Призраки прошлого (ЛП) - Дархауэр Дж. М. - Страница 47

— Я не знаю. Не уверена, что это хорошая идея. Ну, знаешь, учитывая, кем ты являешься.

— Кем я являюсь, — повторяет.

— Да, есть шанс, что тебя узнают, и придется все это объяснять, а я не уверена, что обычный завтрак того стоит.

— Но может стоить бекона, — хнычет Мэдди.

Джонатан медлит, обдумывая, смотрит между нами, прежде чем говорит:

— Знаю одно место, куда мы можем поехать.

***

Территория миссис Маклески.

«Ландинг Инн».

Вот куда Джонатан привозит нас.

Мы с Мэдди стоим в фойе этой женщины в пижамах, в то время как на Джонатане только кожаные брюки от костюма Рыцаря ночи. Миссис Маклески смотрит на нас так, будто мы сумасшедшие, и мне сразу же хочется оказаться в каком-то другом месте мира, но уже слишком поздно, потому что Мэдди пообещали бекон.

— Ты хочешь завтрак? — говорит миссис Маклески. — Вот что ты пытаешься мне сказать?

Он кивает.

— Да, мэм.

Женщина пялится на него. Сурово. Я ожидаю отказа, потому что вся эта идея абсурдная, но через мгновение она покорно выдыхает.

— Хорошо, но ты должен одеться, — приказывает. — Это гостиница, мистер Каннингем, а не стрип-клуб. Не хочу, чтобы ты сидел за моим столом, выглядя как жиголо.

Он приподнимает бровь.

— Не думал, что вы знаете, как выглядит жиголо.

— Иди, — говорит она подчеркнуто. — Пока я не передумала.

— Есть, мэм, — отвечает Джонатан, сверкнув ей улыбкой, прежде чем повернуться ко мне и кивнуть в сторону лестницы. — Присоединишься?

Пялюсь на него, не двигаясь.

Он делает шаг ближе.

— Пожалуйста.

— Ладно, — бормочу, глядя на Мэдди и не желая устраивать сцен. — Эй, золотко, почему бы тебе не посидеть в гостиной?

— Нонсенс, — встревает миссис Маклески. — Она может помочь мне готовить. Необходимо учить ее ответственности. Не уверена, что у ее отца есть такая способность.

Джонатан сердито смотрит, прежде чем опять зазывает меня пойти за ним.

— И никаких шуры-муры, — кричит нам миссис Маклески, когда начинаем подниматься.

— Что такое шуры-муры? — спрашивает Мэдди, следуя за женщиной на кухню.

— Она имеет в виду разные фокусы, — кричу, прежде чем миссис Маклески может ответить, потому что понятия не имею, что может сказать эта женщина.

— Ох, я люблю фокусы! — Мэдди смотрит на женщину в замешательстве. — Почему вы не хотите их?

— Слишком много беспорядка, — бурчит миссис Маклески. — Ох, уж эта промывка мозгов.

Качнув головой, поднимаюсь наверх, направляясь в комнату, где Джонатан ищет в своих вещах, что надеть.

— Я не имел это в виду, ты понимаешь, — говорит он, когда снимает свои брюки и стоит передо мной голышом. О, боже. Отвожу взгляд, стараясь не пялиться, но боковым зрением вижу, как он натягивает боксеры. — Насчет Серены… Я не имел это в виду.

Ничего не говорю. А что я должна сказать? Он натягивает джинсы, прежде чем берет простую черную футболку.

— Я серьезно, — настаивает. — Я находился в состоянии полусна и понятия не имел, что говорил.

— Не имеет значения, — отвечаю, пытаясь отойти, но Джонатан останавливает меня, одной рукой схватив за локоть, а другой за подбородок.

— Имеет, — отвечает он, заставляя меня на него посмотреть. — Обычно Серена принимала кокс и бодрствовала сутками, сводя всех с ума. И она делала подобное каждый раз, когда мы пытались отдохнуть. Она играла нами. Поэтому, это не то, о чем я подумал… — он затихает. — Я понимал, с кем спал прошлой ночью. Знал, с кем проснулся этим утром. И мне жаль, что мои слова, сказанные в полусне, заставили тебя думать иначе.

Все еще не уверена, что сказать, поэтому просто произношу:

— Ладно.

— Ладно, — повторяет Джонатан. — Просто ладно? Это все?

Пожимаю плечом.

Он смеется.

— Полагаю, это лучше, чем ничего.

