Культурные особенности (СИ) - Зарубин Александр - Страница 83

У околицы их впервые остановили — старый, раздолбанный грузовик влетел с ходу в толпу, замер, дребезжа пробитыми скатами и взорвался, плеснув по сторонам потоком огня и серого, чадящего дыма. Строй разорвался, атакующие заметались, потеряв порядок — как курицы, кто-куда. От домов грянул залп, потом еще один. С полдюжины фигур упало — черными кучами, тенями, на фоне рыжего огня.

Седобородый, кряжистый деревенский мужик — поселковый кузнец удовлетворенно хмыкнул, передернул затвор ружья и крикнул, прислонив ладонь к рту, сыновьям — не теряться, мол…

— Не робей, таким мы еще надаем…

И упал, булькнув кровью из пробитого горла. Упал и умер, не окончив фразы. Разметалась по песку борода, на ходу меняя цвет — из белого в алый. Сбоку, от рощи, фигуры защитников были ясно видны — черные тени, контуры в слепящем прожекторном свете. Уарра-воин передернул затвор ружья и — быстро, почти не целясь — послал еще пять пуль. Пять теней сложились и рухнули — пятнами мрака во тьму. Пять человек упали. В воздух рванул женский крик — яростный, потом истошный, потерянный плач. Тут же затерявшийся, забитый грозным боевым кличем нападавших.

Уарра перевернул оружие, поцеловал подаренный Абимом оптический прицел и скользнул от обреченного дома прочь, бросив в коммуникатор на ходу.

— Западный сектор чист… Кванто кхорне…

Латинист, Станислав Лаудон так и не лег в ту ночь. Вначале дела, потом праздник на площади, где местные его быстро и непринужденно припахали поработать за пианиста, потом мелкая Маар. Девчонку таки устроили отцу Вениамину в школу. И пошло — объясни мелкой лесной бестии, что такое школа, зачем нужна, и кого там надо слушаться. И посему нельзя представляться законной женой Эрвина Штакельберга, да. Последнее произносилось задрав нос, гордо, со всеми четкими туземными огласовками. То есть с коротким горловым щелком в начале, означающим «Неопределенно — будущее время» и сочащейся оптимизмом руладой «но никуда не денется» в конце, И поди объясни, что сделает со всеми этими нюансами универсальный, флотского образца, переводчик. Полностью автоматический и тупой, как полено. Когда заревели моторы вдали — Станислав даже обрадовался. Подумал сперва, что Эрвин вернулся — его «неопределенно-будущая» жена, пусть сам с ней и разбирается…

Но потом сквозь рев моторов пришло таканье — тупое и резкое. И женский крик — рванул воздух, взвился и оборвался бульканьем на высокой ноте. Заскрипел, закачался дом, с крыши за шиворот посыпались острые белые щепки. Станислав вздрогнул и — как был, с места рванул на улицу — куда глаза глядят, прочь, подальше отсюда. И Маар подхватить не забыл, схватил за плечо, дернул — резко, до боли в плече и жалобного, протестующего вопля. Выволок на улицу. За спиной — грохот и оглушительный треск. Рухнула крыша. Острая щепка скользнула, оцарапала шею. Станислав вытер кровь и замер, поняв, что торчит посреди улицы как последний дурак… А штурмовики идут по околицам — на разных сторонах, по двое, все одинаковые. Высокие шляпы и дикие темной ночью очки. А на ремнях — короткие, странные здесь автоматы. Еще кто-то выскочил на улицу вслед за Станиславом. Бестолково, прямо под ноги штурмовикам.

Станислав оружия от роду не носил. Во-первых, преподавателю латыни оно не нужно, во-вторых, людям на то и дан язык, чтобы договариваться, разве нет?

— Нет, — подумал про себя Станислав, глядя, как легко перечёркивает человека автоматная очередь.

Заревел двигатель, истошно взвыли тормоза. Из за угла вылетела машина — поселковый, разбитый в хлам грузовик с крестом и деревянным коробом вместо капота. Развернулся — с ходу, кузов закрутило и занесло. Штурмовики попрыгали кто куда, мигом утратив вальяжность. Один не успел — бампер зацепил его в полете, смял и кулем бросил вниз. Взвыли тормоза — опять, истошным, яростным кличем. Машина замерла — на миг. Мама Кураж за рулем — махнула рукой, закричала — резко, не выбирая выражений. Грянули выстрелы, от капота отлетела белая, острая щепа.

