Крест и стрела - Мальц Альберт - Страница 90

Баумер быстро вышел. Кер молча откинулся на спинку стула и закрыл глаза. «Только этого мне не хватало, — подумал он. — Случай и так нелегкий, а тут еще этот сукин сын, у которого есть родственник в штабе Гиммлера, так что он может наплести на меня что угодно и я даже не смогу оправдаться. — Он протер глаза обеими руками и вдруг хихикнул. — Прекрасно, — философски подумал он, — подождем несколько лет, партейгеноссе Баумер, а там увидим».

7 часов утра.

Доктор Цодер, сгорбившись, удобно облокотился о стол и уткнулся подбородком в ладони. На нем был длинный белый халат, в котором он всегда делал обход. Рядом остывала чашка мутного кофе, приготовленного сестрой Вольвебер.

Снаружи стояла странная тишина. Несмотря на рабочий день, с испытательной площадки не доносился грохот танков, а в кузнечном цехе не слышно было тяжкого уханья. Отдаленный стук лопат не заглушал птичьих голосов и шелеста листвы под утренним ветерком. Отрадное чудо.

Глаза его были закрыты, но он не спал. Он мечтал, и на его жестких губах трепетала еле заметная улыбка. Сейчас для него был двадцать седьмой год, а не лето сорок второго. Оказывается, и время можно обмануть. «Что? — постоянно твердила какая-то частица его разума. — Тысяча девятьсот двадцать седьмой? Тысяча девятьсот девятнадцатый? Глупости! Сейчас тысяча девятьсот сорок второй год». Все равно, не мешай. Это так прекрасно, — настаивало все его существо. Итак, сейчас тысяча девятьсот двадцать седьмой год и Цодер живет на своей дачке возле озера в Шварцвальде. Сейчас утро, и он только что проснулся после долгого сна.

— Тебя, наверное, мучили кошмары? — сказала ему жена. — Что тебе снилось?

Ответ его, разумеется, прозвучал весело:

— Какие-то глупости. Представь себе, мне снилось, что гитлеровская шайка пришла к власти и… Гм… забыл, что было дальше. Но сон был неприятный.

— Ну, вставай, лежебока, и иди завтракать. Мы с Элли умираем с голоду.

В спальню вбежала Элли.

— Папочка, знаешь что? Отто поймал черепаху. Самую настоящую! Идем скорей, ты должен посмотреть.

Они вышли на веранду, где собака исступленно лаяла на черепаху, а дети визжали от восторга.

— Где ты ее поймал, Отто?

— Я купался, а она сидела на плоту, герр Цодер.

(Отто был очень вежливым мальчиком. Интересно, что с ним стало? Наверное, убит. Русские не понимают немецкой вежливости.)

— Так, так. Черепаха на плоту. Пожалуй, это можно вставить в наше кукольное представление.

— Папочка! — пронзительно закричала Элли. — Можно я ее куплю? Отто говорит, что он отдаст ее, если я заплачу.

— Значит, в десять лет ты уже стал дельцом, Отто? Сколько же ты хочешь?

— Одна марка не много будет, герр Цодер?

— Одна марка за настоящую новенькую черепаху? Да ты так прогоришь, Отто. Я дам тебе две.

Элли завизжала от радости. Он вспомнил, что в восемь лет она ничего не умела делать тихо. Между восемью и одиннадцатью годами она была очень шумным ребенком.

— Где же ты будешь держать черепаху, Элли?

— Я сделаю ей бассейн из камней и буду кормить ее мухами и кузнечиками.

— А когда ты ее откормишь, мы сварим из нее суп, хорошо?

Неописуемый визг.

— Папочка, ты ужасный человек!

— Или, может, мы ее анатомируем?

— Папа, ты невозможно ужасный человек!

— Ну что ж, если у тебя нет склонности к науке… Отто, я иду завтракать, напомни мне попозже— за мной одна марка.

— Э… э…

— Ах ты господи! Я, кажется, сказал: одна марка? Две, конечно две. Пошли, Элли. Отто постережет черепаху.

Так он предавался фантазиям, иногда сочиняя один за другим эпизоды длинного счастливого дня — и все время сознавая, что все это неправда. Но сегодня, войдя в дом вслед за весело щебечущей дочкой, он увидел за столом не жену, а пастора Фриша, и улыбка тотчас же сбежала с его лица; он протер глаза, зевнул и понял, что кто-то стучит в дверь его кабинета.

— Войдите, — хрипло сказал он.

Это был пастор. Он робко вошел в дверь, его близорукие глаза оглядывали кабинет недоверчиво и пытливо.

Цодер быстро поднялся.

— Закройте дверь, пастор. Идите сюда.

