Призраки прошлого (ЛП) - Дархауэр Дж. М. - Страница 37

Она машет в мою сторону.

— О чем ты говоришь?

— Ты появляешься здесь и имеешь наглость пытаться пробраться в мою жизнь, в мой разум, как будто у тебя есть право делать это, после всего случившегося. Имеешь наглость обвинять меня, что я хожу на свидания, имеешь наглость ставить под вопрос мои родительские способности, будто я не знаю, что для моей дочери лучше!

Что-то щелкает во мне на ее словах, часть тумана рассеивается.

— Иисус... это из-за него? Хастингса?

— Нет, это из-за тебя, — Кеннеди тычет в меня пальцем. — То, как ты изображаешь саму невинность... Твои деньги и привычки. Произнесенные слова, шутки, смех, улыбка, которую ты даришь ей, и она ловит ее с удовольствием, и брр... твое лицо.

— Мое лицо?

— Твое глупое гребаное лицо, — говорит она, проводя рукой по волосам, когда стонет, и эти слова поражают меня. Кеннеди не ругается. — Твое лицо повсюду. Меня тошнит от этого!

— Тебя тошнит от моего лица.

— Да!

— Я мало что могу с этим сделать.

— Ты можешь исчезнуть из моей головы, — говорит она. — Прекратить постоянно там находиться.

Я смеюсь, потому что это чертовски абсурдно, но я совершаю ошибку. Кеннеди прищуривается, когда опускает взгляд, выглядя так, будто хочет ударить меня.

— Я ненавижу тебя, — говорит Кеннеди, ее голос дрожит. — Я никогда ненавидела никого так, как тебя, Джонатан.

Эти слова пробуждают меня. Я больше не смеюсь. В этом нет ничего забавного. Я пробрался ей под кожу, и раз уж мы сейчас оба находимся в шатком положении, уверен, это опасно.

Кеннеди разворачивается, будто собирается уйти, но я хватаю ее за руку, чтобы остановить.

— Да ладно тебе, не надо так...

— Не прикасайся ко мне, — говорит она, вырываясь из моей хватки.

Я отпускаю ее и встаю, направляясь к ней.

— Просто... подожди минутку... поговори со мной.

— Больше нечего говорить.

— Черт побери, есть, — снова хватаю ее за руку, прежде чем она может уйти. — Ты не можешь признаться, что ненавидишь меня, а затем уйти. Это ерунда. Ты ворвалась сюда, пока я спал, чтобы накричать на меня...

— Ты заслужил это!

— Может быть, но тем не менее...

— Все еще не о чем говорить, — повторяет она, снова поворачиваясь ко мне, говоря мне прямо в лицо. — Я ненавижу тебя. Вот и все. Больше нечего сказать. Я ненавижу все в тебе. Твой голос, лицо... я ненавижу его. Почему ты не можешь уехать?

— Потому что не могу, — говорю ей, — почти уверен, что и ты этого не хочешь.

Она хмурится.

— Ты расстроена, — продолжаю. — Но лжешь себе, говоря, что хочешь моего отъезда.

— Я хочу.

— Не хочешь.

— Уезжай.

— Нет.

— Проваливай.

— Я никуда не уеду.

Как только эти слова слетают с моих губ, Кеннеди бросается на меня, прижимая свои губы к моим. Она целует меня, и я так чертовски ошарашен, что требуется время, прежде чем начинаю реагировать, и возвращаю поцелуй. Девушка стонет и обнимает меня руками за шею, цепляясь за меня почти агрессивно, пока ногой закрывает дверь.

На ее языке горький привкус.

В оцепенении сразу и не поймешь, но через пару секунд мир будто останавливается.

Я отталкиваю ее, со стоном разрывая поцелуй.

— Ты пила.

Кеннеди тяжело дышит. Даже в темноте я вижу, что ее щеки порозовели.

Смотрит на меня широко распахнутыми глазами, когда произносит:

— Только немного вина.

Она не кажется пьяной, но при этом ни в коем чертовом разе не может мыслить здраво. Но не то чтобы она сейчас мыслит, так как просто целует.

Прежде чем я могу что-то сказать, она снова обрушивается на меня, целуя, прижимаясь ко мне и толкая к кровати. Оу. Она не нежничает. Мои ребра чертовски сильно болят. Ее руки на мне, тянут мою одежду, мурашки бегут по моей спине, где ее теплые пальцы касаются моей кожи.

— Не думаю, что это хорошая идея, — начинаю. — Нам не стоит...

