Катакомбы (Волны Черного моря - 4) - Катаев Валентин Петрович - Страница 88

• Предыдущая
• 88/113
• Следующая

Весь охваченный счастьем и гордостью, Петя совсем забыл, что Матрена Терентьевна показывала ему маленькую старую фотографию и называла его папу "Петя".

- Товарищ Бачей, - сказала Матрена Терентьевна тонким голосом, - мне очень приятно. (Ей хотелось сказать: "Вы меня, наверное, не помните, я Мотя", но она не сказала этого.) Мне очень приятно. У вас такой чудесный мальчик! Мы его все очень полюбили. Такой чудеснейший ребенок, терпеливый... И я очень, очень рада...

Она не договорила и ушла помогать по хозяйству Раисе Львовне, которая на двух примусах вдохновенно готовила "парадный обед" в честь соединения отрядов, но не выдержала и скоро вернулась назад.

- Вы меня, наверное, не помните, - сказала она Петру Васильевичу.

- Позвольте-ка, позвольте... - пробормотал он вдруг, пораженный ее голосом.

В пещере было почти темно. Она взяла с камня коптилку и приблизила к своему лицу.

- Мотя? - нерешительно спросил Бачей.

- Не узнали?

Теперь он ее узнал.

- Мотя! - воскликнул он. - И ты здесь!

- А як же, - сказала она, смеясь сквозь слезы. - Где вы - там и я.

- Сколько лет, сколько зим!

- Много, Петя, много, - вздохнула она.

- Дай же на тебя посмотреть, дружок.

И пионер Петя, к крайнему своему удивлению, увидел, как его папа подошел к Матрене Терентьевне, обнял ее за плечи, и они поцеловались.

- Такие-то дела, Мотя. Как же ты поживаешь? Все время в Одессе?

- Да. А вы, Петя? Все время в Москве? Я слышала - у вас красавица жена... Хотя я про вашу жизнь знаю почти все от вашего мальчика. У вас есть еще две девочки? А у меня, кроме Валентины, еще двое хлопцев. Ну, они уже совсем взрослые. В армии. Воюют. И мой супруг тоже вместе с ними воюет. Вы моего Акима помните?

- Боже мой! Еще бы! Аким Перепелицкий! Старый боевой товарищ! Все такой же богатырь?

- И даже стал еще больше представительный! Усы как у Тараса Шевченко, с гордой улыбкой сказала Матрена Терентьевна. - Он у меня теперь командует кавалерийским полком... Если еще жив, - прибавила она, вытирая рукавом глаза. - А как ваша тетечка?

- Перед самой войной получил от нее письмо из Варшавы. Несчастная женщина!

- И не говори! Едва ли она там выживет... Ну, пока извините, всего не переговоришь. Еще будет время, если позволит обстановка. А пока я побежала... Я здесь вроде хозяйки-стряпухи.

И Матрена Терентьевна исчезла в одном из штреков, откуда тянуло горьким чадом подгорелого подсолнечного масла.

К Петру Васильевичу подошел Колесничук.

- Ну, представитель румыно-американской нефтяной компании, как дела? Нашла-таки ваша компания под Одессой высокооктановую нефть чи нет? - И Колесничук заливался детским смехом, чихая и кашляя от кухонного чада и вытирая рукавом слезы.

- Моя компания, как видишь, таки нашла кое-что под Одессой, в районе села Усатово, - говорил, посмеиваясь, Петр Васильевич. - А ты лучше расскажи, как ты знаменито коммерсовал в магазине "Жоржъ". Где ж твои усы? Эх ты, трассант несчастный! Тоже мне негоциант!.. Покажи свои бронзовые векселя!

- Пусть они сгорят, - мрачно говорил Колесничук.

- Нет, Жорочка, - не унимался Петр Васильевич, - дожил до седых волос, а до сих пор не знаешь, что такое вексельное право!

- Я знаю, но я забыл. Можешь представить - просто-таки забыл!

- Так не суйся в капиталисты.

- Я и не совался.

- Ой, совался!

- Отстань!

- Нет, ты совался, Жорочка, и вот печальные результаты.

- Это меня Гавриил Семенович подвел.

- С больной головы на здоровую?

- Ей-богу, он! Если бы не этот чертяка, разве бы я стал пачкаться?

- Оставь, Жорочка! Все ясно. Тебя одолела жадность. И ты на старости лет решил заделаться крупным магнатом капитализма. Тебе с детства не давали спать лавры братьев Пташниковых.

- Ну что ты меня мучишь, ей-богу! - плачущим голосом не сказал, а как-то тоскливо пропел Колесничук. - Что ты терзаешь мою душу?

Тем временем Дружинин, Черноиваненко, Стрельбицкий и Синичкин-Железный сидели на каменных тумбах перед каменным столом и выясняли отношения. Это был серьезный мужской разговор, лишенный сантиментов, суровый, без улыбок.

- У вас есть что-нибудь острое, какой-нибудь ножичек или лучше всего лезвие безопасной бритвы? - спросил Дружинин.

- Найдется.

Черноиваненко пошарил у себя на столе и придвинул Дружинину старое лезвие, служащее для затачивания карандашей. Дружинин, кряхтя, стал раздеваться. Он расстегнул пояс, снял кожаное пальто, задрал гимнастерку, вытащил из-под штанов подрубленный край голубой майки и стал осторожно его подпарывать. Он вытащил квадратик тончайшего шелка, на котором было напечатано служебное удостоверение на имя Дружинина, с голубой треугольной печатью.

- Вас это устраивает?

- Вот это меня вполне устраивает. Добре! - весело сказал Черноиваненко, пожимая руку Дружинину. - Товарищ Синичкин-Железный, ознакомьтесь.

Синичкин-Железный приблизил к глазам удостоверение, долго его рассматривал, поворачивая и так и этак, и, наконец, вернул Дружинину.

- Годится, - сказал он, закашлявшись и вытирая липкий пот с костлявого лба.

- Извините, что пришлось побеспокоить, - сказал Черноиваненко.

- Ничего. Такая работа.

- Да, работка, что и говорить, хлопотливая.

Черноиваненко азартно потирал руки, морщил нос и оживленно блестел глазами. Он был чрезвычайно доволен, что этот симпатичный молодой человек оказался действительно Дружининым. Теперь все было очень хорошо, лучше не надо.

- Поработаем вместе!

46. ОЖИДАНИЕ

Четвертые сутки над степью бушевал норд-ост. Мутное, грифельное небо сливалось с мутной, грифельной степью, и там, где они сливались, - на горизонте - эта сгущенная муть чернела особенно зловеще. Ручейки снега бежали по извилинам почвы, перегоняли друг друга, скрещивались и расходились. Снег наполнял замерзшие колеи дорог, накапливался в складках балок. Черная степь медленно белела. Было градусов одиннадцать холода. Не так уж много. Но в открытой степи, при страшном северо-восточном ветре, который резал, как бритва, мороз казался нестерпимым.

Дружинин долго и терпеливо дожидался такой погоды.

Снег заметает следы, в три часа начинаются сумерки, быстро настает бесконечная непроглядная декабрьская ночь, путевые обходчики и патрули железнодорожной охраны предпочитают как можно реже выходить на линию.

• Предыдущая
• 88/113
• Следующая