Он торопливо прошел через соседнюю приемную в тесное, заставленное приборами помещение — кабинет электротерапии. Фриш, медленно шагавший за ним, остановился на пороге темной комнаты и, когда Цодер указал ему на табуретку, отрицательно покачал головой.

— Такое хорошее утро, — тихо сказал он, — давайте лучше выйдем. Там и поговорим.

Он ждал ответа, чуть склонив голову набок и опустив правое плечо.

— Я не могу отлучаться из больницы, — раздраженно ответил Цодер. — Что с вами? Я же вам сказал: Баумер явится к восьми часам.

— Сейчас только семь, — так же тихо, но упрямо сказал пастор.

— А что если Веглер придет в себя? Или ему понадобится срочная помощь? Тоже, нашли время для прогулки!

— Может быть, в вашем кабинете будет удобнее?

— Какого черта!.. — Цодер остановился: его осенила догадка. — Понимаю. Вы мне не доверяете. Вы хотите разговаривать в другом месте, так как считаете, что здесь, среди всех этих приборов, легко спрятать диктофон?

— Ничего подобного, — солгал Фриш.

— Я вам вот что скажу, — заявил доктор недружелюбным покровительственным тоном. — Вы и без того в моих руках. — Он комически погрозил Фришу длинным костлявым пальцем. — О, вы хитрюга, что и говорить. Эти подрывные лозунги, которые так всех взволновали вчера… «Немцы! Если вы будете порабощать других, вы сами станете рабами». Ха-ха! Раньше, бывало, пасторы писали на камнях в гораздо более евангельском духе: «Придите, страждущие…» или что-нибудь в этом роде. А теперь проповедники взялись за политику. Вы нынче проповедуете как марксист, а, пастор?

— Вздор! — резко бросил маленький человечек. — Что вы на меня наговариваете? Я сейчас уйду. Неужели вы думаете, что я…

Цодер захохотал.

— Я пригляделся к одной такой надписи, прежде чем ее закрасили, мой друг. Эсэсовец поскреб затылок и сказал: «Кто-то ухитрился стянуть краску. Но каким образом? Вся краска для камуфляжных работ всегда запирается на ночь». Ха-ха! Я бы мог ему объяснить. — Цодер нагнулся вперед, в глазах его мелькнули хитрые искорки. — Как ваши десны, друг мой? Все еще кровоточат? А вы не боялись, что сестра Вольвебер доложит мне? Между прочим, она и доложила. Она сказала: «Помните этого Фриша, который приходил сюда на электротерапию — трещина в прямой кишке? Он приходил сегодня. Жаловался на какую-то инфекцию во рту. Попросил у меня марганцовки. Я дала ему несколько кристалликов — это ничего, доктор?»

Фриш молчал. Он снял очки и стал их протирать.

Цодер ухмыльнулся.

— Очень умно придумано, пастор. В школе вы, должно быть, получали по химии пятерки? Растворить в воде немножко марганцевого калия, и получится неплохая эрзац-краска. Ею можно много написать на камне или на стене умывальной комнаты. Теперь слушайте, пастор: как вы думаете, разве я не мог бы донести об этом? Если учесть ваше прошлое, то для гестапо этого вполне достаточно.

С неожиданной смелостью Фриш негромко сказал:

— Полгода назад, когда мы с вами разговаривали впервые, я спросил, нельзя ли воспользоваться вашей больницей, чтобы слушать английские коротковолновые передачи… и сообщать о делах завода. Сейчас вы согласны на это?

— Нет, черт вас возьми! Нет! — отрезал Цодер. — Не впутывайте меня в вашу борьбу.

— Мне нужно еще немножко марганца для десен. Вы дадите мне, доктор?

— Что вы ко мне пристаете? — со злостью спросил Цодер. — Я вам сегодня уже сказал: я не одобряю ни вас, ни то, что вы делаете. Думаете, мне хочется кончать жизнь в концлагере из-за этой вашей чепухи? Может, я и сумасшедший, но не настолько.

— Ладно, — ответил Фриш, что-то вдруг решив про себя. Он присел на табуретку. — Я вам верю. Вы могли бы донести насчет марганца, но не донесли. Что же дальше?

Цодер встал.

— Сначала я все приготовлю, — пробормотал он. — Эта моя сиделка… она может ворваться сюда каждую минуту. Сейчас мне нужен предлог, чтобы отлучиться от Веглера. У вас опять начались боли в области крестца, понятно? — Фриш кивнул. Цодер положил губчатый электрод на процедурный стол. — Спустите штаны и садитесь сюда. Я дам слабый ток. Если вы ляжете, нам будет неудобно разговаривать, так что, если войдет сиделка, сделайте вид, будто вы только что сели. Все будет выглядеть нормально. Она близорукая к тому же.