— Просто заткнись, — рычит Кеннеди у моих губ, запустив руку в мои волосы и больно схватив их.

Я ударяюсь задней частью ног о кровать и падаю на матрас, утягивая Кеннеди за собой. Боль пронзает мой череп, почти ослепляя, соперничая со жжением в груди.

Я шиплю.

— Бл*дь.

Ее поцелуй становится жестче, отчаянным. Она не замедляется, не видя знаков стоп. Каждый укол боли проникает глубоко, напрягая. Мое сердце бьется миллионы ударов в минуту.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спрашиваю, когда она располагает ноги по обе стороны от меня.

Ее голос едва слышный шепот, когда Кеннеди произносит:

— Нет.

— Может, нам стоит остановиться.

— Заткнись.

Я смеюсь, затыкаясь, потому что не собираюсь спорить. Может, все это неправильно и не должно происходить, но есть мало чего в мире, что я хочу больше, чем эту женщину, поэтому не отвергаю ее.

Тяну ее дальше на кровать, пытаясь удержать хватку одной рукой. Чертов гипс. Рука Кеннеди скользит мне в штаны, обхватывая член, и она гладит его снова и снова.

— Бл*дь, — стону. — Бл*дь, бл*дь, бл*дь...

Если Кеннеди не остановится, я взорвусь. Прямо здесь, прямо сейчас, вот так.

Я меняю наше положение, переворачивая Кеннеди и укладываясь на ней, возясь с ее штанами, когда пытаюсь их снять. Она не медлит, раздеваясь и разбрасывая вещи по комнате. Я не удосуживаюсь полностью раздеться, просто спускаю штаны, когда располагаюсь между ее ног, прямо между бедер.

Вопросы прокручиваются в моей голове — так много вопросов, почти столько же, как и возражений, когда Кеннеди шепчет:

— Доставь мне удовольствие снова, Джонатан.

Я скольжу в нее, не думая об этом дважды, толкаясь медленно с гортанным стоном.

Такая узкая. Такая мокрая. Такая чертовски прекрасная.

— О, боже, — хнычет Кеннеди, хватаясь за меня.

Я все еще ошеломлен. Черт, может, это сон. Но не имеет значения, потому что я не собираюсь просыпаться. Медленно я скольжу в нее, подразнивая и мучая, зная, что ей так нравится.

Мучение.

Проходит десять минут, а может, час — я не знаю. Удовольствие проносится через меня, дыхание тяжелеет, части меня очень больно, но я продолжаю. Трахаю Кеннеди, занимаюсь с ней любовью — не уверен, как назвать, но ее мягкие стоны наполняют комнату, когда она проводит ногтями по моей спине, и я понимаю, что она на грани. Мой лоб покрыт испариной, вся кожа ее тела блестит и переливается в свете луны. Я пробую на вкус, целуя шею, на моем языке остается соленый привкус.

Я кусаю, облизываю и всасываю. Вероятно, оставляю отметины, но чем жестче напор моего рта, тем сильнее она хнычет.

Когда Кеннеди кончает, то изгибает спину, ее лицо искажается, рот открывается в экстазе. Она выпускает сдавленный крик, как будто кашляет, задыхается, прежде чем хнычет, бл*дь, этот звук влияет...

Я кончаю, стеная, прежде чем замираю на ней, пытаясь перевести дыхание, очистить голову. Какого хрена произошло? Кеннеди дрожит подо мной, и я переживаю, что она паникует. Но когда чуть-чуть приподнимаюсь, чтобы взглянуть на нее, она снова сминает мои губы, намекая на второй раунд.

***

Пять утра.

Вот, что показывает мой телефон, когда позже я выскальзываю из кровати и нахожу его в кармане джинсов, в которых был накануне; от заряда батареи осталось десять процентов. На экране отображаются уведомления о сообщениях, большинство из них от Клиффа.

Я могу достать билеты на фестиваль. Зачем тебе?

Ты помнишь, что они приглашали тебя, верно?

Предполагалось, что ты будешь хедлайнером.

Знаю. Я помню. Я отклонил. Не то чтобы я не хотел, но Клифф не думал, что это мудро, потому что когда пришло приглашение, моя трезвость была в шатком положении.

Все еще так.

Я вздыхаю, направляясь к двери, оглядываясь на кровать.

Кеннеди.

Скольжу взглядом по ее обнаженной спине. Она свернулась калачиком, обнимая подушку, тонкое белое одеяло накинуто на нее. Она спит, слегка посапывая.