Ученица боевого мага - Лисина Александра - Страница 70

Айра мрачно посмотрела на размышляющего вслух призрака.

— Что ж он тогда вдруг изменил себе?

— А вот это, милая моя, меня и тревожит. Как ты думаешь, он способен нарушить слово?

— Почему бы нет? — вскинулась девушка.

— А клятву, данную себе на пороге смерти? Когда душа пуста, сердце сгорело дотла, а единственное твое желание — это покой, в котором больше нет никакой боли? Думаешь, это так просто — пережить Эиталле? Полагаешь, он мог бы лгать, видя перед собой ее окровавленное тело и понимая, что это по его вине она так жутко погибала? Мог бы не исполнить данную на ее крови клятву?!

Айра до боли прикусила губу.

— Я… не знаю.

— Он когда-нибудь тебя обманывал? — настойчиво спросил призрак.

— Нет.

— Он нарушал свои обещания? Хоть один раз за все время?

— Нет! — резко отвернулась она. — При чем тут это, Марсо?! Какое это имеет значение?!

Призрак подлетел ближе.

— А такое, девочка моя, что Викран никогда бы не сделал это без очень веской причины. Он бы не нарушил свое слово. Не замарал бы ее память. Не коснулся чужой женщины… тем более когда она против. Да даже если бы была согласна… Вряд ли. И веской причиной, чтобы согласиться на это, для него могло стать только одно — прямой приказ директора. Один из тех приказов, который Викран привык исполнять, невзирая на собственные желания.

— Я не понимаю…

— Я уверен, Викран не хочет проводить твою инициацию, — тихо сказал Марсо. — В этом он весь — гордый, упрямый и настойчивый. Он изначально не хотел, чтобы ты стала его ученицей. Но директор велел, и ему пришлось подчиниться. Возможно, даже потому, что в обмен на требование Викрана Альварис мог потребовать от него такого же условия. Скажем: беспрекословного повиновения. Поверь, Альварис — вовсе не такой добрый и отзывчивый, каким мог показаться с первого взгляда. Он хорошо знает, как добиться своего. Он предусмотрителен и очень расчетлив. А где-то даже циничен, потому что в нашей профессии иного не бывает. В чем-то они с Викраном даже похожи. Собственно, именно поэтому он и выбрал себе такого ученика. Вот только Викран, в отличие от Альвариса, слишком дорожит своей честью, чтобы низводить себя до уровня похотливого мерзавца.

Айра растерянно опустила плечи.

— Тогда я ничего не понимаю, — прошептала она. — Мы с Кером пришли сюда из Занда. Пробудили Иголочку. Всколыхнули прошлое дер Соллена. Заставили его снова вспомнить, страдать… Он должен нас ненавидеть! За то, что такой же игольник, как моя Иголочка, когда-то убил его единственную любовь. За то, что я не позволила отомстить ему за это. И за то, что мы с Кером навязались на его голову. Он был так жесток с нами, он причинил нам столько боли и сделал так много для того, чтобы… — Она вздрогнула. — Чтобы и я начала его ненавидеть… Господи, Марсо, я думала, что сойду с ума от ненависти!

— Наверное, в чем-то ты права, девочка моя, — вздохнул Марсо, присаживаясь рядом. — Викран действительно многое пережил. Но даже теперь он не дает себе ни мгновения отдыха, чтобы память не вернулась и не начала терзать его снова. Я видел, каким он был, Айра. Я вижу, каким он стал после Занда. Я понимаю, что даже это очень хорошо для того, кто пережил гибель Эиталле. И точно знаю — ни один из его учеников не относится к нему иначе, как с искренним уважением. А это чувство, согласись, у строптивых адептов еще надо заслужить.

— Тогда почему?! — Айра зажмурилась почти до слез. — Почему он так со мной поступил?! Зачем он вообще на это согласился?!

— Если бы я знал ответ, я бы тебе сказал. Но поверь моему опыту: Викран скорее ушел бы из академии, чем провел инициацию. И не стал бы готовиться к ней, как Легран. Для этого он слишком горд. И честен. А сама инициация доставит ему не больше радости, чем тебе. Для него это предательство. Как нарушение обещания, данного Эиталле. Это словно себя самого предать и уничтожить все то, что делает его таким, каков он есть.

