Второй шанс (СИ) - Крапицкая Влада - Страница 12

-Кирилл, помоги, - отрывисто бросил отец и кивнул на одну из кроватей.

Тот с готовностью подбежал к отцу, и когда тот приподнял сестру, взял её за ноги. Пока её несли к кровати, Лина орала и брыкалась, но потом неожиданно на секунду затихла и наконец-то разразилась слезами.

-Поплачь, моя хорошая, поплачь, - ласково сказал папа, когда её уложили на кровать, и сев рядом, принялся гладить её по голове.

Слушая рыдания сестры, её судорожные всхлипы, глядя в глаза полные слёз, я не выдержала и сама расплакалась. Зависнув рядом, я очень хотела стереть слезинки с лица Лины и постоянно приговаривала, поглядывая на доктора:

-Ну пожалуйста, быстрее! Сделайте ей укол, чтобы она успокоилась.

Только когда Лине его сделали, я смогла с облегчением выдохнуть.

-Всё хорошо. Сейчас заснёшь, и тебе обязательно приснится что-нибудь хорошее, - нежно сказала я, наблюдая, как сестричка постепенно затихает и её охватывает сон.

-Здесь Ангелину оставим или перенести в гостевую спальню? - спросил Кирилл.

-Я сам перенесу её. Проводи доктора, - устало сказал отец, а потом повернулся к врачу. - Возможно, завтра снова понадобится ваша помощь.

-Я приеду в любое время суток по первому же вызову, - заверил врач, складывая всё в саквояж. - И порекомендовал бы ещё обратиться к психологу. Специалист быстрее поможет преодолеть такую потерю.

Ничего не ответив, отец снова посмотрел на сестричку и тяжело вздохнул, а когда доктор и помощник покинули комнату, осторожно подхватил Лину на руки и отнёс в гостевую спальню. Сняв с неё только туфли, он прямо в одежде уложил её в кровать, и заботливо укрыв одеялом, ещё минут двадцать наблюдал за ней, а потом поднялся и тихо вышел из спальни.

“Ох, надеюсь, что больше такого не повторится. Не вынесу я. Невероятно больно и тяжело, а самое противное в этом - беспомощность!” - подумала я, опускаясь рядом с сестрой на кровать и зажмурилась, пытаясь отрешиться от увиденного в детской.

И к счастью, такое больше не повторилось. Последующие дни прошли хоть и в гнетущей, но в более спокойной атмосфере.

Следующий день после похорон Лина практически не вставала из кровати и постоянно плакала. Летая вокруг неё, я, не переставая говорила, пытаясь утешить, и порой казалось, что она слышит меня, потому что, настораживаясь, сестричка начинала оглядываться по сторонам. Но потом слёзы начинали течь с новой силой, и к вечеру я замолчала, боясь, что спровоцирую новый срыв. А на второй день Лина начала уже подниматься и бродить по дому. И хотя внутри всё разрывалось от боли за неё, облегчение приносило то, что она выплёскивает своё горе и хоть как-то пытается двигаться. Очень хотелось надеяться, что это поможет ей не замкнуться в себе и со временем она возьмёт себя в руки и вернётся к полноценной жизни.

Большую часть времени я проводила с сестрой и испытывала огромную благодарность к папе, что он постоянно находился дома и во всё шёл ей навстречу и как мог, старался утешить. Хотя и на него смотреть было тяжело. При Лине он держался, но закрываясь у себя в кабинете по вечерам, он с такой тоской рассматривал нашу фотографию, что меня пробирала дрожь. Иногда казалось, что папе ещё хуже, потому что он держит всё в себе, и я волновалась на него не меньше, чем за сестру.

На шестой день после моей смерти Лина заявила, что в нашу квартиру не вернётся, и попросила её продать. И я прекрасно понимала, почему она не желает больше там появляться. Но когда она сказала, что и в университет не вернётся, была возмущена. Отец тоже не обрадовался этой новости и нашёл выход - уговорил Лину оформить академический отпуск.

А затем Лина стала меня пугать. Наша домработница съездила на квартиру и собрала все вещи, а сестра потом с какой-то холодной решимостью перебрала их и выкинула почти всё своё, оставив лишь мою одежду, и стала надевать её, хотя вкусы у нас отличались. Она всегда одевалась вычурно и экстравагантно, как бы бросая окружающим вызов, я же любила более консервативную одежду и не слишком яркие цвета. И становилось жутковато смотреть на Лину в моих платьях или сарафанах - я как будто видела себя.

