Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр - Страница 79

После рвущейся музыкой площади — поле закружило, заложило уши звонкой, колдовской тишиной. Звезды над головой — яркие, крупные. Ирина задрала голову вверх — Эрвину на плечо, пряный запах волос щекотал и кружил ему голову. Подняла руку, выискивая на черном небе узоры созвездий. Эрвин чуть придержал ее — за талию, чтоб не выпала ненароком. Да и замер так… Над головами проплыла неяркая тень — Венус уходил за горизонт. Ирина засмеялась, показала небу язык.

Мысль снова стукнула, заскреблась в голове. Противно, до боли в затылке. «я забыл что-то важное…»

Эрвин даже головою тряхнул — сердито. Надоела ему она. Была бы важная — не забыл бы… Ирина повернула голову — к нему, осторожно. Звездный свет плясал под веками и в уголке рта. Билась, стучала под пальцами жилка.

«К черту… завтра вспомнится, если важно», — борясь с желанием наклонится к этим губам пониже.

По броне прошелестела листва. Мягко так, убаюкивающее. И ярким желтым сиянием загорелись огни. Миа включила фары. Эрвин сощурился. На миг показалось — там впереди, в столпе туманного света — человеческая тень. Темные волосы, яркие, даже ночью глаза… Волк скалит пасть. Алый цвет течет с рук, взвиваясь в воздух нежными лепестками. Эрвин узнал ее — «светлый лик», белая половина ночной богини. Икона у леса, на месте стоянки утром. Далеко же они заехали. Ирина на полном серьезе кивнула светлому лику головой. Та… Эрвину даже показалось на миг, что икона улыбнулась в ответ. С нарисованных пальцев сорвался нежный, розовый лепесток. Завис, задрожал в воздухе, повернулся, гонимый ветром…. И упал — легко, Ирине на щеку. Нежно, будто погладил.

Миа запела вдруг — гортанный, резкий напев. Истошно взвыли выжатые в пол тормоза. Беха дрогнула, качнулась вперед. Ирина выскользнула из его рук, покатилась — внезапно. Эрвин рванулся следом — поймать. Почти успел, но… настил под ногой стал вдруг таким скользким…

…

Они упали вниз — оба. Скатились кубарем под откос, в облаке палой листвы и тонких, колючих веток. Невысоко, в заросли алого цвета. Прямо на мягкий, пружинящий под ногами мох. Друг на друга, голова Ирины — у Эрвина, прямо на широкой груди. Над головами тихо прошелестели шаги. Осторожные — Миа спустилась к ним, неслышно скользнув меж тянущимися на звук лепестками. Присела рядом, провела ладонью Эрвину по волосам. Пощупала пульс. Грудь вздымалась, оба были целы на вид, просто спали. Так действовал сейчас алый цвет. Алый, а в этот день — еще и с черной каймой по краю. Миа, присела рядом, осторожно разгладила Ирине волосы.

— Простите меня, госпожа, — проговорила она, осторожно. Голос звенел тихой, чуть слышной грустью.

— Простите. Хотела бы я оказаться на вашем месте сейчас. Но…

Миа подняла на миг голову, протянула руку. Алый цвет изогнулся, обходя ее ладонь стороной. Вздрогнув, упала ладонь, поникли плечи. Звездный свет скользнул по щекам — от уголков глаз вниз тонкою нитью.

— Все верно, — чуть слышно выдохнула она, — Это ваша судьба, не моя… простите…

Потянулась еще раз. К Ирине. Поправила волосы, расстегнула куртку и рубашку на груди — короткие, нежные жесты. Потом поднялась и пошла. Не обернувшись уже. Только — напоследок — бросила рядом с Ириной на мох ее старую флотскую парадку.

С дороги донесся тихий, раскатистый рев. Заурчал БТР. Негромко, вкрадчиво, будто утешить хотел хозяйку…

Ирине снился давний кошмар… Давний, пяти месяцев от роду: ее первый день на борту. Переборки, серые стены и тяжелая, захлопывающаяся за спиной дверь. Неживой, резкий, люминисцентный свет. Ровный, уходящий вперед коридор. Смутная тень в углу. Шаг вперед.

Старый кошмар.

У нее есть лицо — у тени из снов. Мятое все, острое, как лезвие флотской навахи.

Пегги Робертс, офицер десантных войск. Это она узнала потом, а тогда — для Ирины из сна, это просто призрак. Безликий, с табельным номером на предплечье. Шепот в спину. Короткий, чуть слышный звук.

«Извини, девочка».