Станислав встряхнулся и — резко, откуда силы взялись — закинул мелкую Маар в кузов. Запрыгнул сам. По ржавому бамперу — россыпь искр, ярких, злобных огней. Штурмовики опомнились, открыли огонь. Грузовик рванул с места — резко, плюнув черным дымом из-под колес. Станислав едва успел перевалить через борт. Машина исчезла за углом, прежде, чем парни в черных очках успели поправить прицелы.

Они пролетели площадь — газ в пол, на полном ходу, под визг и грохот покрышек. Стрелки на джипах не успели ни спрыгнуть, ни перевести огонь — тяжелый трехосный грузовик вылетел прямо на них из облака пыли. Лязгнула сталь, машину подкинуло и занесло. Разлетелся деревянный капот — на куски, резко, бросив Станиславу в лицо облако белой острой щепы. Страшным, протяжным тоном — лязг смятой, раздираемой бампером жести. И бульканье из кресла рядом — тихое, страшное, горловое… Мир на глазах пошел кругом, полосами желтого и рыжего света, каруселью дымных полос — машину закрутило и занесло… Станислав — не понимая, что делает — потянулся через сидение, выпрямил руль… Пальцы скользнули — баранка в руках, стала почему-то такой липкой. На кресле рядом хрипела и билась мама Кураж. Кровь лилась — с пробитого горла. Очередь в упор… Станислав рванул руль опять — влево, уводя машину от столкновения. Свернул в переулок — руль плясал и бился в руках, задний бампер лязгнул, снеся нарядный, увитый яркими цветами палисадник. Еще поворот. Штурмовики бежали, «скорпионы» в руках стучали яростно, густо, длинными очередями. Напротив — школа, высокий бревенчатый дом. И из окон в лицо били яркие, злые вспышки.

— Дети… в кузове… Уходи… — хрипела мама Кураж, пытаясь удержать руль мертвеющими уже, непослушными пальцами.

— Куда? — огрызнулся Станислав. Горький дым плеснул, затянул мир вокруг пеленой.

— Налево. Дай руль… — конец фразы утонул в кровавом, булькающем кашле.

Станислав прислушался — и впрямь, слева, сквозь рев мотора, треск пламени, крики и глухой лай автоматных очередей — долетал другой звук. Сухой и резкий, четкий, как хруст раздираемой на части газеты. Знакомый по лесным блужданиям звук. «Коммандо» Яго вступило в бой, ведя огонь, как привыкли — залпами, через равные интервалы. Пуля провизжала у виска. Сзади, из кузова донесся крик — испуганный, дикий.

Станислав вывернул руль налево, молясь про себя — лишь бы не пробило скат, лишь бы нога хрипящей рядом мамы Кураж не соскочила с педали газа.

Не пробило.

Не соскочила.

Пронесло.

В буквальном смысле — пронесло. По улице на полном ходу мимо горящих домов, дикарей и стреляющих вслед автоматов. До упора, окраины, той, где Эрвин утром этого дня ставил ангар из таркианского пластика. Люди Яго засели рядом, ведя вдоль улицы точный, но частый огонь. Машина пролетела их строй и остановилась, качаясь на рессорах и гремя издырявленным, рваным железом. Яго что-то крикнул, Эви махнула рукой, приподнявшись на миг из укрытия… Движок затих. Стрельба на миг замерла. Станислав спрыгнул вниз — и услышал мерную, глухую капель. С кабины и бампера вниз срывались, звеня по земле, частые алые капли.

Эви уже запрыгнула внутрь, высаживая одну за другой вывезенных в кузове беженцев. Много, Станислав аж обмер, поняв, кого они везли. Дети. Кто-то ругался, кто-то плакал и надрывно стонал — зацепило.

Стрельба взревела опять. Спереди — от улиц и с боков. Яркие плети трассеров забились, пластая воздух. Все ближе и ближе. Сходились в кольцо.

Яго передернул затвор, сплюнул и крикнул своим — отходим.

Махнул рукой на ангар, тот, что Эрвин поставил утром.

«Говорят, этот пластик пуля не берет. Хорошо бы…. А то бежать, в любом случае некуда», — подумал Станислав, ныряя внутрь, под серый пластиковый свод.

Яго зашел последним, замер на миг, огляделся — все, мол? Эви кивнула ему — да, все. Захлопнулась дверь…

Вовремя…

Командиру штурмовой группы надоело ждать, он пошел на хитрость — пустил на Яго с холма снятый с тормозов грузовик. Старый, туземный, реквизированный в ближайшем дворе. Рычаг на вторую, кирпич на педаль — и машина рванулась вниз, исправно прогрохотав сотню метров. Прежде, чем грянул взрыв.