Боярин (СИ) - Галкин Роман - Страница 25
- Предыдущая
- 25/52
- Следующая
— На кой же им Невский живьем сдался? — задает очередной вопрос Евлампий.
— Какой Невский? — не понимаю я и, судя по взметнувшимся под папаху бровям собеседника, соображаю, что только что сморозил какую-то глупость.
Ё-моё, так это ж Светлейший Невский! Что-то я не помню никаких Невских в моем мире, кроме того Александра, который шведов под лед пустил.
— Пан генерал, — раздается из-за спины голос Чиниги. — Хлопцы зробыли все, як вы повелели. Будем уходить, чи шо?
Бородач, оказавшийся генералом, некоторое время переводит взгляд то на появившегося пана Чинигу, то на меня. Видно, в его голове толкаются две мысли, пытаясь завладеть вниманием — мысль о том, что я не знаю, кто таков Невский, и мысль, связанная с сообщением Чиниги.
— Следы хорошо запутали? — наконец спрашивает он вислоусого, поднимаясь и плотнее запахивая черный полушубок.
— Все як вы приказали, пан генерал.
— Тогда пошли. А этого, — генерал кивает на меня, — пусть на прицеле ведут. Ежели бежать надумает — стрелять.
— Мабуть, связать ёму руки? Дюже прыткий ций чоловик.
— Нешто быстрее пули? — бросает бородач и, посчитав разговор оконченным, двигается к просеке в кустарнике.
— Мабуть, быстрее, — бормочет в усы Чинига, опасливо косясь в мою сторону, вероятно вспоминая, как ночью караульный Панас, целясь в меня, застрелил своего товарища.
Один из сопровождающих постоянно тычет в спину стволом. Второй, из-за узости протоптанной в глубоком снегу тропинки, идет позади товарища, но тоже держит ружье наготове. Следующий впереди Евлампий изредка оглядывается, словно убеждаясь, что я все еще не сбежал.
Интересно, если я сейчас схвачу ствол, ткнувшийся в поясницу и направлю в бородача, будет ли шанс у сопровождавшего меня хлопца не пристрелить генерала? До чего же заманчивая идея. Жаль, самоубийственная. Если даже второй конвоир промахнется, то все равно убежать по глубокому снегу не получится. Ночью еще можно было бы рискнуть, но, к сожалению, уже полностью рассвело.
Куда мы идем? И где, в самом деле, князь со спутниками? Неужели все-таки порешили? Жаль, если так. Их компания нравилась мне гораздо больше этой. Эх, протянуть бы до ночи, тогда можно будет попытаться сделать ноги. Вот только куда?
За размышлениями не обратил внимания, долго ли шли. Однако не менее часа — точно. Вот между стволов показалось бревенчатое строение, и вскоре вышли на обширную поляну. В центре небольшая избушка с крытой щепой крышей и каменной трубой, курившейся еле заметным дымком. Рядом рубленый сарайчик, у низких дверей которого топчется часовой.
Завидев нас, часовой радостно замахал кому-то из конвоиров.
— Гринька, подь сюды. Покарауль трохи, бо мне до ветру трэба, вже мочи нету.
— Ну и что мне с тобой делать, боярин? — не обращая внимания на перебранку часового с конвоирами, обратился ко мне бородач. — Без присмотра оставить не могу, ибо не доверяю. А к энтим бросить, так забьют ведь, а? Может, расскажешь все как есть, а я тогда и подумаю, как с тобой быть? Как звать-то тебя, запамятовал штой-то? Больно уж длинно ты прошлый раз назвался. Я хоть и в генеральском чине, но люблю по-простому чтоб, без энтих регалий и церемоний.
— Дмитрий я, Станиславович. А ежели по-простому, то господин дженераль-электрик, — я представился именем знаменитой электрической компании. — Так что мы с тобой Евлампий, в некоем роде коллеги.
— Чего? Кто мы?
— Коллеги. Ну, вроде как в одном чине, — со вздохом пояснил необразованному бородачу. — Оно конечно генерал-электрик звание практически маршальское. Но я не заносчив, так что обращайся ко мне без излишних расшаркиваний.
Глядя на окончательно сбитого с толку мужика, снисходительно хлопул его по плечу и прошел в сторону избушки, бросив на ходу:
— Ладно, Евлампий, пошли в дом. Чего торчать-то на морозе? Чай, уже и позавтракать пора.
Конвоиры машинально двинулись следом, почтительно обходя остолбеневшего генерала.