Ирина — тогдашняя ничего не поняла. Ирина — та, что сейчас — зашлась в беззвучном, яростном крике. Бесполезно. Это уже было и это не изменить. Шаг вперед. Как противно лязгают о сталь каблуки. Герметичная дверь позади падает вниз, глухо, как нож гильотины.

«Именем федерации…»

Справа и слева от нее — неровный, глухо шумящий строй. Таких же как она… пассажиров, принятых на борт «Венуса» на рейс до Земли. Парень справа — незнакомый, высокий, с ежиком светлых, плохо поддающихся расческе волос. Почему-то он улыбнулся ей, сказал тихо.

— Привет. Я…

— Эрвин, я знаю… — Ирина — сегодняшняя хотела улыбнуться, Ирина — тогдашняя просто вздернула нос. Все равно, тогда договорить им не дали…

Впереди — высокий человек в синей форме флотского офицера. Лист бумаги в руках:

«Именем федерации и властью…»

Ирину передернуло. Обоих. Ту, что стояла там вчера — от возмущения, ту что смотрела сон из сегодня — от страха и запоздалой вины. Горстке пассажиров читали флотский устав. Дочитают — и все, с последней буквой из пассажиров и свободных людей они превратятся в серую — синюю точнее, форменную массу. Бесплатное приложение к механизмам корабля. В порядке изощренной насмешки — названную «волонтерами флота».

Шаг вперед. Еще. Прямо на офицера. Глаза в глаза.

Та-что-видела-сон сегодня зашлась в диком крике. «Стой. Не ходи».

Собственный голос. Непривычно слышать его — так, со стороны. Во сне. Дрожащий, ломающийся на высоких тонах голос.

«Вы не имеете права».

Той-что-видела-сон, даже стало смешно. От собственной тогдашней дурости. Права они не имеют, как же, на своем собственном корабле… Просто предосторожность, бездельник на борту — страшней атомной бомбы. Да и…

Еще шаг. «Стой», — холодный офицерский окрик. Поздно. Та-что-злилась-тогда закусила удила, шла вперед, прямо на офицера.

И собственный, отчаянный вопль… Из сна — себе самой — назад.

«Остановись, ты ничего не изменишь…»

Сейчас офицер рявкнет «к порядку», железная десантница еще раз вздохнет и в ангаре начнется безобразная драка. Эрвин получит в лоб. Бронированной перчаткой — он тогда полез вслед за ней. С голыми руками. На десантную броню. По стали — звонкий лязг каблуков. Еще шаг. Та-что-тогда явно хочет залепить офицеру по морде.

«Стой, — рявкнула та, что видела сон. Самой себе, — зря парня подставила, дура…»

— Майор, восстановите порядок.

Десантница отлипла от стены. Лязгнули бронированные сапоги. К ней. Еще шаг. Белобрысый парень….

«Эрвин, — рявкнула на себя та-что-видела-сон, — его Эрвин зовут».

Бесполезно. Познакомятся они только потом, через два часа, очнувшись за решеткой на гауптвахте. А сейчас Эрвин встал, перекрывая путь бронированному гиганту. Путь к ней.

— Назад, — крикнула та-что-видела-сон, — назад, ничего не изменишь…

— Почему? — десантница остановилась вдруг. Замерла, пожав железными плечами, — почему это вдруг не изменишь?

Повеяло ветром. Пряным, шуршащим, лесным — невозможным здесь, в царстве стали, стекла и дезинфицированного воздуха. Не может быть. Тогда…. Этого не было — тогда.

— Ну и что? — усмехнулась вдруг железная Пегги. Мир перед глазами «поплыл». Дурная предопределенность уже бывших событий треснула, ломаясь на ее глазах. Броня опала с Пеггиных плеч. Закрутились, потемнели волосы, разгладилось на глазах лицо. Шаг вперед. Уже не Пегги из сна — «ночная» улыбнулась ей светлым ликом. Дунула — и пряный цветочный вихрь сорвался с рук. Закружился, сметая с глаз серость корабельных стен и унылую синь униформы.

Вихрь поднял Ирину, закачал на руках — нежно, будто убаюкивая. И унес прочь. Прочь из дурного сна, к миру под яркими звездами.

Ирина открыла глаза. Уже не там, в серой ловушке сна, а здесь — в яви, посреди пряного, звенящего тишиной южного леса. Звездный свет уколол глаза. И нежное, голубовато-зеленое, таинственное мерцание — светились грибы, облепившие над головой старую, обросшую зеленым мхом корягу.

Прошлое поправить нельзя, настоящее — можно…