Зона Посещения. Шифр отчуждения - Вольнов Сергей - Страница 60

Страж он или не страж?! Вот опять, блин горелый, разве что гадать остается! Как и насчет подаренного гаджета-уловителя, а он-то хоть настоящий?.. Получается, что я деду теперь обязан тем, что мой поезд жизни не слетел с насыпи, а дальше несется… куда? Не важно, главное, что несется. Жизнь — поезд… очень кстати ассоциация на ум пришла.

Жизнь подобно поезду несется по кем-то проложенному маршруту, но для этого он и приходит в движение… и не счесть разных дорог, но каждому отведена лишь какая-то одна…

Вот и ныряешь в пасть тоннеля, и на секунду кажется, будто все поглотила тьма, нигде нет ни частицы света, но поезд мчится, мчится, и вот уже снова вырывается из черноты на свободу!

На миг даже забывается, что с проложенных-то рельс не…

В давней причастности к спецслужбам я заподозрил Макарыча, переосмыслив факт добровольного многолетнего пребывания на обочине потаенной тропы, в подспудной складке местности (куда тем не менее продолжал курсировать поезд). В том числе проанализировав, как лесной житель держит свою пулевую винтовку.

Не лучевик, не новомодную «термичку». Расцвет оружия, стреляющего пулями, кусочками металла, за счет энергии выброса пороховых газов, пришелся на прошлый и первую треть нашего века. Но появилось оно не в двадцатом веке, а гораздо раньше. И до изобретения лучевого, гамма-импульсного, нейро-станнерного и прочих достижений науки двадцать первого являлось передовым и основным.

Я немного разбирался в моделях современного оружия и кое-что знал о старинном, но эту музейную штуковину идентифицировать не смог. Разве что предположил ограниченность режима стрельбы: скорее всего эта винтовка не автоматическая и может пускать только по одной пуле за раз. По виду магазин рассчитан не больше чем на десяток зарядов; имеется возможность присоединения или снятия оптического прицела.

Макарыч держал свое оружие исключительно привычно, знающе. Приклад был готов в любую минуту прильнуть к плечу, взгляд наметан образовывать точечную линию между хрусталиком, целиком и мушкой… Одна рука «пасла» спусковой крючок, указательному пальцу нужно было всего ничего, чтобы лечь на гладкий «язычок», другая легонько, но верно поддерживала цевье под стволом.

Я понял: передо мной не фальшивый боец, а вполне настоящий. Вон как уверенно обращается со своим средством убийства живых.

— Никакой я не агент, ишь чего выдумал! — открестился старик, когда я спросил в лоб, не является ли он часовым, поставленным в зловещем лесу на страже. — Я ж тута с рождения живу, батяня меня стрелять учил. На охоте без сноровки и чутья никак… Однако даже я не лезу дале положенного. Пробовал, бывало, едва ноги унес! Парень, те ж человеческим языком сказано, не ходи далеко в лес.

— Я же не знал, что там…

— Теперича узнал, даж поболе, чем надобно. Уходи отсель и забудь, аки страшный сон. Не принуждай жалеть, что я тя вывел оттель, из лап черноты утянул…

— Макарыч, я не простой турист! — набравшись наконец смелости, будто ныряя с пирса в океан, ринулся в бой и выпалил я. Да не важно уже, замаскированный агент он или абориген натуральный! Если страж, тем более у меня выбора нет, необходимо выкладывать начистоту. — Понимаешь, я не экстремал какой, не адреналинщик и не папарацци…

Я запнулся и умолк, мелькнуло опасение, что дед не поймет терминов, но тот в лице не изменился, явно понял, да и кто в наше время таких слов не знает! Он ведь не дикарь, застрявший в каменном веке, хоть и человек очень и очень пожилого возраста, однако слова эти задолго до его рождения вошли в обиход. Так что не знать он их не мог, разве что подзабыть за ненадобностью — здесь, в глуши, многое без надобности… Хотя нет, слова могли не употребляться, но не кануть в забытьи совсем, слишком уж прочно вошли в базовый лексический запас. Даже у тех, кто родился «еще в федерации», ведь по виду Макарычу сильно за восемьдесят…

— Я по своей воле сюда приехал, — продолжил я говорить, сочтя молчание собеседника знаком внимания, — но только не из-за дурного желания забуриться в какие-нибудь дебри, куда еще не ступала нога человека, и заполучить приключений на свою пятую точку. Вряд ли меня такое желание завело бы далеко от Гордого! Эх, кто бы знал, какою извилистой дорогой мне пришлось сюда добираться…

— Гордый? — нарушил молчание старик. — Слыхал про такой мегаполис. Вроде годов тридцать назад оформился, на базе Владика и окрестных городов… Дык это ж на краю земли! Ты прям оттудова будешь?