— Но он сделал все, чтобы я его ненавидела! Разве он не понимает, что я скорее позволю отдать себя на растерзание Леграну, чем… — Айра неожиданно осеклась и ошеломленно застыла. — Да нет, не может этого быть!

Призрак непонимающе нахмурился.

— Айра, в чем дело?

Девушка в прострации опустилась на бортик бассейна и невидяще уставилась перед собой, торопливо перебирая в памяти все, что успела узнать, понять, выстрадать и пережить.

Короткие оговорки Бриера насчет растяжки, его болезненную гримасу всякий раз, когда он вспоминал этот трудный день, нервный смех, с которым он смеялся над воплем, который издал, несмотря на предупреждение учителя, бесконечные зачеты, задания, поединки…

Бриер сказал, что наставник живет на войне и требует от учеников того же. Викран дер Соллен вообще много требует и жестко пресекает попытки оспорить свое право на лидерство. Но, по словам того же Бриера, он никогда не переступает черту, за которой его перестанут воспринимать как сурового и опытного вожака.

Да, Бриер не раз признавался, что обучение далось ему нелегко. Со смехом говорил, что у другого учителя его жизнь непременно была бы гораздо спокойнее, потому что таких нагрузок, как у мастера Викрана, нет больше ни у кого в академии. Но при этом совершенно серьезно заявлял, что не желает иного. Он уважал и признавал правоту учителя, когда тот после очередной растяжки или короткого боя с легкостью доказывал: вот видишь? На самом деле ты можешь лучше…

А Викран дер Соллен всегда делал лишь то, что считал нужным. Говорил столько, сколько полагал необходимым. И нередко помогал ученикам восстановиться, если нагрузка оказывалась чересчур велика, хотя нет, неправильно. Айра не могла этого не признать — за все время обучения он доводил ее лишь до той грани, где она смогла бы справиться сама. Правда, в отличие от Бриера, он не предупреждал ее о своих намерениях заранее. Да и скидок на возраст и пол никогда не делал. А ведь мог бы…

Проведя этот странный, непонятный и совершенно перевернутый с ног на голову день, она понимала — действительно мог бы. К примеру, сказать насчет «дыбы». Если уж ее никак нельзя было избежать, то стоило хотя бы объяснить, подбодрить, успокоить — это ведь так естественно! В конце концов, он мог бы сделать это осторожнее. Мог бы помочь словом. Заранее подготовить их с Кером к трансформации, чтобы не было страшно, а безумная боль, от которой он не мог их избавить, не стала сильнее вдвойне.

Однако наставник не старался, чтобы его понимали. Ему это было не нужно. И учеба эта тоже была не нужна. Хотя делать что-то наполовину он, видимо, не умел. Поэтому обучение Айры и стало таким сложным.

Но в то же время она видела, каким он может быть. Увидела, что он умеет объяснять без боли. Способен учить нормально и причинять ровно столько мук, чтобы их можно было вынести.

Но почему он не сделал всего этого раньше?!

Айра устало прикрыла веки и с силой сжала виски.

— Скажи мне, Марсо, — наконец бесцветным голосом спросила она. — Как бы ты поступил, если бы тебя заставили делать что-то очень неприятное? Что-то, чему отчаянно противится душа? Что ты искренне презираешь или даже ненавидишь? Что-то, что способно оскорбить тебя больше, чем плевок в лицо, но чего ты при всем желании не смог бы избежать?

— Ну… мне пришлось бы поломать голову, — невесело хмыкнул призрак. — Придумать какой-нибудь способ выкрутиться. Например, сбежать, как ты. Или уничтожить помеху.

— А если сбежать нельзя? Если помеху нельзя уничтожить?

— Ну… в этом мире нет ничего, что нельзя было бы уничтожить.

— А что, если эта помеха — нелепая, невесть откуда взявшаяся и ничего не умеющая девчонка, которую тебе навязали силой? — прошептала Айра. — Сумел бы ты от нее избавиться?

Марсо разом помрачнел.

— Нет.

— Смог бы ее убить?

— Нет. Я же не чудовище.

— Хотел бы нарушить клятву, которую держал много лет?

— Нет, конечно! — воскликнул призрак. — Так я ж про это и толкую! Нельзя винить Викрана за то, что ты самим своим присутствием приперла его к стенке! И что Альварис — мерзавец, которому нет дела до того, что вы терпеть друг друга не можете!