— А вас, хлопцы, кто приглашал? — я с удивленным возмущением обернулся к ним. — Нарубите-ка лучше дровишек да подмените этого бедолагу, не то обделается в штаны.
Кивнув на часового, вижу, что того и след простыл. Видать, конкретно прижало.
В это время на тропинке показались Чинига и пятеро следовавших за ним подчиненных.
Говорят, наглость — второе счастье. Не знаю, будет ли мне счастье, но не смог остановить прущую из меня наглость и, изобразив гнев, заорал на вислоусого:
— Что за разгильдяйство, пан Чинига?! Почему на посту отсутствует караульный?! Ежели что, головой ответишь! Развел тут бардак! А ну, быстро навел порядок!
Начавший было что-то говорить генерал, вновь заткнулся. Пан Чинига, остановленный моим криком, смотрел на Евлампия Савина, вероятно, пытаясь услышать хоть какие-то объяснения.
— Ось… Ось… Шо це такэ, пан генерал?.
— А запри-ка этого говоруна вместе со всеми, — наконец вымолвил бородач.
— Кого? Чинигу? — я сделал последнюю попытку заговорить врагов до смерти, понимая, что хуже уже не будет.
Евлампий лишь недовольно зыркает и поторапливает Чинигу:
— Да пошевеливайся! И караульного поставь. Да всыпь плетей тому засранцу.
М-да, кого-то язык может и доведет до Киева, а меня довел до темного холодного сарая. Не надо было так наглеть. Ведь Евлампий почти уже начинал верить в тот бред, который я нес. Наверняка он и сейчас пребывает в сомнениях. Просто не смог мужик смириться с тем, что я, будучи практически пленником, принялся вдруг командовать. Вот сгоряча и распорядился бросить меня сюда.
Дверь захлопнулась, погрузив помещение в непроглядный мрак. Но я успел заметить людей у противоположной стены.
— Погоди, Алексашка, успеется, — послышался из темноты голос Светлейшего. — Ты, Дмитрий Станиславович, никак соскучился по нашему обществу?
— Не так чтобы очень, — признался я честно. — Оно конечно с вами веселее, но слишком уж часто по голове получаю.
— Нешто напрасно?
— По голове-то? — собрался возмущенно поведать о несбывшихся планах на освобождение, порушенных Алексашкиным ударом в мою челюсть, но услышал поскрипывание снега за дверью и решил повременить. Может, это просто переминается с ноги на ногу часовой, а может, и кто-нибудь дюже любопытный приложил чуткое ухо.
Глаза постепенно привыкли к темноте, да и сквозь неплотно подогнанные доски дверей проникало немного света. Осторожно подошел к еле различимым силуэтам сокамерников. Разглядел пятерых — значит все присутствующие давеча на поляне остались живыми.
— Благодари Петра Лександрыча, паскуда, — раздался голос Меньшикова. — Не то придушил бы тебя, как крысеныша.
— А мне думается, — прервал денщика князь, — не встрянь Дмитрий, так нас сразу живота и лишили бы.
— Оно еще неизвестно что ждет впереди. Может, ежели сразу, так и лучше было б, — высказался боярин Федор.
Солдаты молчали. Лишь один горестно вздыхнул.
Опустившись на колени, я еле слышно прошептал, чтобы Алексашка продолжал меня громко ругать, а Светлейший время от времени его окорачивал. Князь кивнул и толкнул денщика кулаком в плечо, призывая к действию. Под искренние Алексашкины проклятия я рассказал обо всем как есть, в заключении выразив уверенность, что генерал захочет еще со мной пообщаться. Он хоть и не поверил во все, что я наплел, но сомнения наверняка гложут — иначе, почему все мы еще живы? Вот тогда-то постараюсь сориентироваться в обстановке насчет побега, а возможно и воплотить план по захвату бородача в заложники.
— Почему мы должны тебе верить? — спросил Федор.
— Почему? А на кой мне вас обманывать? Вот скажи: зачем мне вас подбивать на побег?
— Ну-у… — протянул боярин, не найдя ответа.
Даже Алексашка прекратил меня костерить, задумавшись над вопросом. А может, просто устал ругаться впустую.
— А вот зачем мне помогать вам? Я-то в вашем мире… в смысле, в вашей мирской жизни человек случайный. Мне что одни, что другие — все едино. Разве что с вами первыми встретился, да вы напоили и накормили меня. Зато те не связывали и по голове не били, несмотря даже на то, что на моих руках кровь их товарищей. Вот убегу один. Одному легче.
- Предыдущая
- 25/52
- Следующая