Призраки прошлого (ЛП) - Дархауэр Дж. М. - Страница 56

Как только они уходят, выражение на лице Серены сменяется, улыбка исчезает. Она поворачивается, стеная, ударяя меня по груди.

— Какого черта, Джонни? Я искала тебя весь вечер!

— Зачем?

Она недоверчиво смеется. Ее глаза, боже, они размером с блюдца, и совершенно черные.

— Зачем? Я не видела тебя месяц!

— Я знаю, но... — трясу головой, делая шаг от нее, чтобы проложить между нами хоть какую-то дистанцию, когда провожу рукой по лицу. — Я думал, ты в лечебнице.

— Я была, — говорит она. — Но не могла там оставаться. Это ад, Джонни, и люди там меня не понимали. Не понимали, как всегда это делал ты. И я скучала по тебе. Больше не могла это терпеть. Мне нужно было....

— Не надо, — перебиваю ее. — Не надо выворачивать все так, что ты покинула лечебницу из-за меня.

— Тебя сбила машина! Я волновалась!

— Волновалась сейчас? Но не достаточно, чтобы проведать меня сразу после инцидента?

— Ты знаешь, что я ненавижу больницы, — жалуется она.

— Как и я, — отвечаю. — И знаю, что в лечебницах на реабилитации чувствуешь себя, как в больнице, но иногда людям нужна помощь.

— Я в порядке, — уверяет. — Мне лучше.

— Ты сейчас под кайфом, Серена.

Она закатывает глаза.

— И что?

— Так как, черт побери, тебе лучше, если ты все еще принимаешь?

— Я могу справиться с этим, — утверждает Серена. — Не знаю, заметил ли ты, но это чертов город вгоняет в депрессию. Мне было что-то нужно. Честно, не понимаю, как ты выжил. Знаю, что Клифф отправил тебя куда-то выздоравливать, но сюда?

Мне тяжело смотреть на нее. Я пялюсь на закрытую дверь квартиры и на пятно желтого на пороге. Мэдди выкинула одуванчики.

— У меня здесь семья.

Она хмурится.

— Ты ненавидишь свою семью.

— То, что я ненавижу своего отца, не значит, что я ненавижу свою семью.

— Так, ладно. «Семья», — она использует кавычки в воздухе, произнося это слово, и затем машет в сторону дома. — Вот кто это были?

— Это была моя дочь.

— Твоя дочь.

Я чувствую ее осуждающий взгляд. Такой злой. Мне даже не нужно смотреть на Серену, чтобы понять, как она злится.

— Я говорил тебе, что я отец.

— Ты рассказывал, что обрюхатил ту девчонку из твоего города, и что она оставила ребенка.

— Да.

— Это не делает тебя отцом, — продолжает Серена. — Так, что, пока я страдала в какой-то адской дыре, ты был здесь, играя в семейку?

— Я ни во что не играю. Я вылечился, чтобы быть частью ее жизни.

Серена горько смеется.

— Нет, Джонни, ты вылечился, потому что они тебя заставили.

— Они силой затащили меня на реабилитацию, но я не поэтому до сих пор остаюсь «чист».

Она качает головой, проводя рукой по своим волосам — все еще окрашенным в темный цвет после фильма.

— Просто... Не понимаю, что с тобой происходит, но я не знаю тебя такого.

Теперь я качаю головой. Даже если попытаюсь объяснить, она не поймет.

— Слушай, я не хочу вмешивать тебя в это. Расскажи мне, чего ты на самом деле хочешь, Сер?

— Я уже сказала, что скучаю по тебе. И раз уж мы были порознь какое-то время, я подумала, что ты тоже можешь по мне скучать. Может, мы можем попытаться. Может...

— Ничего не получится.

— Можно попытаться, — настаивает Серена.

— Ничего не выйдет.

Она выглядит обиженной.

— Нам было хорошо вместе.

— Нет, не было, — утверждаю. — Мы проходили это прежде. Это была чертова неразбериха. Когда мы были под кайфом, все было хорошо, но как только отходили, мы даже не могли находиться в одном помещении.

— Это неправда, — спорит. — Сейчас я здесь.

— Ты под кайфом.

— Да пошел ты. Да, я под кайфом. Но это не имеет никакого отношения к моим чувствам к тебе.

— Имеет, — отвечаю. — Самое прямое отношение.

Она сердито смотрит на меня.

Разговор ни к чему не приводит.

