашей смелости. И то, что он не понимает, зачем мы это делаем.

Что для него все намного проще. Он бы никогда не совершил такого ради кого-то. Его мысли занимала причина, по которой решились на это мы. Он не понимал и не принимал такие аргументы, как жалость и сочувствие. Он понимал совсем другой язык, и в первую очередь это был язык власти.

И самое большое, что он мог сделать для этих бедных малышей - не назвать их, не дать им жизнь, а ослушаться приказа Неблагого Короля, может быть, впервые в жизни. И дать нам совершить это.

Наверное, это даже было намного больше, чем делали мы. Мне стало странно от того, что я понимаю Акселя. Я даже понимала, что он делал это не из чистых духовных порывов, а потому, что этого страстно хотела Делия. Я чувствовала, что при мне совершается какое-то таинство.

В Аркадии прежде нас некому было назвать этих существ. Теперь это были души, у которых есть имена. И их становилось все больше.

Я подумала, что не знаю, всеведущ и вездесущ ли Неблагой Король. Если да, почему он не здесь? А если нет, почему так часто, в другие, совершенно неважные моменты он оказывался рядом? Впрочем, я ведь даже не знала, как он выглядит и от этого он всегда казался мне страшнее, чем другим.

Наконец, я увидела, что Герхард замер. Он сел прямо на пол и обхватил голову руками, принялся раскачиваться. Ему явно было слишком шумно. Все закончилось, кроме бесконечных криков и плача. А Аксель тогда спросил, и его голос, на этот раз не такой уж громкий, самым неожиданным образом был слышен всем, даже несмотря на визг младенцев.

- Довольны?

И Астрид сказала:

- Еще бы.

Они стояли ровно друг напротив друга. Я даже засмеялась, подумав, что они похожи на потерявших всякое терпение мужа и жену, готовых к разводу, ошалевших в маленькой квартире пятидесятых годов, среди моря детей.

И тогда я поняла, что все уже случилось. Назад дороги нет. А путь вперед был мне совершенно неясен. Я стояла в пустоте, и все остальные чувствовали себя примерно так же. Все вышло глупо и бестолково, то есть ровно так, чтобы я возненавидела этот поступок. Но я неожиданным образом ни о чем не жалела.

То, что мы сделали было правильным. И, наверное, даже единственно верным.

- И что вы теперь планируете делать? Сунулись в мастерскую Неблагого Короля, а дальше?

- Мастерская? - переспросила Астрид. Казалось, она сейчас зубы, как собака, обнажит.

- Вы испортили его вещи.

- Ах, вещи?

Но Аксель не обращал на нее никакого внимания.

- И чего вы добились? Пойдете перетаскивать младенцев к истоку Великой Реки? Вы сами скоро в ней окажетесь.

Но он не помешал нам, ведь не помешал, значит и для него во всем происходящем был смысл.

Астрид сказала:

- Ты считаешь, что все это правильно?

Чтобы перекричать младенцев, ей самой приходилось орать. У меня голова болела, было ощущение, что я засунула ее в турбину самолета.

- Так просто есть. Меня не волнует то, что правильно, а что нет. Как меня не будет волновать ваша смерть.

Это было неправдой или, в крайнем случае, не совсем правдой. Я видела, что Аксель волнуется. И даже оценила эту каплю, крохотную искру человеческого в нем. А потом все случилось очень быстро. Адриан взял со стены тяжелый радиоприемник, висевший на гвоздях, Аксель выхватил нож. И я подумала, Адриан ведь точно не успеет. Он стоял рядом с Астрид, а Аксель был за метр от него. Я уже представила, как Адриану в горло воткнется нож. Уже представила, как кровь хлынет из него, и я впервые увижу смерть человека. Надо же, мертвых людей я видела, а смерть нет. Делия и Герхард попытались удержать Акселя, но он легко вывернулся. И ровно перед тем, как Аксель метнул бы нож, когда я уже совершенно точно знала, что ничего Адриан не успеет, он сделал то, чего я от него совсем не ожидала.

Тяжелый радиоприемник с деревянным, зловещим стуком, как земля по крышке гроба, сказала бы Делия, опустился Астрид на голову.