— В точку, — подтвердил я сказанное, — родился и жил там, пока вдруг однажды…

Я опять умолк, не зная еще, как вменяемо объяснить случившееся со мной и не показаться безумцем с поехавшей в одночасье «крышей».

Мы сидели в избе на лавках. Баба Галина ушла куда-то, хотя на улице моросил дождь, видать, к домашним животинкам наведалась. В сельской местности по хозяйству хлопот всегда навалом, особенно когда не надеяться, что все нужное для жизни «посеется, вырастет и урожай даст» в магазинах.

Макарыч и его жена, может, и жили вдали от глобализации и технологического прогресса, точнее, на относительном расстоянии, но затворниками по своей сути не являлись. Если они и вправду здесь родились в первой четверти века, то иной жизни просто не знали. Им привычен лес вокруг, свежий воздух, размеренное спокойное существование, огражденное от стрессов большого мира… И незачем омрачать жизнь ненужными рефлексиями. Кого что-то в этом краю не устраивало, те уже давно свалили.

А эти двое остались и наверняка по-своему счастливы. Даже к близости «странного леса» притерпелись, ведь здесь они — дома.

Все это справедливо при условии, конечно, что старик и старуха — действительно местные уроженцы, а не специально обученные и поставленные на вахту люди. Но до какой же степени агентам нужно проникнуться важностью задания, чтобы согласиться на всю жизнь застрять… на «перевалочном пункте»?..

— В моей жизни произошел перелом, — нашел я наконец слова, и решился продолжить, — иначе я бы не сорвался с насиженного места, не покинул привычную для меня среду обитания, где явился в этот мир, где рос, учился и до недавнего времени работал. Несмотря на то что далеко не всем был доволен в своей жизни.

— Покажь мне всем довольного, — пробормотал Макарыч, — поди такого сыщи.

Я сделал паузу, обдумывая, стоит ли в свою очередь комментировать этот комментарий, но счел разумным не отвлекаться на боковые рассуждения.

— Причина, заставившая меня рвануть в никуда в поиске неведомо чего, явилась ко мне во снах. Я вроде как… — опять я запнулся, но совсем чуть-чуть, а-а, гулять так гулять, стрелять так стрелять, — начал слышать голоса, и они предупреждали меня об опасности. О том, что грядет что-то нехорошее. Они передали мне предчувствие. Я превратился в подобие приемника, ловящего тревожные волны, исходящие отсюда, — решившись на откровение, я постарался как мог упростить, облечь в форму, доступную пониманию собеседника. — Пойми, Макарыч, я сюда не просто так добрался, меня вел зов, и на самом деле мне надо не обратно удирать, а именно туда, идти в черноту, как ты выразился… В самое, так сказать, пекло! Хотя, честно признаюсь, то, от чего ты меня спас, рождает сомнение и страх, я спрашиваю себя, а стоит ли с этим связываться. — Я снова замолчал, выдохнул шумно и завершил признание: — У-уф! Но придется идти вперед, раз уж вообще в это влез. Заварил кашу, буду теперь расхлебывать.

— Голоса-а-а… — протянул выслушавший Макарыч. — Кто б другой сказал, парень, что ты спятил…

Он посмотрел на меня раздумчиво, оценивающе, и я ответил твердым взглядом, не опустил глаза.

— Ан я-то ведаю, оттуда лучится настоящая невидаль… Сны это да-а, эт мне знакомо, — признался старик, — похоже на то, что ты описал, правда, никаких голосов не слыхал наяву, но боязной тревогой пробирает… Дык это здесь, где быль и небыль покуда порознь, в приграничной полосе, только изредка боками трутся… Чего там творится в самой черноте, даже представить страшно. Ну, ты и сам видал, малость коснулся…