Он целует меня нежно, сладко, рука опускается с моей щеки между нами, обхватывая меня за грудь.

Я отстраняюсь.

— Никаких шуры-муры, помнишь?

Он ухмыляется, убирая руку.

— Ладно-ладно... Завтрак.

Мы спускаемся вниз и как только появляемся на кухне, я слышу, как Мэдди взволнованно рассказывает о фестивале. Молча сажусь за стол и слушаю о том, как ей было весело и какой ее папочка классный.

Все время Джонатан сидит рядом со мной, сияя.

Когда приготовление завтрака закончено, миссис Маклески ставит одну тарелку передо мной, прежде чем Мэдди садится справа от меня со своей тарелкой с горкой бекона. Джонатану достается последнему, и я хихикаю, когда миссис Маклески сует ему тарелку: еда в хаосе разбросана по ней, пост подгорел, а бекон пережаренный.

— Эм, спасибо, — отвечает Джонатан, поднимая кусочек бекона и откусывая, морщась, когда тот хрустит.

— Не нравится? Не ешь, — говорит миссис Маклески. — Никто не любит нытиков, Каннингем.

Она выходит из кухни, и он наблюдает за ее уходом, бормоча:

— Я лишь сказал спасибо.

— Ты сказал это, совсем не имея в виду, — кричит ему в ответ. — Не удивительно, что у тебя все еще нет Оскара. Ты ужасный актер.

Я снова смеюсь, когда Джонатан сердито смотрит в сторону дверного проема.

— Не переживай, — успокаивает Мэдди, жуя бекон. — Ты получишь Оскар когда-нибудь.

Он усмехается.

— Ты так считаешь?

Она кивает.

— Обязательно. Просто нужно лучше стараться.

На этот раз я смеюсь.

— Ничего себе, — говорит Джонатан. — Уверен, что чувствую любовь.

Мэдди смеется, не понимая его сарказма.

— Потому что я тебя люблю.

Его выражение лица меняется. Я вижу, что слова поражают Джонатана.

— Ты любишь меня?

Мэдди смеется.

— Конечно.

Конечно. Она говорит так, будто смехотворно вообще задавать подобный вопрос, как будто он просто должен понимать, но у него никогда не было много любви.

— Я тоже люблю тебя, — признается он.

— Больше, чем бекон? — спрашивает она, жуя.

— Больше, чем бекон, — отвечает он тихо. — Больше, чем все на свете.

Мэдди улыбается и продолжает поглощать завтрак, довольная его ответом. В моей груди тупая боль, сердце готово разорваться на кусочки. Иногда я сомневаюсь в его словах, чувствах, желаниях, потребностях, но с этого момента у меня нет никаких сомнений, что он ее любит. Я верю ему.

Мы завтракаем.

Они разговаривают. Смеются.

Я грущу.

Грущу по годам, которые они потеряли, по упущенному времени, по любви, которая, возможно, была недостаточно сильная, чтобы победить его демонов. Каждая их улыбка сегодня — результат многолетних страданий, борьбы, и надежды, и грусти, но не опускания рук, иначе нас не было бы здесь и сейчас. Но, может, все не продлится долго, я не знаю. Может, завтра что-то случится, и страдания и слезы снова вернутся, но я благодарна за настоящий момент, зная, что он любит ее больше, чем все на свете.

— Нам пора уходить, — говорю после завтрака, сваливая тарелки в раковину. — Мне нужно постирать.

Мэдди спрыгивает со стула и смотрит на Джонатана.

— Ты идешь? Ты можешь снова переночевать у нас.

— Не сегодня, — отвечает он. — Утром у тебя занятия, а твоей маме надо на работу.

Мэдди хмурится.

— Но ты придешь завтра поиграть?

— Конечно, если ты хочешь.

Мэдди кивает.

— Увидимся завтра!

— Увидимся завтра, — отвечает, когда она уходит, направляясь в фойе. Затем поворачивается ко мне. — Спасибо, Кей.

— За что ты меня благодаришь?

— За то, что дала мне второй шанс, — поясняет. — И третий, и четвертый, и пятый...

— И двадцатый.

Он смеется.

— И за двадцатый.

— Двадцать первого не будет, — предупреждаю. — Когда-нибудь я подведу черту.

— Мне больше не понадобится, — утверждает Джонатан, кладет руку мне на бедро и притягивает ближе, ставя между своих ног. — На это раз я сделаю все правильно.

***

— Тетя Меган!