Я глазам своим не поверила, Астрид и Адриан был совершенно едины, казалось они читали мысли друг друга, и то, что я видела противоречило самым базовым моим установкам, касающимся личностей, целей и поступков Астрид и Адриана. Впрочем, умом я все понимала. Астрид не отреагировала никак, продолжая смотреть на Акселя. А через секунду глаза у Акселя стали затуманенными, он пошатнулся и упал. А Астрид обернулась к Адриану, показала ему большой палец, и я увидела у нее на голове небольшое кровавое пятно. Но Астрид будто бы было плевать. Она взяла флягу, выдавила остатки Крови Королей себе на язык, и рана медленно, но начала затягиваться.

Астрид сказала:

- А теперь давайте-ка сваливать отсюда, пока он не пришел в себя.

У меня было к ней море вопросов: куда мы пойдем? зачем она это сделала? что нам теперь делать?

Но я понимала, что лучше не задавать этих вопросов здесь и сейчас. Делия сказала:

- Ни хрена себе, как все обернулось.

Она переступила через Акселя, прошла по мокрому паркету и прыгнула в воду. Герхард опустился на корточки, пощупал его пульс, удовлетворенного кивнул.

- Да жив он, и так ему и надо, - сказала Астрид.

- Неправильно оставлять его здесь, - пожал плечами Герхард.

- Неправильно, - сказал Адриан. - Кинуть его сейчас в воду. А все остальное - вполне правильно. А теперь пойдем, пока он не вызывал своего папеньку.

- Но он же не вызывал, - сказал Герхард. - Хотя мог бы.

- На том ему и спасибо, - сказал Адриан. - Иначе был бы мертв.

Тут я не выдержала:

- Он жив, потому что ты не мог убить Астрид!

- Лучше оцени красоту нашего плана.

- Нашего? - переспросила я. Но Адриан сказал, что настолько не хочет об этом говорить, что уйдет в воду. Я последовала за ним. Герхард все еще сидел рядом с Акселем, а мне вот вовсе не хотелось быть поблизости, когда он проснется. Астрид, видимо, поставила себе цель забрать Герхарда.

Я знала, что это должна была сделать я, но мне слишком хотелось оказаться подальше.

Дыхания едва хватило, чтобы проплыть через тоннель, так я волновалась. Вынырнув посреди кристаллов и льда, я глубоко вдохнула. Адриан и Делия помогли мне выбраться. Больше у нас Крови Королей не было, поэтому я почувствовала безудержную дрожь, и как сводит холода все тело. Мне казалось, что болела каждая моя клеточка. Герхард и Астрид выбрались самостоятельно, не прибегая к помощи остальных, и я почувствовала себя слабой.

Мы вышли из пещеры и, дрожа, шли назад. Я лично шла куда глаза глядят, видела спину Астрид, и только это было причиной, почему я шла вместе со всеми. Только когда мы подошли к ступеням, ведущим на гору, я поняла, что у нас есть какой-то план. Тогда я и спросила:

- Астрид?

Астрид передернула плечами и остановилась, и все мы остановились. Холод сделал нас полными болванами.

- У тебя есть какой-то план? - спросила Делия.

- У меня есть лучший план на земле.

Мы уже совершили непростительное, все думала я. Все уже случилось, спешить было некуда. Оставалось только покориться судьбе. Я вспомнила про земляничное поле, о котором рассказывала Делия. Меня прошил какой-то первобытный ужас при мысли о том, что оно и станет моим новым домом. Моим последним домом. Я думала и думала о том, как буду лежать под землей, и красные ягоды, будто наевшиеся моей крови, будут цвести надо мной.

Я ужасно боялась умереть сегодня. И только этот страх заставил меня забыть о холоде. Может быть, нам стоило вернуться к Потерянным? Сказать, что мы спасли их... младших братьев? Жадина знал, что мы можем помочь этим существам. И теперь, после компульсивного добра, мне хотелось причинить не менее компульсивное зло. Но я была зла не на Жадину, и даже не на Герхарда, а на себя. Стоило подумать головой и уйти оттуда, ничего не трогая, то есть не меняя. Жадина был прав, говоря, что нам нужно только посмотреть.