Папа тоже заметил эти изменения и пригласил домой психолога. Хотя и без специалиста становилось понятно - Лина слишком близко к сердцу приняла слова о том, что должна жить и за меня в том числе. Она вознамерилась жить только за меня, полностью меняя свои вкусы. Меня не устраивало это, и я надеялась, что психолог поможет. Однако сестра сразу раскусила доктора и посоветовала ему не тратить на неё время, чётко давая понять, что не прислушается к нему. А когда тот всё же попытался с ней поговорить, в таких нелицеприятных словах высказалась, что даже я почувствовала стыд за её поведение.

Лина явно менялась и я уже не знала, что делать. Если подражание в одежде и вкусах я ещё как-то оправдывала и старалась понять её, то изменения в характере приносили мне боль. Сестра всегда была весёлой оптимисткой, немного наглой и ироничной, но всё же добродушной. Общаясь с кем-либо, она демонстрировала свою независимость и порой провоцировала окружающих на конфликт, но по-настоящему никогда не обижала людей, зная, когда остановиться. Сейчас же она становилась нетерпимой и непреклонной, и даже отцу могла язвительно ответить на замечание. От моей любимой Лины не осталось ничего, кроме решительности и прямолинейности. Казалось, что поставив себе цель, она готова смести любого со своего пути, кто посмеет ей перечить. Больше всего я боялась, что сестра сломается, а она озлобилась на весь мир и я ничего не могла сделать.

Оставалось только наблюдать и сожалеть о таких разительных переменах. Я снова начала говорить с ней и опять иногда создавалось впечатление, что она слышит меня, но уже ничего не помогало.

Однако оказалось, что это не самое страшное и реально испугалась я на восьмой вечер после моей смерти. Отец позвал сестру в кабинет, чтобы поговорить о поминках, которые должны состояться завтра в узком кругу близких людей, и я услышала то, от чего пришла в ужас.

Усевшись в кресло, она исподлобья посмотрела на отца, а он сдержанно произнёс:

-Ангелина, завтра у нас соберутся гости, чтобы помянуть Эву, и очень надеюсь, что ты будешь с ними вежлива и проявишь уважение к пришедшим.

-Уважение проявлю к тем, кто будет искренен, а если почувствую фальшь, то прости, молчать не стану…

-Доченька, мне больно и я понимаю, что тебе больно, но не надо думать, что и для остальных жизнь закончилась со смертью твоей сестры, - мрачно сказал он, прервав Лину. - Не все должны убиваться из-за этой потери…

-Я хочу видеть лишь тех, кто действительно сожалеет о нашей потере. Эва была мягкой и добродушной, без грамма лицемерия, и её должны поминать только такие люди, - тоже прервав отца, твёрдо заявила сестра. - А по поводу “убиваться”, у меня тоже есть к тебе разговор… Я хочу, чтобы все, кто виновен в смерти Эвы, умерли. Дворник, который не удосужился посыпать тротуар хотя бы песком; человек, который плохо следил за дворником, нерадиво исполняющим свои обязанности; чиновник, который прикарманил деньги, выделенные на реагенты против оледенения… В общем - все, кто виноват в этом несчастном случаи.

-Лина, ты что?! Не смей даже думать о таком! Только моя вина, что я упала! - возмущённо воскликнула я и закружила по кабинету, отказываясь верить в услышанное, а потом подлетела к отцу и потребовала: - Папа, останови её! Скажи, чтобы она даже не думала о таких страшных вещах!

-И не говори, что ты не можешь этого сделать, - добавила она, сверля его взглядом. - Я давно знаю, что ты у нас не просто добропорядочный бизнесмен, придерживающийся буквы закона и в силах наказать всех.

Отец нахмурился и упёрся тяжёлым взглядом в сестру, но она ответила ему тем же, и он первый отвёл глаза, а потом лаконично поинтересовался:

-И как давно ты это знаешь?

-Лет с двенадцати. Как-то я хотела разыграть тебя и спряталась в кабинете, а ты зашёл не один, а с начальником своей службы безопасности и, не пожелав ставить тебя в неловкое положение, я затаилась. Тогда и услышала, как ты отдавал приказы решить кое-какие проблемы с главой конкурирующей фирмы. А затем по телевизору увидела, к чему это привело, - спокойно и без осуждения ответила Лина. - Да и потом до меня доходили кое-какие слухи о деятельности некого Свиры. Сам понимаешь, что сложить всё не составило большого труда…