Никогда не приводил. У нас был подобный спор дюжину раз за последний год, после того как я перестал принимать. Серена не понимала, почему все изменилось, почему я стал относиться к ней иначе.

Но у нас с ней есть своя история — нездоровая история. Она часть круга, который я должен был разорвать. Я убивал себя, но это было не только из-за алкоголя и наркотиков. Тысячи долларов на счетах психотерапевтов научили меня, что реальная проблема была в моем поведении. Если ты окажешься в том же месте, с теми же людьми, то рано или поздно снова начнешь делать то, что делал всегда.

Поэтому я отрезал себя от этого. От всего. Даже от секса.

Трезвость и воздержание, и все ощущалось другим.

— Ты трахаешь эту женщину, Джонатан? — спрашивает Серена пронзительно. У нее начинается отходняк. — Ты вернулся сюда и снова начал трахаться? Трахать ее?

— Не твое дело.

Удар.

Моя голова дергается, когда она ударяет меня по лицу, а щеку колет от боли. Делаю шаг назад, отстраняясь от Серены.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой, — говорю, когда она скрещивает руки на груди. — Позвони Клиффу. Он переживает.

Я начинаю уходить, направляясь к квартире Кеннеди, когда Серена зовет меня, дрожащим голосом:

— Подожди, Джонни. Пожалуйста.

— Береги себя, Серена.

Останавливаюсь у двери и смотрю на выброшенные и порванные одуванчики. Вздохнув, смотрю позади себя и вижу, что парковка пуста. Серена уехала.

Чувствую себя придурком.

Не могу ничего сделать правильно.

Направляясь к участку травы, срываю одинокий одуванчик. Я рад, что дверь квартиры открыта. Внутри Кеннеди настороженно смотрит на меня.

Я оглядываюсь вокруг.

Не вижу Мэдисон.

— Она в своей комнате, — подсказывает Кеннеди.

Направляюсь туда и нахожу ее сидящей на краю кровати и болтающей ногами, пока она сдирает лак со своих маленьких ноготочков. Замираю, когда вижу содержание ее мусорной корзины. Она как обычно заполнена бумагой из неполучившихся рисунков, и я вижу знакомую куклу сверху. Марианна.

Вытаскиваю куклу и присаживаюсь на корточки перед Мэдисон с игрушкой в руке. Затем вытягиваю одуванчик.

— Знаю, что твои цветы испортились, поэтому сорвал тебе еще один.

Она с осторожностью его принимает.

— Спасибо.

— Пожалуйста, — отвечаю. — Не хочешь рассказать, что тебя расстроило?

Мэдди пожимает плечами.

— Ты повеселилась сегодня?

Кивает.

— Я тоже. Ты очень красивая в своем платье.

Мэдди улыбается, смотря на одуванчик.

Она не смотрит на меня.

Вздохнув, сажусь на пол.

— Знаю, что все это может быть непонятно. Меня не было рядом, а сейчас я здесь, и я Бризо, но я также твой папа. Ты видела, как я целую твою маму, но Бризо целует Марианну. И затем появляется Марианна и обнимает меня перед твоей мамой. Трудно понять, что реально, да?

Кивает.

— Ну, как и Бризо, Марианна — это история. Женщину, которая была на улице, зовут Серена. Я работаю с ней. Я не собираюсь ее целовать, как целовал твою маму. Твою маму я целую по-настоящему.

Мэдди встречается с моим взглядом.

— Не думаю, что ты должна отыгрываться на бедной Марианне, — трясу куклой. — Бризо любит ее так же, как я люблю твою маму.

Она берет куклу.

— Мамочка любит тебя?

— Любила.

— Но больше нет?

— Я не знаю, — отвечаю честно. — Но это не ее вина. Я принимал ее любовь как должное.

— Что значит «принимал любовь как должок»?

Улыбаюсь на ее путаницу.

— Это значит, что не показывал ей, как сильно ее люблю, хотя должен был.

— Ты можешь делать это сейчас, — говорит Мэдисон. — Просто сорви ей побольше цветочков и скажи, что она красивая, так она сможет тебя любить.

Если бы все было так просто.

— Мне стоит это запомнить, — говорю, вставая на ноги и взлохматив ее волосы, прежде чем поворачиваюсь уйти. Делаю пару шагов, прежде чем Мэдди кричит мне:

— Подожди, пап! — она подскакивает на ноги и бежит ко мне, хватая за руку, чтобы я наклонился. Снова сажусь перед ней на корточки, когда она прижимается в поцелуе к моей все еще колючей щеке.